– Понятно, – после долгой паузы подытожил я, – значит, ты хочешь начать новую жизнь.
Ситуация в очередной раз непредвиденно осложнилась. Теперь на меня свалилась еще и морально возрождающаяся личность.
– Может быть, тебе белошвейкой стать? – с надеждой спросил я, – у меня есть знакомый портной, мы с ним договоримся.
– У меня слабое зрение, – ответила она, – я шить не смогу.
– Тогда тебе нужно выйти замуж, – решил я проблему, невольно глядя на ее капот, скрывающий под широкими складками роскошное тело. – Подыщем жениха…
– Я дала Господу обет больше не грешить плотью.
– А… – невольно протянул я, теперь понимая ее непонятную для меня сдержанность. – Ну, тогда я не знаю, что делать. Если только гувернанткой в имение. Ты ведь по-французски хорошо знаешь?
– Да и музыке обучалась, только кто меня в гувернантки возьмет?!
В этом она была права, ни одна нормальная женщина и на выстрел не подпустит ее к мужу. А пойти воспитательницей детей к вдовцу тоже нельзя, тотчас начнет приставать. Надо сказать, что от Юли и сейчас, после того, что она сказала о своем обете, исходила такая мощная сексуальность, что пробирала меня даже с похмелья.
– Ты твердо решила больше никогда… ну, не быть с мужчинами?
– Я же сказала, что обет дала.
– А забрать его назад никак нельзя?
– Как это? – удивилась она.
– Ну, сама дала, сама забрала. Я думаю, что ты без мужчин быстро сама соскучишься.
– Никогда! – решительно подняла подбородок молодая женщина. – Не любы мне они! Скотство и грех! Я и к тебе, князь, душой прислонилась только потому, что ты был нежен ко мне,
– Так ты и от меня теперь шарахаешься.
– Ты ведь сам говорил, что жену любишь и хочешь быть ей верным!
– Говорил, – уныло подтвердил я, промолчав, что это ее в нашу первую ночь почему-то не остановило.
– Ладно, хочешь с нами ехать, поехали, только я не знаю, что тебе потом делать. У меня жизнь беспокойная, ни кола, ни двора. Да и уехать насовсем из ваших краев я могу в любую минуту.
– Знаю, Сильвия Джулиановна мне говорила…
– Что она говорила? – тотчас насторожился я.
– То, что ты не можешь жить на одном месте и человек не простой.
– А она не говорила, откуда такое про меня знает?
– Нет.
– Хорошо. Коли тебе с нами ехать приспичило, нужно и тебя в подорожную грамоту вписать.
Порядка получения подорожных документов я не знал и решил, что самое простое будет обратиться напрямую к мздалюбивому столоначальнику Рутепову. По дороге в полицейское управление, я обдумывал возможности выбраться из города, в случае если нарвусь на внимательного, добросовестного стражника. Тогда же и мелькнула мысль зря не рисковать, а выехать из Питера в женском платье.
В Городском полицейском управлении, как и давеча, наблюдалась активная суета. Туда и обратно сновали курьеры, чиновники носились с бумагами, отмахиваясь от докучливых посетителей.
Я входил в эту цитадель правопорядка безо всякой опаски: это, как мне казалось, было последнее место, где меня могли задержать. Здесь всем было недосуг не только работать, но и смотреть по сторонам. К тому же оперативными разработками занимались филеры и низшие чины, а не цвет полицейского департамента.
Мой знакомый Рутепов как всегда проносился мимо посетителей быстрее урагана, но видел и подмечал все. Меня он узнал с первого взгляда и, поздоровавшись на бегу, обещал тотчас вернуться.
Теперь, когда мы были почти приятели, я следил за его броуновским движением без прошлого раздражения, замечая в нем определенный смысл и последовательность.
Бегая будто без толку, он одновременно окучивал нескольких посетителей, давая им возможность вначале прийти в отчаянье, потом, созрев, упасть в его ласковые руки.
– Еще нужны паспорта? – весело спросил он, на мгновение останавливаясь около меня.
– Нужны, – сказал я, и этим выбил столоначальника из колеи.
– Много? – поинтересовался он, решив, что я пошутил.
– Пару, – ответил я, – и срочно. Надеюсь, ваш Автоном Иванович в добром здравии?
– Что ему сделается, – ответил Рутепов. – Вчерашние паспорта уже потеряли?
– Мне нужно для других персон, – ответил я, улыбкой подтверждая, что понял шутку. И незаметно сунул ему загодя написанные «тексты», в которые завернул два сотенных билета. – И подорожные на все персоны до Владимирской губернии.
– На богомолье едете? – спросил столоначальник и, не дождавшись ответа, исчез в лабиринтах власти.
Я подошел к окну и в ожидании решения своего вопроса рассеяно смотрел, как по грязной после дождя улице идут пешеходы.
Однако долго любоваться на это увлекательное зрелище мне не пришлось, материализовавшись из пустоты, передо мной возник все тот же Рутепов и сунул в руку пачку бумаг.
– Всегда рады помочь, – послышалось издалека.
«Если бы все так работали, – мы непременно стали первой державой в мире», – подумал я, направляясь в обратный путь.
Столоначальник так завел меня своей неиссякаемой энергетикой что, едва ступив на порог, я набросился на Ивана:
– Коляску привез?
– Какую коляску? – хладнокровно спросил он.
– Нашу, ты ведь утром обещал!
– Чего обещал?
– Вот проездные документы, можно выезжать.
– Так скоро, – сказал он и покосился на свою вдовушку, которой мои слова определенно не понравились.
– Чего еще ждать, – без прежнего пыла сказал я, понимая, что им предстоит расставаться. – Нужно спешить, пока стоит хорошая погода.
Варвара, ничего не сказав, закусила кончики платка и быстро вышла из комнаты.
– Ну, чего это ты, Алексей Григорьевич, горячку порешь, – укоризненно сказал Иван. – Было бы куда спешить. Живет твоя Алевтина в монастыре, не тужит, куда ее с места срывать?…
– Ты это серьезно? – спросил я. – Так сильно влюбился?
– Кто? – опять завел шарманку Иван, делая вид, что не понимает самых ясных вопросов.
– Ну, не я же. Может быть, ты вообще здесь останешься? Паспорт у тебя есть, заживете по-семейному.
– Скажешь тоже, – смутился солдат. – Варвара женщина хорошая, добрая, себя блюдет, кто бы спорил. Жаль только, что не из наших.
Все было правильно. У каждого, как всегда бывает, имелась собственная правда и собственная судьба. И как ты ни пытайся ее обмануть, все равно ничего путного из этого не выйдет. Та же Варвара постареет лет через десять, а Иван останется таким, как и сейчас, – вот и новая причина для личной трагедии.
Мы с ней были совсем мало знакомы, хорошо если перекинулись десятком, другим фраз, но мне было понятно, как ей больно, не успев обрести, вновь потерять, может быть, того единственного, кто был дарован ей жизнью.
– Давай назначим отъезд на послезавтра, – просительно сказал Иван, пряча глаза. – А то так сразу…
– Хорошо, – согласился я. – Пусть будет послезавтра. Я успею приготовить себе новую одежду.

Глава шестнадцатая

Около Московской заставы было светопреставление. На менее трех десятков экипажей самого разного класса и калибра, от украшенных гербами карет, до крестьянских подвод загородили всю дорогу. Господа ругались со своими кучерами, дамы выглядывая из окошек карет, махали платочками и понукали нерадивых, беспомощных, по их мнению, мужей, гужевики пытались проехать без очереди, а со стороны Петербурга подъезжали все новые экипажи.
Мне было интересно узнать, в чем причина такой странной толкучки, но выйти из своей коляски и пройти вперед посмотреть, что делается около самого шлагбаума, я не решался.
Мы с Юлией сидели в коляске и обмахивались веерами. Виной тому была не жара, а комары, вылетевшие на утреннюю охоту.
– Не видишь, что там делается? – не удержался спросить я Ивана, пытающегося рассмотреть причину задержки, стоя на облучке.
– Проверяют выезжающих, – ответил он, опускаясь на свое кучерское место.
В столице было достаточно людей, которыми могла интересоваться полиция, но тревожная интуиция подсказывала, что дело не обошлось и без моего участия. Я лишний раз похвалил себя за предусмотрительность и уселся в самой, что ни на есть естественной девичьей позе.
Узнать в стройной, модно одетой барышне разыскиваемого преступника, как мне казалось, было почти невозможно.
Для этого я надел новое, купленное накануне за двести рублей платье, и обул изящные туфельки на высоких каблуках.
Как ни медленно продвигался затор, через полчаса мы оказались довольно близко от шлагбаума, и теперь мне стало видно, как будочники проверяют отбывающих из столицы.
С первого взгляда было трудно понять, что или кого они, собственно, ищут,
Почему– то в съезжую избу, видимо на разборку, повели высокого, тучного человека мещанской наружности, следом -малорослого возчика. Я почти совсем успокоился, решив, что ищут не меня, а кого-то другого, когда из съезжей вышел знакомый мне полицейский прапорщик с обвязанной платком головой. Вид у него был совсем не героический, он напоминал француза, бегущего из-под Москвы.
– Не знаете, сударь, почему такая задержка? – спросила Юлия молодого офицера остановившегося возле нашей коляски.
– Ищут опасного государственного преступника, – ответил он со всей значительностью, на которую был способен, и поглядел на красавицу, что называется, орлом.
– Какой ужас! – красиво испугалась Юля. – Откуда же здесь такой преступник?
Видно было, что молодой человек этого не знает, но, боясь утратить внимание прекрасной незнакомки, он мужественно насупил брови и небрежно бросил:
– Вам, сударыня, бояться решительно нечего. Считайте, что его уже поймали.
– Кого – его? – поинтересовалась спутница красавицы, то есть я.
– Как кого, – удивился офицер, – конечно, преступника!
Ответ был совершенно исчерпывающий, и я потерял интерес к разговору. Однако молодой человек так не думал и продолжал стоять около нашей подножки, придумывая, что бы еще сказать.
– Позвольте, если будет опасность, пожертвовать ради вас своей жизнью! – наконец воскликнул он.
– Но вы же меня совсем не знаете! – ответила Юлия, потупив глазки.
– Тогда позвольте представиться, – щелкнул каблуками офицер, – прапорщик Аркадий Семидольный.
– Простите, чего семи? – ехидно спросил я.
– Дольный, это значит что у всех в нашем роду семь долей! – гордо сказал он.
– А это хорошо или плохо? – поинтересовалась Юлия, не спеша называть свое новое имя.
– Думаю, что хорошо, – как мне показалось, не очень уверено ответил прапорщик. – Семь долей лучше, чем одна.
Разговор опять зачах, и молодой человек сделал отчаянную попытку его оживить:
– А мы с приятелем едем в отпуск, в родительское имение. А вы куда изволите вояжировать?
– На моление, – ответила Юлия, хотя ей было наказано с незнакомыми людьми не разговаривать, – поклониться иконе Владимирской Божьей матери.
– Так вы вояжируете во Владимир! – чрезвычайно обрадовался прапорщик. – Какая неслыханная удача, мы тоже едем во Владимирскую губернию!
– Право, не может быть! – чему-то обрадовалась Юлия, хотя всего несколько дней назад дала суровый обет.
– Никакой удачи в этом нет, – вмешался в разговор я, – мы будем ехать очень медленно и одни.
– Почему, Лизонька? – удивилась Юля. – Молодые люди составят нам компанию. Как же ехать без мужской защиты?
Мне очень захотелось если не пнуть, то хотя бы по-девичьи ущипнуть товарку. Если к нам привяжутся этот прапорщик со своим приятелем, то как им потом им объяснять, почему после заставы я из девушки вдруг превратился в юношу. От меня обе заинтересованные стороны ждали ответ и получили его:
– Ты уже забыла про свой обет?
– Ах, да! – сказала чаровница, состроив виноватую гримасу. – Конечно, нет, как ты могла такое подумать!
– Что за обет? – спросил прапорщик.
– Мария (так по документам именовалась теперь Юлия, у меня же был паспорт на имя Елизаветы Мустафиной) приняла обет никогда не выходить замуж! – объяснил я.
– Так вас зовут Мария? Как Матерь Божью, – благоговейно произнес Семидольный. А это мой приятель Александр Полибин, – представил он подошедшего к коляске краснощекого молодого человека с погонами поручика. – Позвольте, вам рекомендовать.
Полибин неловко поклонился и залился краской смущения.
– Барышни едут поклониться иконе Владимирской Божьей матери! – порадовал он смущенного приятеля. – Если они позволят, мы сможем их сопровождать!
Я открыл было рот решительно отказать молодым людям в такой чести, но не успел, наша коляска подъехала к полосатому шлагбауму. Подошел караульный и потребовал паспорта и подорожную грамоту.
За надежность документов я был спокоен, но меня смутил подошедший к будке мой знакомый полицейский. Судя по тому, как у него было обвернуто платком лицо, я сломал ему челюсть. К тому же у него оказалась сильнейшая гематома окружившая оба глаза. В синюшном обрамлении его светлые глаза казались льдинками, которыми он сверлил всех, на кого обращал внимание.
К счастью, в присутствии Юлии можно было не опасаться, что мужчины будут внимательно рассматривать кого-либо кроме нее, и я, не потеряв естественности, небрежно смотрел по сторонам, демонстративно не обращая внимания на изувеченного полицейского офицера.
Впрочем, небрежение оказалось взаимным. Он только слегка царапнул меня взглядом и отошел к следующему за нами экипажу.
Наконец с формальностями было покончено, и перед нами подняли шлагбаум. Иван встряхнул вожжами, и опасная для пребывания столица осталась позади. Наших офицеров еще не выпустили, и мы могли разговаривать без опаски.
– Прощай, Петербург! – патетически воскликнула Юлия, оборачиваясь назад, то ли для того, чтобы последний раз полюбоваться на Московскую заставу, то ли посмотреть, не догоняют ли нас кавалеры.
– Ты что это вытворяешь! – возмутился я. – Как ты себе представляешь ехать с ними вместе две недели! Они же поймут, что я не женщина!
– По-моему, Лизонька, тебе быть девушкой очень идет!
– Это точно! – ехидно засмеялся Иван. – Походишь в юбках, ничего с тобой не случится!
– Пока нас не догнали, сверни в первый же проселок, – не на шутку рассердившись, приказал я Ивану. – Ты понимаешь, каково тебе придется везти двух женщине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39