Такой психотип, видимо, не мог найти себе применения ни в крестьянстве, ни в ремесленничестве. Такие люди, если получалось, уходили в казаки, если нет, превращались в обитателей городского дна, или занимались разбоем на большой дороге.
Когда все было кончено, в сени вошел предводитель. Он скользнул взглядом по сторонам и приказал поднять офицеров на ноги. Наши спутники были растерзаны, но держались мужественно.
– Вам это даром не пройдет, – сказал Полибин хозяину, стряхивая с плеча руку одного из нападавших.
Аркадий просто гневно смотрел на предводителя, прикусив от бессильной ярости до крови губу. Однако человека с половиной лица это ни мало не смутило. Он повернулся к пленникам спиной и бросил через плечо своим помощникам:
– Посадите пока их в подвал, а женщин отведите в левую башню. И глаз с них не спускать. Кто до меня прикоснется к ним, – он кивнул на нас с Юлией, – убью на месте. Вам тоже достанет ими потешиться.
Мне такой оборот дела совсем не понравился, но, как благонравная девица, я помолчал и не вступил в пререкания.
Офицеров подхватили под руки и потащили наружу, а нам приказали идти самим. Я пожал плечами и молча подчинился. Юля, всхлипывая, пошла следом за мной. Мы поднялись по очень крутой лестнице до самого верха дома и попали в небольшую шестиугольную комнату, с узкими окнами-бойницами на каждой стене. В ней была только одна лавка и небольшой стол, грубо срубленный из толстенных тесаных досок. Об удобствах проживающих здесь особенно не заботились.
Как только мы вошли, за нами тотчас закрыли дверь, и снаружи лязгнул засов. Я сразу же подошел к одному из окошек. Оно было узким, не больше пятнадцати сантиметров шириной, и из него открывался вид на небольшой участок двора и ворота. Пролезть сквозь него нельзя было и помыслить.
Оставив Юлю рыдать на лавке, я обошел все окна и, в первую очередь то, через которое был виден вход в дом. Нашей коляски там уже не было, как и коней офицеров. Иван тоже исчез: его, видимо, как и нас задержали.
– Что теперь с нами будет? – спросила Юлия, когда немного успокоилась.
– Не бойся, как-нибудь выкрутимся, – уверено ответил я, хотя сильно в этом сомневался. – Нам с тобой пока ничего не грозит.
– Они убьют Аркашу? – спросила Юля и вновь заплакала.
– Думаю, что нет, – соврал я. – Если бы хотели убить, то сделали бы это сразу.
– А кто эти люди, и что им от нас нужно?
– Обычные разбойники с большой дороги. Заманивают под разными предлогами путников и грабят.
– А мы с тобой им зачем?
На такой дурацкий вопрос я отвечать не стал.
– Покажи, что у тебя есть в ридикюле, – попросил я девушку.
Юля отдала мне свою парчовую сумочку в форме торбочки, и я высыпал все ее содержимое на лавку. К сожалению, почти ничего полезного в ней не оказалось. Однако кое-что, в частности шпильки, я отложил.
– А ты что ищешь? – спросила Юлия.
– Пока не знаю, но нам с тобой необходимо добыть оружие.
– Зачем? Мы скажем разбойникам, что едем на богомолье, и они нас отпустят? – сказала она, видимо, пытая так себя успокоить. – Ведь мы женщины и ничего плохого им не сделали!
Такое обобщение заставило меня невольно улыбнуться.
– Ты не против, если я поломаю твой черепаховый гребень? – спросил я товарку.
– А зачем его ломать? Он ведь почти новый!
– Сделаю из него нож, будет хоть какая-то защита.
– Нож, а как?
– Вот так, – ответил я, вставил край гребня в щель лавки и обломил его. Получилась узкая десятисантиметровая черепаховая пластина с острым концом. Если ею нанести сильный удар в шею или глаз, можно было серьезно поранить противника.
Потом в дело пошли шпильки сделанные из толстой проволоки. Я разогнул одну из них и попытался просунуть в дверную щель, чтобы отодвинуть задвижку. Юля, наблюдая за моими действиями, успокоилась и даже отпустила комплимент:
– Какая ты, Лизонька, умная, просто ужасть! – использовав просторечное слово, с восхищением сказала она.
Мне был непонятно, почему девушка называет меня женским именем даже тогда, когда мы бываем наедине.
– Почему ты называешь меня Лизой?
Юля задумалась, потом отвела глаза в сторону и созналась:
– Тогда мне не стыдно делать с тобой это.
– Почему? – продолжил я допрос, одновременно возясь с неподдающимся запором.
– Ведь я же дала обет! А если ты, ну, не мужчина, то это не грех. Потом мне очень нравится Аркаша, и я хочу выйти за него замуж.
– Ладно, с обетом ясно. А почему ты не хочешь делать это с ним?
– Мы ведь с ним мало знакомы, и потом, если он узнает, что я не… ну, ты понимаешь, он обо мне будет плохо думать и не захочет жениться.
– Тогда зачем сегодня ночью ты меня спровоцировала… извини, – поправился я, понимая, что она не может знать этого слова, – соблазнила?
– Потому что мне очень нравится делать это с тобой. Ты такой нежный, как… как, – она задумалась, подбирая слово, – как девушка! Ах, если бы можно было выйти за него замуж, а быть с тобой! Правда, было бы чудесно?! Лизонька, милая, если я выйду замуж, давайте жить все вместе!
– Сначала нужно выбраться отсюда, – прервал я романтические девичьи мечтания. – У меня ничего не получается, шпилька слишком тонкая Нужно придумать что-нибудь другое. Ну-ка, встань с лавки.
Юля послушалась, а я начал примеряться, как отодрать от лежанки доску. Как ни странно, но оказалось, что они прикреплены к остову не гвоздями, а деревянными шпонками. Я стал постукивать снизу по доске, и она начала медленно подниматься Оказывается, и в старину было довольно халтурщиков, использовавших для работы сырой материал. Теперь дерево высохло, и шпонки престали в нем держаться. Постепенно я выступал доску, и она оторвалась от лавки. Была она длиной немногим больше полутора метров, шириной сантиметров двадцать, толстая и тяжелая. Однако сил, чтобы ударить ей кого-нибудь по голове, у меня вполне хватало
– А для чего ты поломал лавку? – спросила Юля. – Как же мы теперь будем спать?
– Нормально, по очереди друг на друге, – совершенно серьезно ответил я.
– Ой, а я так никогда еще не спала, наверное это очень приятно?
– Сегодня ночью попробуем, – пообещал я, подумав: «Если нам представится такая удача».
Приготовив все возможные варианты оружия, я укрепил доску на старом месте и постучал в дверь.
– Чаво надо? – отозвался грубый голос.
– Ничаво! – передразнил я, караульного. – До ветра хочу.
– Не велено, – подумав, ответил сторож.
– Чего не велено, до ветра ходить?
– Не, выпускать не велено.
– А ты и не выпускай, а принеси парашу, мы и здесь как-нибудь управимся.
Караульный задумался, потом сказал:
– Погодите, я чичас.
Похоже, было на то, что для соблюдения нашей девичьей чести к нам приставили самого тупого и послушного разбойника.
– Лизонька, ты что-то задумала? – спросила меня Юля.
– Посмотрим, кто нас охраняет, к тому же мне очень хочется, – я задумался, как бы сказать поделикатнее, – оправится.
– Чего тебе хочется? – не поняла девушка.
– Того же, чего и тебе, – сердито ответил я.
– Я могу еще потерпеть, – поняв, о чем идет речь, – сказала она.
– А я не могу.
– А как ты будешь делать это при караульном, он же сразу догадается, что ты не совсем девушка?
– Я его выгоню из комнаты.
– А если он не захочет уйти? – лукаво спросила ненасытная служительница Венеры и Амура.
– У меня уйдет, как миленький, – пообещал я. – Иначе ему же хуже будет.
Мы стали ждать. Наконец минут через пять запыхавшийся голос сообщил, что сейчас отопрет дверь.
– Тебя только за смертью посылать, – обругал я здоровенного парня, внесшего в наш терем большую деревянную бадью.
Разбойник был одет в крестьянский армяк, подпоясанный мочальной веревкой, за который был заткнут дорогой седельный пистолет с золотой и серебряной насечкой.
– Так я почем знал, где парашу взять, – извиняющимся тоном сказал он.
– А где воду взять знаешь?
– Ну!
– А кувшин?
– У стряпухи?
– Правильно. Сходи к стряпухе, возьми у нее кувшин набери в него побольше теплой воды и принеси сюда, – судя по всем признакам, наш страж принадлежал к тем людям, которые умеют выполнять конкретные, четкие команды.
– Зачем? – вытаращил глаза сторож.
– Мыться будем.
– А вы чего, грязные?
– Грязные.
– А так с виду не скажешь, – удивленно сказал он и отправился за водой.
– Когда он вернется – будешь мыться, – сказал я Юлии.
– Зачем?
– Сама увидишь. Если мы сейчас не вырвемся отсюда, потом может быть поздно.
Девушка недоверчиво посмотрела на меня. Видно было, что ей непонятно, что я задумал.
– А почему, если я умоюсь, мы отсюда выйдем?
– Тебе нужно не умываться, ты разденешься догола и начнешь мыться полностью.
– Зачем? – повторила она, глядя на меня круглыми от удивления глазами
– Чтобы отвлечь внимание нашего сторожа.
– А почему…? – начала она, но я не дал ей договорить.
– Потом сама все увидишь!
– Мне уже начинать раздеваться? – послушно спросила она через минуту.
– Сначала давай перенесем бадью сюда, – указал я на дальнюю от дверей стену. – И веди себя естественно.
– Как вести себя? – переспросила она.
– Как будто тебе каждый день мужики помогают мыться. И сделай так, чтобы сторож не мог оторвать от тебя взгляда.
– А если он на меня набросится?
– Я постараюсь, чтобы не успел.
Выслушать новую порцию вопросов любознательной куртизанки я не успел. Послышались тяжелые шаги, и наш сторож вернулся с большим глиняным кувшином.
– Куда воду-то? – спросил он, входя в комнату.
– Поставь вон там, рядом с парашей. Мужик кивнул и опустил тяжелый сосуд на пол.
– Ну, я пойду, – сказал он, выпрямляясь. – Как помоетесь, позовете.
– Куда же ты пойдешь? – остановил я его. – А кто нам польет? Я такую тяжесть не подниму.
– А как же?… – начал свою серию вопросов очередной тормоз, но я не дал ему договорить.
– Погоди в сторонке, пока мы разденемся, и не подглядывай!
– Очень надо, – недовольно буркнул он, – что я, голых баб не видел?
– Давай, – кивнул я Юлии и отошел к лавке.
Она начала быстро раздеваться. Сторож, хотя и не интересовался голыми женщинами, но заставить себя совсем отвернуться не смог. Вполне реально косил глазом. Юля скинула платье и нижние юбки, осталась без ничего. Я уже видел ее в одежде Евы и то с трудом оторвал от нее взгляд. Наш мужик этого сделать не смог и подавно.
– Ну, чего пялишься, иди, поливай! – подогнал его я.
У бедолаги лицо налилось кровью, он тяжело дышал и как на шарнирах двинулся к обнаженной красавице.
– Это чего же? – непонятно о чем спросил он, оглядываясь на меня.
– Давай, давай, потом поможешь девушке спинку помыть!
От такой перспективы он окончательно сомлел. Однако пока послушно нагнулся за кувшином. Я приготовил свою доску, и когда он начал разгибаться, изо всех сил ударил его по затылку.
Крепкий череп здоровяка откликнулся глухим звуком, он сам подался вперед и упал к ногам взвизгнувшей красавицы. Вслед за тем кувшин стукнулся об пол и раскололся на части.
– Лизонька! – только и смогла воскликнуть Юля, отскакивая от растекающейся по полу лужи.
– Быстро одевайся, – приказал я, чтобы не оказаться в положении стражника.
Сам же бросился к поверженному мужику и схватил его за намокший рукав. Тело было таким тяжелым, что я с трудом выволок его на середину комнаты. Убивать добродушного разбойника у меня не было никакого желания, но и оставлять его просто так у себя в тылу было нельзя.
– А что мы с ним будем делать? – спросила Юлия, торопливо одеваясь.
– Нужно его связать, – рассеяно ответил я, шаря глазами по комнате и не представляя, какие путы годятся для такого амбала. Однако, как большей частью бывает в критических случаях, решение оказалось на поверхности.
Наш сторож обут был не в сапоги, а в поршни – примитивную обувь из сыромятной бычьей кожи с войлочным верхом, привязанную к голени ремешкам, поворозами . Ремешки были длинными и крепкими, их длины вполне хватило связать ему руки и ноги. Порвать тонкие сыромятные, врезающиеся в тело ремни, было невозможно, но чем черт не шутит, и для гарантии, я еще притянул его же холщовыми онучами руки к ногам.
Оглушенный сторож лежал ничком на полу и пока не шевелился, хотя пульс у него отчетливо прослушивался.
– Держи доску, – сказал я Юлии, – и если увидишь, что он сможет освободиться, бей его концом вот сюда, – показал я на основание черепа.
– Я боюсь с ним оставаться, возьми меня с собой, – умоляющим голосом попросила она
– Нельзя. Там, – я кивнул на дверь, – будет еще страшнее.
– А если ты не вернешься?
– Вернусь, куда я денусь, – пообещал я. – Тем более что у меня теперь есть пистолет!
Вид оружия ее немного успокоил. Вручив Юле доску, я обыскал карманы армяка сторожа и реквизировал рожок с порохом, мешочек с несколькими свинцовыми пулями и длинный нож со сточенным узким лезвием.
– Все, я пошел, – сказал я, сбрасывая проклятые туфли на высоком каблуке и засовывая концы подола за пояс платья.
– Какой ты смешной, – не удержалась от легкомысленного замечания девушка. – Ты не боишься, что про тебя плохо подумают?!
– Нет, не боюсь, – ответил я, выходя на маленькую площадку, на которой оканчивалась лестница.
Внизу было тихо, и я, приготовив пистолет, осторожно начал спускаться. Лестница была крутая, почти вертикальная, и идти вниз, нащупывая ногой ступени, было неудобно. Я боялся, что поскользнусь и загремлю вниз. Когда нас вели в башенку, то я заметил где-то на середине пути почти незаметную дверку в стене и теперь пытался ее разглядеть в полумраке. Я не знал, куда она выходит, но было понятно, что не в сени, где начались наши злоключения.
В прошлый раз здесь на лестнице было гораздо светлее, возможно оттого, что была открыта дверь внизу. Спустившись ступеней на пятнадцать, я начал обшаривать стены, чтобы не прозевать заинтересовавшую меня дверку. Однако пока руки нащупывали только грубо оструганную шершавую стену.
«Интересно, как сторож умудрился втащить по такой узкой лестнице большую бадью?» – подумал я.
Однако размышлять на посторонние темы было некогда. Пальцы нашли тонкий наличник дверки. Я засунул пистолет за пояс и, устроившись так, чтобы случайно не свалиться вниз, попытался ее открыть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39