Пусть все завидуют, какой у меня кавалер! Возьмите меня за руку…
Девушка вложила свои тонкие, прохладные пальчики мне в ладонь. Они слегка дрожали. Я инстинктивно стиснул их, стараясь не сделать ей больно.
– Будем танцевать котильон! Это быстрый танец, он вам подходит больше других.
Я как загипнотизированный подчинился ее напору. От девушки исходила какая-то нервная энергия, и это чувствовалось через прикосновение.
– Сначала поднимите мою руку, – начала она учить меня первому па, – и встаньте рядом. Теперь повернитесь ко мне лицом.
Я повернулся, и мы близко посмотрели друг на друга. Ее эмалевой голубизны глаза подернула влажная дымка. Я невольно встал к ней совсем близко, так, что мне показалось, почувствовал тепло ее полуобнаженной белоснежной груди, спрятанной и выставленной одновременно в раме темных кружев декольте. От девушки сладко пахло весенними цветами и еще чем-то непонятным, от чего у меня начала кружиться голова и одеревенело почти все тело.
– Поцелуй меня, пожалуйста, – жалобно попросила она.
Я, задыхаясь от желания, потянулся и поймал ее мягкие губы. Они раскрылись и жадно слились с моими. Поцелуй был таким долгим, что мы оба чуть не задохнулись, забыв, что нужно дышать. Она обвила мою шею руками, я обнял ее за голые плечи и гладил нежную женскую кожу.
– Ты просто чудесный, – прошептала Юлия мне в самое ухо, – я сразу поняла, что мы должны быть сегодня вместе. Я молилась, чтобы ты заметил меня.
– Ты мне понравилась с первого взгляда, – сказал я полуправду, в которую и сам почти поверил, не уточняя, почему отличил ее от других бывших в зале женщин.
– Хочешь, я стану Венерой? – спросила девушка, когда мы исчерпали все варианты с поцелуями и скромными прикосновениями.
– Хочу, – прерывистым шепотом ответил я, отпуская ее плечи, и отошел на шаг.
Юля изогнула стан и, сделав какое-то неуловимое движение руками, освободилось от платья, которое мягкими складками, словно темная пена упало к ее ногам.

Глава тринадцатая

Выбрался я из Юлиной комнаты только в половине двенадцатого ночи и то потому, что ждал встречи с таинственным Алексашкой. Несколько часов со жрицей любви пролетели как одно мгновение. Девушка была восхитительна.
Я так и не смог разобраться, кто она – внезапно влюбившаяся женщина или профессионалка высшего класса.
После наших «ярких» отношений никакого напряга, чувства вины перед женой у меня не возникло ни на минуту. Я как бы не изменял Але, а всего лишь помогал Юле, старшей дочери многодетного нищего чиновника, способствовавшей чадолюбивому папочке прокормить семью, заработать немного денег.
– Мы еще увидимся? – спросила она, когда мы, наконец, оторвались друг от друга.
– Не знаю, скорее всего, нет, – ответил я.
– Я два дня в неделю живу у родителей, – торопливо сказала Юля, кажется, неверно поняв мои сомнения по поводу возможной встречи. – Я могу снять маленькую квартирку. Там я буду только твоей, – заглядывая мне в глаза, сказала она.
Вот и пойми этих женщин, и разберись еще, кто кого покупает!
– Не в этом дело, – остановил я ее готовый вновь начаться порыв. – Я ведь тебе говорил, что женат…
– Я помню, и мне ничего от тебя не нужно…
– Моя жена в большой беде, я должен ее спасти…
– Пусть, – начала говорить Юля, но сумела подавить прорвавшуюся ревность к неведомой ей женщине, не досказала и прижалась ко мне своим великолепным телом.
Это был очень веский аргумент, но чувство долга возобладало, и я, торопливо поцеловав ее волосы, отстранился:
– Если удастся, я сегодня еще вернусь к тебе!
– Правда? – обрадовалась она, потом погрустнела. – Мадам может отправить меня к другому гостю…
– Скажешь ей, что я оплачу эту ночь.
– Это очень дорого!
– Я все-таки почти князь, – усмехнулся я. – Жди, а сейчас мне нужно идти.
Дом к полуночи был полон гостей. Похоже, что комендантский час на окраинах не очень соблюдался, хотя музыка звучала вполсилы и окна, несмотря на теплую погоду, были наглухо зашторены.
Я пошел разыскивать своего Остермана, но его не оказалось ни в буфетной, ни в курительной комнатах. Предположить, что он может отказаться от халявы и уехать, я не мог и продолжил поиски. Генрих Васильевич отыскался у карточного стола. Играл он в ломбер, теперь забытую карточную игру, которая велась между тремя игроками: когда двое играют против третьего. Эта игра возникла в XIV веке в Испании. В России она была особенно распространена при Екатерине II, но просуществовала еще лет восемьдесят.
Остерман был так сосредоточен, что лишь поднятой бровью показал, что видит меня. Он, кажется, был в большом выигрыше, во всяком случае, оба его противника явно нервничали и выглядели расстроенными.
Карты меня не интересовали, и я присел на кожаный диван, в ожидании, когда мой приятель освободится. Однако ему было так не до меня, что он ни разу даже не взглянул в мою сторону. Просидев без дела минут двадцать, я встал, намереваясь найти хозяйку и спросить, приехал ли вожделенный жулик Алексашки, когда она сама вошла в комнату, вслед за высоким полным человеком с рыхлым лицом, в безукоризненно сидящем фраке.
– Генерал, как же можно?! – громко, так что я услышал, сказала она ему в спину.
Тот, не повернув в ее сторону головы, подошел к столу, где в полном молчании шестеро гостей играли в вист. Хозяйка не пошла за ним, остановилась недалеко от входа и укоризненно, если не сказать гневно, смотрела на высокомерную спину.
Генерал не понравился мне с первого взгляда. У него была ноздреватая, бугристая кожа, рачьи глаза и подчеркнуто презрительные губы.
Я подошел к «турчанке». Она рассеяно посмотрела на меня, вымучено улыбнулась и собралась уже выйти, когда я окликнул ее:
– Сильвия Джулиановна, позвольте вас на два слова.
– Да, князь, слушаю вас, – повернулась она ко мне.
– Я хотел спросить, Александр Федорович, о котором вы упоминали, еще не пришел?
– Нет, – до невежливости кратко ответила она.
– У вас что-то случилось?
Женщина как будто узнающим взглядом посмотрела на меня и кивнула:
– Да, у одной из наших девушек сильный припадок. Боюсь, что она может умереть.
Связать ее преследование гостя и презрительно-независимую спину генерала с припадком у девушки было несложно, и я предложил свои услуги:
– Я немного разбираюсь в медицине и могу попытаться помочь…
– Правда, князь? – разом оживилась она. – Буду вам крайне признательна!
– Тогда пойдемте.
Мы поднялись на второй этаж, и Сильвия провела меня в комнату, напротив той, в которой мы были с Юлией. Эта комната была декорирована совсем по-другому, чем Юлина, под обитель монашки. Стены покрывали обои из темного золотисто-коричневого шелка, а постель напоминала собой могильную плиту, покрытую угольно-черными простынями. На этом траурном ложе было распростерто обнаженное ослепительно-белое тело.
– Подержите свечу, – попросил я хозяйку, подойдя вплотную к постели.
Вблизи стало видно, что девушку жестоко избили. У нее уже распухла щека, была разбита губа и, главное, один из ударов пришелся в область сердца.
– Откройте окно, ей нужен воздух, – попросил я Сильвию, – и прикажите принести льда.
Та отдала распоряжение двум жавшимся к стенам испуганным женщинам, видимо, горничным. Одна из них бросилась раздергивать плотные шторы, а вторая побежала за льдом.
Я приподнял голову больной и положил ее на подушку, потом проверил пульс. Он был нитевидный и неустойчивый. Казалось, вот-вот сердце остановится.
– Сейчас, одну минуту, – машинально сказал я, не зная, что собственно полагается делать в таком случае. Никаких валидолов и корвалолов еще не придумали. – У вас случайно нет настойки валерьяны или боярышника? – на всякий случай спросил я хозяйку.
– У меня есть нюхательные соли! – ответила она.
– Соли не помогут.
Действуя по наитию, я положил руки на грудь девушки и несколько раз сильно нажал, пытаясь сделать что-то вроде массажа сердца. Потом припал к ней ухом. Сердцебиение сделалось отчетливей. Я рискнул еще несколько раз нажать на грудь. Больная дернулась и глубоко, с присвистом несколько раз вздохнула. Похоже было, что нас с ней пронесло.
К этому времени прибежала посланная за льдом служанка и притащила его в серебряном ведерке для шампанского. Я попросил каких-нибудь тряпок и завернул ледяную крошку в поданные полотенца.
– Будете прикладывать к ушибам, – велел я помощницам, а сам сел на краю постели и, растопырив пальцы, начал прощупывать своим энергетическим полем сердце и грудь пострадавшей. По моим интуитивным ощущениям, ей становилось все лучше. Для закрепления успеха в лечении, я закрыл глаза, сосредоточился и начал «разгребать» последствия опасного для жизни удара.
Руки, как это обычно бывает, скоро устали, налились тяжестью, так что я с трудом удерживал их над телом, чтобы не касаться набухших, бежевых в теплом свете свечи сосков. Я уже почти кончал сеанс, когда дверь в комнату рывком, со стуком распахнулась и давешний генерал в своем прекрасно сидящем фраке, топая толстыми ногами, подошел к постели больной. Его нечистая, бугристая кожа, была влажна от пота, и до меня донесся резкий, неприятный запах. К тому же это господин был сильно пьян.
«Не тот ли это вонючий тип, про которого говорила Юлия», – подумал я.
Новый персонаж глядел на лежащую с закрытыми глазами обнаженную девушку и брезгливо кривил губы.
– Не издохла? – спросил он хозяйку, когда больная пошевелилась. – Жаль!
Я поднялся с постели и оказался прямо перед ним. Однако генерал не пожелал обратить на меня внимания, тем более что рядом с ним я выглядел совсем несерьезно, доходя макушкой разве что до его двойного, круглого подбородка.
– Прошу вас выйти отсюда, генерал! – сказала, вытягиваясь, как струна, Сильвия Джулиановна.
Тот, делая вид что, не слушает, жадно смотрел на лежащую женщину с вольно разбросанными ногами. Вытаращенные глаза его залоснились, и розовый язык похотливо облизал полные брезгливые губы.
– Я прошу вас выйти вон! – чеканя слова, повторила хозяйка.
– Молчать, шлюха! – рявкнул гость, почти не смиряя голоса.
Девушка, услышав его возглас, открыла глаза, увидела стоящего над ней мучителя, сжалась в комочек и попыталась отползти в дальний угол кровати.
Однако ужас, промелькнувший на ее лице, только усилил либидо генерала.
– Оставьте нас! – приказал он, и нимало не смущаясь присутствием посторонних, начал расстегивать пояс панталон.
– Вам лучше уйти отсюда, – не выдержав, вмешался я, понимая, что опять ввязываюсь в чужую историю и нарываюсь на пошлую ссору в борделе. Однако беззащитность женщин не оставляла мне другого выхода.
Генерал, будто впервые заметив меня, осмотрел с головы до ног, презрительно хрюкнул и, не сказав ни слова, отбросил меня в сторону. Длань у него была мощная, и я, как мячик, долетел до боковой стены, едва устояв на ногах. Теперь сомнения в правомочности вмешательства в ссору у меня прошли, со своим здравым смыслом я успешно справился и, защищая свою честь, мог делать все, что заблагорассудится.
– Ах ты, помойная вонючка! – воскликнул я, укрепляясь на ногах и поворачиваясь к противнику лицом.
По поводу запаха, я, кажется, попал в его самую больную точку. Генерал даже растерялся от неожиданности. Он никак не предполагал быть оскорбленным ничтожным юнцом инородного происхождения.
– Да, ты!… Как ты смеешь! – проговорил он, разом забывая про недавнее вожделение. – Да я тебя, наглеца!
Разговор делался каким-то односторонним. Как, собственно, и действия. Потная махина двинулась в мою сторону, намереваясь раздавить, как козявку. Однако я не стал дожидаться, когда наши неравные веса сойдутся в клинче, резво выхватил из ножен навязанную мне Остерманом шпажку и остановил продвижение противника точно попав ее острым концом в низ генеральского живота, в районе расстегнутых панталон.
Их превосходительство, напоровшись на острие, невольно отшатнулись назад.
– Убирайся вон, негодяй! – приказал я унижающе-бесстрастным тоном. – Иначе тебя вынесут отсюда вперед ногами.
Генерал дернулся, но я сделал шаг в его сторону, и он попятился. Похоже было на то, что воинское звание он получил, не маршируя в походах, а полируя столичный паркет во дворцах, – слишком испуганным был его взгляд, не отрывающийся от блестящего острия шпаги.
– Если ты чем-то недоволен, – продолжил я, – то можешь прислать своих секундантов.
Грозный гость пару раз со всхлипом вдохнул в серя воздух, почти так же, как немногим ранее избитая им девушка и, пятясь, вышел из комнаты.
– Ты меня еще вспомнишь, щенок! – послышалось из коридора, и быстро забухали удаляющиеся шаги.
Теперь, когда он исчез, в комнате воцарилась напряженная тишина. Потом по-детски горько заплакала избитая девушка.
– Свят, свят, – начала креститься одна из служанок. – Что же это Матвей Ипполитович такое делают!
– Полно, – устало сказала хозяйка. – В жизни всякое бывает. Лечите Дашу, а нам, князь, нужно переговорить.
Я вложил шпагу в ножны и с полупоклоном, пропустив вперед Сильвию Джулиановну, пошел следом за ней.
Она шла, не оборачиваясь, уверенная, что я не отстану. Миновав коридор с комнатами девушек, мы поднялись по узкой лестнице наверх, как мне показалось едва ли не на чердак, но оказались в роскошных апартаментах, обставленных очень дорогой мебелью.
– Садитесь, князь, – пригласила Сильвия, сама опускаясь в глубокое кресло, с ножками в виде львиных лап и резной спинкой.
Я сел, полуобернувшись в ее сторону.
– Как вам понравилась Юлия Давыдовна? – неожиданно для меня (я-то подумал, что речь зайдет о сиюминутных событиях), спросила «турчанка».
– Юлия – просто прелесть, совершенно замечательная девушка, – совершенно искренне сказал я.
– Я ее тоже люблю, – задумчиво сказала Сильвия, – но вам подарю с радостью.
– В каком смысле? – не понял я.
– В самом прямом, она крепостная.
– А как же папенька, коллежский регистратор?
– Это рассказ для публики. Она дочь распутного дворянина и горничной. Воспитание получила хорошее, а вольную отец дать ей не позаботился, умер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39