Лучше, чтобы вы безбоязненно затерялись среди гостей.Теперь, когда Хью оторвал глаза от ее лица, Одрис изучала его, но несколько более скрытно. Она испытывала странное беспокойство под его напряженным испытующим взглядом, который так отличался от страха в глазах суеверной челяди и от оценивающих, но безразличных взглядов тех, кто предлагал ей руку и желал убедиться, не слишком ли уродлива она, чтобы стать матерью их детей. Лицо Хью Лайкорна некоторые назвали бы безобразным: широко расставленные глаза над прямым носом, длинный подбородок, но в этом было и нечто чарующее, а его рот, нежный и выразительный, был почти красивым. Но еще более привлекательными были движения его тела и то, что Одрис прочла в его глазах.Любой претендент на ее руку сначала с жадностью изучался именно ею, а не дядей, так как тот лишь рассказывал о размерах оцененного состояния.— Но большинство гостей — это те… те поклонники, которых он привез с собой, готовые широко раскрыть рот на чужое, — заметила Одрис. — Я боюсь, что если скажу хотя бы слово, или кивну головой кому-нибудь из них, тут как тут окажется королевский священник и совершит обряд венчания еще до того, как я успею исчезнуть.— Нет, Одрис, он не сделает этого, — заверил ее Бруно. — Король Стефан и на самом деле думал, что тебя оставляли в девицах против твоей воли. Он даже намерен предоставить тебе выбор — необычайное снисхождение.— Не велик выбор, — презрительно отрезала Одрис. — Каждый из них так беден, что, наверное, имел бы дырки на рубахе, не заставь их король поставить латки. Затем ее взгляд и голос смягчились, и она обняла Бруно за талию, снова его поцеловав. — Он был добр к тебе, брат…— Не называй меня братом, Одрис…— Уже слишком поздно терзаться по этому поводу, — сказал Хью, — так как Одрис назвала тебя братом перед лицом короля. К тому же ты не должен это отрицать, так как…— Нет! — воскликнул Бруно негромко, но в голосе его чувствовалась сила. — Моя мать…— Замолчи, Бруно, — прервала его Одрис. — Я не хочу слушать снова эти глупые оправдания, и думаю, что Хью на моей стороне, а не на твоей.— Да, а также на стороне Джернейва и всех северных графов. Бруно, ты все же должен согласиться, что для Джернейва будет лучше остаться на попечении твоего дяди, чем если Одрис выдадут за Уорнера де Люзорса или за Генриха из Эссекса, или…— Да, я согласен, — прорычал Бруно. — Я пытался сказать королю, что его приближенные, которых он привел, — не лучший выбор для владения такой крепостью, как Джернейв. Он понял, что север не похож на юг. Что же касается Джернейва, то, как он, наверное, думает, править им должен северный барон, независимый по отношению к сэру Оливеру. Но все же, я не думаю, что он будет пытаться хитростью и обманом заставить Одрис выйти замуж…— Ему даже не надо пытаться это сделать, поскольку он считает, что имеет подходящего владельца Джернейва в твоем лице, Бруно. Нет, не перебивай меня. — Хью поднял руку. — Я не имею в виду какую-то подлую угрозу сэру Оливеру, но ты, Бруно, определенно должен понять, что твой дядя… — он отмел инстинктивный вялый протест Бруно отрицательным кивком головы и продолжил, — не молод. Если вдруг его свалит болезнь, а следующий владелец будет не такой честолюбивый, то ты будешь втянут в спор за титул владетеля Джернейва.— Бруно, перестань качать головой, — настаивала Одрис. — Я тебе и раньше говорила, что скорее передам правление Джернейвом тебе, чем мужу в образе какого-нибудь жадного борова, который отберет его у меня. Но, Хью, уверен ли ты, что король действительно отказался от мысли выдать меня замуж за одного из своих приближенных сегодня вечером или завтра? У Бруно столь добрая душа, что он верит первому встречному.— Одрис…— Я не отрицаю, что король не против иметь своего ставленника, осевшего в Джернейве, — ответил Хью на вопрос Одрис, как бы не замечая Бруно. — Но он сразу же прекратил говорить о вашем замужестве, как только вы назвали Бруно братом. Однако очень просто удостовериться, что это не ложь. Бруно и я лишь хотим убедить вас, Одрис: вы не одиноки. Доводы Бруно могут вызвать сомнения, но я не думаю, что меня можно подозревать в желании услужить сэру Оливеру.— Кстати, о сэре Оливере, Одрис, — заметил Бруно с кривой усмешкой, — сейчас он зверем смотрит на меня. Я думаю, тебе лучше пойти и переодеться.— Мы пройдем с вами до входа в башню, — предложил Хью, — и подождем внизу, пока вы не выйдете. Вам не следует ни о чем беспокоиться.Одрис отступила и взяла Хью за руку.— Спасибо вам, — нежно сказала она, — ваша забота обо мне милосердна и великодушна, незнакомец.— Для меня вы не чужая, Одрис, — серьезно ответил Хью. — Бруно мой друг, а вы называете его братом. Я обязан заботиться о вас. — Он замялся, затем улыбнулся. — Разве не должен единорог защищать белокурую девушку?— Единорог, — повторила Одрис, — мой единорог.Затем она вспомнила про начатый ею гобелен: единорога, приветствовавшего девушку в башне, и слабый холодок пробежал по коже, когда она вспомнила, как сама говорила, что в картине нет ничего, кроме безобидного вымысла. Еще одно предсказание? Она не отпускала руку Хью до ступенек лестницы, ведущей в башню, а когда оглянулась, поднявшись на седьмую ступеньку, то увидела, что он все еще стоит, наблюдая за ней. Она улыбнулась ему, удивляясь яркой красоте его голубых глаз и недоумевая, почему она в самом начале решила, что он безобразен. Глава VII В тишине своей комнаты Одрис некоторое время пристально рассматривала работу на ткацком станке, и тут легкая дрожь пробежала по ее телу. Глаза у единорога на картине были такими же ярко-голубыми, как и у Хью. Она резко обернулась и увидела, что Фрита уже открыла сундук и вынимала из него платья и накидки на ее выбор. Одрис не заметила, чтобы служанка покидала большой зал, но не была удивлена. Явно Фрита слыхала, как дядя приказал ей одеться подобающе. Холодок страха проник в душу Одрис. Фрита, конечно же, считала: быть хозяйкой замка — великая честь, однако Одрис от всей души желала отдать Джернейв своему дяде и освободить себя от неминуемой опасности стать игрушкой в чьих-то руках.Она начала разбирать выложенную одежду, но тут одна мысль заставила ее сжать губы. Никакой небрежности, — предупредила себя Одрис. Она должна показать, что ей ни в чем не отказывают, но также и не выглядеть чересчур роскошно, дабы не возбудить аппетит у тех, кто хочет набить мошну и счел ее за подарок. Одновременно возникло еще одно желание — приковать к себе взор голубых глаз, глядящих на нее, а не на мощный замок. Одрис не сомневалась, что интерес, который проявил к ней Хью, не имел ничего общего с ее состоянием. Да и шансов попасть в претенденты на место мужа наследницы у него не было. Если бы у него было хоть небольшое состояние или доступ ко двору, то в его возрасте он уже вполне мог быть посвящен в рыцари, но без богатства и без влиятельной поддержки Хью не мог рассчитывать на предложение вступить с ней в брак. Оба это знали, и потому его восхищение — или какое-то другое испытываемое им чувство — было адресовано именно ей.Одрис улыбнулась и с возрастающим интересом поглядела на наряды, выбрав, наконец, платье из тонкой шерсти неяркого розового цвета. Общепринятое предпочтение отдавалось ярким цветам, но она знала, что на их фоне не будут заметны ее светлые глаза и волосы. В отличие от рабочей одежды, которую Фрита сняла с нее, это платье было богато расшито повторяющимся узором из золотых нитей вокруг глубокого декольте в виде буквы V и плечевых швов, а также вокруг непомерно широких обшлагов длинных рукавов. Так как платье было с глубоким вырезом, Одрис пришлось снять свою простую сорочку и заменить ее на более тонкую. Эта сорочка также была расшита узором вокруг ворота, а вдоль краев длинных рукавов имелись украшения в виде шести узких золотых полосок. Надетые на руки, они сложились так, что полоски шитья выглядели подобно блестящим браслетам и выделялись под широким рукавом платья.Фрита помогла одеть на госпожу сорочку и ослабила шнурок, стягивающий горловину нарядного платья. В качестве повседневной одежды Одрис предпочитала более теплые длинную нижнюю тунику и короткую верхнюю, так как эти вещи, достаточно просторные, обеспечивали свободу движений и, чтобы не мешали при ходьбе, затягивались обычным поясом. Торжественный наряд — совсем иное дело, тут было не обойтись без посторонней помощи: его надо было пригнать по фигуре с помощью шнурков на спине.Одень Одрис такой наряд, когда она впервые предстала перед королем, он никогда не назвал бы ее «дитя», а затяни Фрита шнурки, и стало бы ясно, что Одрис — довольно взрослая девушка, пусть даже и небольшая ростом. Стали заметны ее полные груди, высокие и упругие, узкая талия и округлые бедра. Эти достоинства еще сильнее подчеркивались тяжелым золотым поясом, охватывающим ее талию и завязанным сзади изящным узлом. Глазу, заинтригованному глубоким расшитым золотом декольте и золотым поясом, без сомнения, предстала бы вся женская зрелость Одрис.Наконец, Фрита расплела косы Одрис, причесала ей волосы и заплела их снова, перевив их золотыми лентами. Концы кос были уложены в золоченые кожаные чехлы, украшенные маленькими жемчужинками. Одрис не нуждалась в накладных волосах или других уловках, позволяющих увеличить толщину: у нее были густые длинные до колен и волнистые волосы. Служанка широко улыбнулась и мягко захлопала в ладоши, выражая свое удовольствие от вида госпожи, затем принесла кусочек металла, отполированный до зеркального блеска, чтобы Одрис посмотрелась в него и оценила ее усилия. Одрис вздохнула и улыбнулась. Не потому, что она не хотела испортить настроение Фриты, а из-за радости, вызванной своим отражением.Обычно Одрис ждала, пока тетя позовет ее сойти вниз, однако из-за того, что ей пришлось бы скоро прерваться, она не захотела вновь приступить к работе и провела слишком много времени, ничего не делая, предавшись беспокойным раздумьям. Одрис попросила Фриту принести ее голубой плащ, также расшитый по краям орнаментом, застегнула его на шее золотой брошью и отпустила Фриту до того времени пока не подойдет время ложиться спать. Снизу донеслись мужские голоса, но Одрис узнала их и решительно сошла вниз, до предпоследней ступеньки. Здесь она остановилась. Ожидавшие обсуждали создавшееся в стране положение и как поняла Одрис отнюдь не радужное, поэтому ее полные губы сжались в тонкую полоску.— Боюсь, что Дэвид опять вторгнется, не так уж долго осталось ждать, — говорил Хью. — Слишком уж будет велик соблазн отхватить другую часть Нортумбрии, как он это сделал с Карлайлом.— Ты хочешь сказать, что нам угрожают шотландцы? — беспокойно спросила Одрис, ступив на последнюю ступеньку.Мужчины повернулись к ней, а затем, не прекращая беседу, все трое двинулись по направлению к месту пиршества.— Сейчас опасности нет, молодая леди, — сказал Хью, и Бруно тут же добавил:— Будь спокойна, Одрис.Затем, заметив, что Хью, по всей видимости, не торопится вступить в беседу, продолжил:— Хью боится, что мир, достигнутый королем Стефаном, долго не продержится, но я уверен: Стефан знает о соблазне Дэвида. И не потому ли он договорился с принцем Генрихом сопровождать его обратно в Англию? Я не считаю, что Дэвид нарушит перемирие, когда сын его во власти Стефана.— Но Генрих не объявлен заложником, так? — спросил Хью. — Это значит, что он может найти какую-либо причину и в любой момент покинуть двор.— Есть такая опасность, — согласился Бруно, — но, насколько мне известно, король приказал всячески угождать Генриху. Да и как Стефан назовет его заложником, если Генрих дал присягу от имени Хантингтона и получил титул графа?Одрис с хмурым видом слушала этот разговор.— Нет, я не это имела в виду, — вмешалась она. — Я хочу знать, вернутся ли шотландцы обратно в наши горы.— Воины ушли, — ответил Бруно, — разве что остались отставшие войска. — Тут он испугался: — Одрис, а ты все еще гуляешь по горам в одиночестве? Как мой дядя может это допустить? С тобой все, что угодно, может случиться.— Ну что со мной может случиться? — спросила Одрис, весело смеясь. — На мили вокруг не найдется никого, кто бы меня не знал, и никто из них не причинит мне вреда. Это ведь не дороги Англии, по которым каждый час проходит сотня странников. — Она крепко взяла Бруно за руку. — Пойдем, брат, не хмурься. Почти всегда я беру с собой Фриту…— Немую! — воскликнул Бруно. — Да она и не пикнет, если вдруг что с тобой случится.Одрис снова рассмеялась.— Зато я закричу, а Фрита очень сильна. Не брани меня, братец. Годами мне не приходилось встречать в наших местах незнакомого человека. А когда гуляю по утесам, пастухи все время перекликаются, указывая, где я нахожусь. Если меня долго не видно, кто-нибудь из них отправляется на поиски, так что потеряться мне не дадут.Хью слушал все это не проронив ни звука. Сначала его сильно поразил изменившийся вид переодетой Одрис. Когда он в первый раз увидел ее, то она показалась бледной и внушающей жалость. Но теперь ему пришло в голову, что она как чаша из тонкого молочного стекла, наполненная красным вином. Одрис, подобно этой чаше, пылала изнутри, но красота ее была столь хрупкой и нежной, что, имей даже он на это право, то боялся бы до нее дотронуться, опасаясь разбить вдребезги. Пока эти мысли проносились в его голове, она и Бруно спорили о небезопасных скитаниях по горам.— Одрис, тебе нельзя забираться… — Бруно, по-видимому, был не в состоянии докончить предложение и взорвался: — Проклятье на мою голову, и зачем я учил тебя лазить по скалам!Его восклицание прозвучало как раз в тот момент, когда они входили в зал.— Помолчи, — зашептала Одрис, — ты только привлечешь к нам внимание, что нежелательно.Но предупреждение последовало слишком поздно. Горестное восклицание Бруно заставило оглядеться вокруг Уорнера де Люзорса, самого красивого и самого бедного из юных придворных Стефана. Люзорс не мог слышать, о чем шла речь, но сумел поймать взгляд Одрис, которым та обвела все вокруг, а также заметил недовольное выражение ее лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76