И сейчас я уже не могу вызволить вас из этой ситуации. Но я могу проследить, чтобы ваша жизнь протекала здесь получше, если вы будете следовать моим указаниям.
И снова она кивнула.
– Вы слышали ответ полковника Холлиса на мой вопрос. Были ли его слова правдивы, по вашему мнению?
– Да.
– Вам известно, что такое электрошок?
– Думаю, да.
– Прекрасно. Итак, следующий вопрос, мисс Родз. Вы с полковником Холлисом беседовали с генералом Остином в его коттедже позавчера вечером?
– Да.
– В разговоре участвовал коммандер Пул, а также вы беседовали с ним еще раз возле дома ветеранов сегодня утром?
– Да.
– Обсуждались ли при этом планы побега или какой-либо спасательной операции.
– Нет.
– Нет? Что ж, посмотрим, сколько «пропущенных мячей» зафиксирует детектор лжи во время вашего допроса. Завтра утром из Москвы сюда прибудут двое следователей. Один из них – специалист по детектору лжи и наркотикам. Ваше общение с этим человеком может продлиться несколько недель, и, не считая легкого похмелья, вызванного препаратами, ничего неприятного с вами не случится. Второго следователя называют электромонтером. Он в основном обитает в подвалах Лубянки и часто видит такое, от чего всех нас троих стошнило бы. К счастью для вас, выбор за вами, а не за мной.
– Мы уже сделали выбор, – заявила Лиза.
Буров долго и пристально смотрел ей в глаза.
– Интересно, что случилось с вашей непреклонностью?
– Что станется с майором Додсоном? – спросил Холлис.
– О, вы же знаете, это вне моей компетенции.
– Почему? Кто же тогда руководит данным объектом?
– Вы должны понять, полковник Холлис, что Додсон, помимо того, что совершил проступок, караемый смертью, слишком много увидел по дороге отсюда в Москву. И ему совершенно не стоит об этом рассказывать своим соотечественникам. Этот человек будет казнен.
– Когда?
– Завтра утром.
Холлис резко встал.
– Вы... – начал он, но тут один из охранников схватил Сэма сзади за плечи и резко опустил на стул.
– Мы просто не имеем права допустить, чтобы люди пытались бежать отсюда, – сказал Буров. – Это может все погубить. Всех нас. Мир во всем мире. А также и американцев, находящихся здесь. Ведь их переправят куда-нибудь в другое место и, возможно, расстреляют. Вы понимаете, насколько это серьезно?
– Я понимаю одно, – ответил Холлис, – если бы побег Додсона удался, то расстреляли бы вас. Я также понимаю систему, которая высоко ценит жестокость и использует террор в качестве инструмента власти.
– И то же самое делаю я, – спокойно подтвердил Буров. – Но подобные методы здесь использовались всегда, Холлис, еще с царских времен. Я навожу страх на подчиненных мне людей, а Лубянка, в свою очередь, наводит страх на меня. Террор порождает террор. И что же? Это действует. Я ценю свою голову, а голова майора Додсона не представляет для меня такой ценности. К тому же у меня есть семья, о которой надо заботиться.
– А вы не можете просто заключить в тюрьму Додсона? – спросила Лиза.
– Нет. Мы должны публично расстрелять его в назидание другим.
– Если вы убьете его, то у вас могут возникнуть здесь неприятности, – произнес Холлис.
– Да что вы говорите? Вы слышали об этом? Хорошо, вы можете передать вашим соотечественникам, что если они только подумают о том, чтобы устроить какую-либо заваруху, я расстреляю столько их жен и подружек, сколько понадобится. Так вы передадите им это, полковник Холлис?
– Обязательно, полковник Буров. Однако я подумал и о ваших соотечественниках. Об этих молодых курсантах. Что станется с их новой американской чувствительностью под воздействием подобной экзекуции?
– Не пытайтесь подловить или испугать меня, Холлис. На моих курсантов казнь Додсона не повлияет никоим образом. И даже те, кто был знаком с ним, не прольют ни единой слезинки. Вот так!
– Я прошу вас обдумать все возможные последствия своих действий, полковник Буров. – Холлис глубоко вздохнул и спросил: – Мы можем идти?
– Через минуту. Я хочу, чтобы вы немедленно сообщили вашему так называемому комитету о завтрашней казни. Да, это будет публичная казнь. Она состоится в восемь часов утра на футбольном поле. Можете передать мои слова всем. И у любого, кто не явится, расстреляют жену. Для каждой женщины, не явившейся на казнь, это будет самоубийством. Дети могут не приходить. На казни будут присутствовать двести хорошо вооруженных пограничников. Передайте это генералу Остину. И давайте постараемся избежать завтра бойни. Хорошо?
– Будет ли казнен кто-нибудь еще?
– Да. Еще десять человек. Сейчас майора Додсона допрашивают относительно его соучастников. Если он их не назовет, я выберу десять человек наугад, включая женщин. И не надо жалеть их. Они знали правила. Я уверен, что еще по крайней мере десять лет не будет других попыток побега отсюда. Желаю всего хорошего.
Лиза и Холлис встали.
– Сегодня вечером вы пойдете на празднование Хэллоуина. Завтра в восемь часов утра весь лагерь соберется на футбольном поле, несмотря на похмелье. Теперь можете идти.
Они шли к дому ветеранов иностранных воин.
– Черт бы побрал этого ублюдка! – выругался Холлис. – Сукин сын! Он все понимает. Он понимает разницу между правым и неправым, между добром и злом и выбирает неправду и зло! Здесь просто индустрия зла. У него есть семья, которую надо кормить. Ты веришь ему? Я знал, что услышу все это. Боже мой!
– Успокойся, Сэм, – говорила Лиза. – Пойдем. Пойдем отсюда. Завтра... завтра будут волнения? Мятеж?
– Не знаю. Я знаю одно: шестьсот безоружных мужчин и женщин не имеют никаких шансов против двухсот вооруженных пограничников.
– Но ты можешь каким-нибудь образом поднять мятеж?
– Может быть... Но... правильно ли подстрекать к мятежу, который закончится бойней?
Они приближались к дому ветеранов, ярко освещенному праздничными огнями.
– Все равно. Нас ведь ожидает допрос на детекторе лжи. Мы не успеем даже войти туда, как у нас уже будет по два пропущенных мяча, – сказала Лиза.
– Похоже, мы валимся в какую-то бездну.
Сэм понимал, что не сможет уберечь Сурикова. А ведь тот еще не выбрался из страны. Он не сможет умолчать о том, что три тысячи выпускников «школы обаяния» скоро будут разоблачены, что Айлеви не намеревается вызволить отсюда нескольких американцев и представить их всему миру. Он не сможет больше водить Бурова за нос, значит, вскоре лагерь эвакуируют. КГБ предупредит об опасности три тысячи своих агентов в Америке, а последние пропавшие без вести американцы будут потеряны навсегда.
– Сэм, две американки покончили здесь с собой, – прошептала Лиза.
Холлис не откликнулся на эти слова.
– Сэм... завтра мы увидим, как одиннадцать здоровых мужчин и женщин умрут страшной смертью. Потом нас начнут целыми неделями допрашивать. Мы рискуем никогда не выйти отсюда. И ты знаешь это.
И снова Холлис промолчал.
– Я думаю... что если мы отправимся сегодня ночью в постель... и просто уснем... вместе... ты и я... уснем навсегда. Не будет ли так лучше для нас? В объятиях друг друга? У них тут газовые обогреватели... – добавила она.
Сэм взглянул на нее. С первой секунды их встречи он полностью отвечал за ее судьбу. А теперь она пыталась взять свою и его жизни в свои руки. И он ответил:
– Я не предсказываю, что мы встретим еще множество рассветов. Но этот рассвет мы увидим. Вместе. И больше я даже слышать ничего не желаю об этом.
– Прости меня... я не хочу ничего делать без тебя... но нас ждет такая долгая ночь.
– Может быть, во время этой долгой ночи мы найдем ответы на все вопросы.

Часть V
Если живешь бок о бок с драконом, изволь с ним считаться.
Джон Р.Р.Толкин
Глава 37
Сэз Айлеви надел широкий плащ, взял «дипломат» и вышел из номера на двенадцатом этаже отеля, расположенного в здании Международного центра торговли.
Он вышел в просторный, отделанный мрамором холл, где, как ему показалось, было чересчур многолюдно. Айлеви услышал сзади громкий крик и быстро обернулся. В противоположном конце двое мужчин в дорогих костюмах заломили руки здоровенному парню и прижали его спиной к каменной колонне. Один из нападавших орал по-русски:
– Мы из ЦРУ! Вы арестованы, Юрий Сергунов!
Здоровый парень Сергунов приемом каратэ вырубил нападавших в считанные секунды и даже успел выстрелить в одного из них. Алая кровь растекалась по рубашке церэушника. Находящиеся поблизости люди с воплями разбежались в разные стороны. Сергунов, размахивая пистолетом, ринулся к стеклянным дверям. Он двинул ногой швейцара и исчез в ночи.
– Стой! – раздался чей-то крик.
Церэушник, упавший после удара каратэ, поднялся на ноги и заорал:
– Вы что, не в состоянии объяснить этому кретину, как изобразить удар? Он чуть не сломал мне шею!
Какой-то мужчина обратился к Айлеви:
– Вы говорите по-английски?
– Да.
– Вообще-то, они обязаны объявлять о таких вещах, как вы думаете?
– Там висит объявление.
– Но оно написано по-русски.
– Так и кино снимается тоже русское, – резонно заметил Айлеви.
– Вы можете это прочесть?
– Отчасти. Что-то напоминающее просьбу снисходительно отнестись к сцене со стрельбой.
– А что это за кино? Напоминает фильм о полицейских и ворах.
– Это фильм о шпионах, – ответил Айлеви. – Парень, который смылся, наверняка герой. Полагаю, он из КГБ.
– Что вы говорите! Здесь совсем иной подход к вещам.
– Здесь Россия, – напомнил ему Айлеви.
– А кто те, другие двое парней. Надеюсь, они не из МИ-6?
– Нет. Они из ЦРУ.
– А... – протянул англичанин и на какое-то время задумался. – Похоже, эти ребята из ЦРУ попытались арестовать парня из КГБ. И они не могут сделать этого в России.
– Было бы неплохо, если бы им это удалось. Но подразумевается, что действие происходит в Америке. «Мосфильм» использует здание в качестве декорации. Я уже встречал этот отель, наверное, в десятке фильмов.
– И русским не надоело видеть одно и то же место? – рассмеялся англичанин.
– Русским не надоедает ничего, кроме работы, дружище.
– Ваша правда. Что ж, хоть будет что рассказать дома. Знаете, не успел я выйти из лифта, как буквально был ошарашен всем этим.
Режиссер начал снимать второй дубль этой сцены. Сэз не горел желанием увидеть, как человек из ЦРУ получает две пули в кишки.
– Всего хорошего, – сказал он англичанину. – Мне пора.
Он направился к торговому пассажу и вошел в ювелирный магазин. Сэз внимательно рассматривал нитки янтарных бус. Какой-то американец, стоявший рядом с Айлеви, сказал своей жене:
– Если бы простой народ смог увидеть этот магазин, то снова поднялось бы вооруженное восстание.
Айлеви выбрал бусы, подошел с ними к кассе и предъявил кредитную карточку на имя Торнтона Бернса. Затем отправился в супермаркет и купил там несколько швейцарских шоколадок, американскую жвачку и финскую карамель. После этого Сэз прошел в зал, где находилось бюро «Интуриста». Он достал паспорт, визу, авиабилеты и сказал по-английски:
– Мне бы хотелось подтвердить мой вертолетный рейс до Шереметьева и перелет до Хельсинки.
Привлекательная блондинка внимательно изучила его документы.
– Да, все в порядке. Что тут подтверждать? – ответила она. – Ваш вертолет уже здесь, мистер Бернс. Он отбывает через четверть часа. Ваш багаж уже находится в автобусе Аэрофлота. Счастливого пути.
– Благодарю вас. – Айлеви вышел из Международного центра торговли и увидел ожидавший его микроавтобус. В нем уже находились трое пассажиров. Сэз кивком головы поприветствовал своих попутчиков и занял место. На часах было 9.30.
Человек, сидевший впереди Айлеви, спросил:
– Американец?
– Да.
– Можно ли поверить в вертолетное обслуживание в Москве! – улыбнулся мужчина. – Когда я приезжал сюда пять лет назад, такого еще не было.
– Я не могу поверить даже в этот отель. Он почти соответствует мировым стандартам, – добавил другой пассажир.
Все рассмеялись.
Микроавтобус развернулся и двинулся к вертолетной площадке, находившейся неподалеку от Международного центра торговли. Оказалось, что все четверо вылетают в 22.45 рейсом «Финэйр» до Хельсинки. Это был последний рейс на Запад в этот вечер.
– Я всегда отлично себя чувствую, покидая эту страну. Я так часто целовал посадочную полосу в Хельсинки, что мои губы почернели от гудрона, – говорил один из пассажиров.
Минут через пять автобус подкатил к вертолету Ми-28. Эта машина была быстра, удобна и надежна. В этом Сэза заверили. Ми-28 обслуживал советскую армию, а Аэрофлот пользовался этими вертолетами для перевозки высокопоставленных особ.
Водитель микроавтобуса перегрузил багаж в вертолет, за что получил щедрые чаевые.
Айлеви уселся прямо позади пилота. Место второго пилота, как это обычно бывало во время коротких перелетов до Шереметьева, пустовало.
Трое других пассажиров заняли свои места.
– В это время суток мы могли бы добраться до Шереметьева на такси за полчаса. Наверное, русские считают нас чокнутыми. Мы ведь тратим такие деньги лишь для того, чтобы проделать этот путь не за полчаса, а за десять минут, – сказал один из них.
– Они знают, как отобрать у нас «зеленые». Пройдет десяток лет, и вы увидите на улице Горького множество обдираловок, торгующих на свободно конвертируемую валюту.
Вертолет начал подниматься. Айлеви нагнулся вперед и посмотрел на приборную доску.
– Вы говорите по-английски? – спросил он пилота.
– Что? – оглянулся тот.
– Английский язык?
– Нет.
Айлеви кивнул и, откинувшись на своем сиденье, обратился к соседу:
– Топлива полные баки.
Капитан О'Ши удовлетворенно кивнул.
«Пока все идет как надо, – подумал Сэз. – Всего один пилот. Полные баки горючего». Он и еще двое американцев – капитан О'Ши и Берт Миллз – вылетели в Хельсинки на прошлой неделе и теперь вернулись в Москву с новыми паспортами и поддельными советскими визами. Официально они находились за пределами страны, поэтому, случись что, у посольства возникли бы кое-какие проблемы.
За спиной Айлеви сидел Билл Бреннан, прибывший прямо из отпуска.
– Мне хочется поблагодарить вас за то, что вы дали мне возможность сравнять счет, – сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57