Или пушки, или масло. Некоторые советские люди не могут себе позволить ни того, ни другого.
– Половина нашего государственного бюджета и шестьдесят процентов их... невероятное богатство угрохано на все эти ракетные и противоракетные установки.
– Сейчас в Вашингтоне полагают, что мы окончательно истощили их ресурсы, – произнес Сэм. – Напрочь забудьте все, что я вам говорил об этом объекте.
Лиза растерянно кивнула.
Небо опять стало мрачным и серым, и на ветровое стекло упали первые капли дождя. В воздухе витала атмосфера какой-то мрачной угнетенности, и все это завладевало разумом, сердцем и душой.
– Попав на эти равнины, я, кажется, начинаю понимать легендарную славянскую меланхолию, – сказала Лиза.
– Да, однако летом вокруг бескрайние поля гигантских подсолнечников. И они снова заставили бы вас почувствовать себя легко.
– Да? – Она посмотрела на него, словно этими словами Сэм Холлис выразил намного больше, чем хотел сказать. – Летом вы обязательно покажете мне их.
– Хорошо.
Холлис вдруг резко повернул «Жигули» на грязную проселочную дорогу.
– Что случилось?
– Ничего.
Остановив «Жигули» в перелеске, Холлис взял с заднего сиденья чемоданчик, достал из него полевой бинокль и вышел из автомобиля. Лиза последовала за ним. Они взобрались на поросшую редкой травой горку и сели на корточки. Сэм навел бинокль на тянущуюся внизу длинную прямую автостраду и произнес:
– Похоже, мы одни.
– А в Штатах мужчины говорят так: «Не хотите ли отправиться куда-нибудь, где мы могли бы остаться одни?», – заметила Лиза. – Здесь же они говорят: «Похоже, мы одни» или «Похоже, у нас компания».
– Взгляните вокруг, – он протянул бинокль Лизе.
Она навела бинокль на восточный горизонт.
– Москва... Я вижу башни Кремля.
– Это происходило совсем недалеко отсюда, – произнес он.
– Что?
– Я говорю о том, как далеко дошла немецкая армия. Это тоже было осенью. Немецкие разведчики сообщили, что в полевые бинокли могут разглядеть кремлевские башни.
Лиза взглянула на него с любопытством.
– Немцы уже считали войну оконченной, – говорил Холлис. – Они ведь подошли совсем близко к Москве. А потом Господь Бог, которого, наверное, не волновала ни та, ни другая армия, перетянул чашу весов на сторону русских. Очень рано пошел снег, и снегопад становился все сильнее и сильнее. Немцы замерзали, их танки застревали. Красная Армия немного передохнула, собралась с силами и атаковала немцев в этих сугробах. А через три с половиной года русские вошли в Берлин. Временами я пытаюсь понять эту страну и этот народ. Порой я восхищаюсь тем, что они совершили, иногда же просто презираю их за то, что они не могут сделать. Хотя иногда кажется, что они больше похожи на нас, чем мы думаем. У русских такой же широкий размах, как у нас, и душа кочевника, и они так же гордятся своими достижениями. В них та же прямота и открытость характера, которую совершенно невозможно встретить в Европе или Азии, но она довольно сильно напоминает Америку. Они хотят быть первыми во всем, хотят иметь свое собственное "я", хотят быть «номером первым». Тем не менее, может быть только один номер первый, а следующий номер – второй.
Они спустились с холма, сели в машину и через несколько минут снова выехали на автостраду Минск-Москва.
Лиза поглядывала на Холлиса. Ей очень хотелось вернуться к тому разговору, который он начал на холме, но она знала, что лучше этого не делать. Она понимала, что такой человек, как Сэм, способен на случайные вспышки откровенности, однако он не хотел бы превращать подобный разговор в диалог.
– Как пахнет...
– Как?
– Землей. В Москве вы этого не почувствуете.
– Да, – согласился он, – такого там не почувствуешь.
Она разглядывала в окно русскую провинцию, прислушивалась к тишине поздней осени, вдыхала запахи влажной, плодородной земли.
– Вот она, Россия, Сэм. Не Москва и не Ленинград. Россия. Не могли бы мы остановиться в этой деревне?
– Думаю, вас это разочарует, – тихо ответил он.
– Ну, пожалуйста. У нас ведь больше не будет такой возможности.
– Может быть, позднее... если хватит времени. Обещаю.
– Мы найдем время, – улыбнулась она.
Они продолжали ехать в приятной тишине, два человека в машине, отрезанные от посольства, города, от всего мира... одни.
Время от времени Холлис поглядывал на нее, и они улыбались друг другу. Он решил, что симпатичен ей, поскольку она понимала, что нравится ему. Наконец он заговорил:
– А я верю этому парню.
– Да что мы знаем о нем? О его семье, доме, о том, как он умер? Они убили его. – И, помолчав, спросила: – Это опасно, Сэм?
– Очень.
– А почему вы взяли с собой меня?
– У меня создалось впечатление, что вы задумались обо всей этой грязи. И мне показалось, что это поможет вам убедиться в ваших убеждениях.
– Но я... у меня нет опыта.
– Вы же «поклонница шпионов», – улыбнулся он. – Вот и появилась возможность немножко приобщиться к таким делам.
– Вы используете меня как приманку, полковник. – Она добродушно ткнула его в бок. – До вашего вопроса вы никогда даже не подозревали, что – я поклонница шпионов.
– Правильно. Вот видите, вы рассуждаете как сотрудник спецслужб. – Холлис посмотрел на часы, затем взглянул на спидометр и в зеркальце заднего обзора.
– Холлис, вы один из тех мужчин, которые используют как приманку эмансипированных женщин? – спросила она. – Так вот, я из тех женщин, которые полагают, что ни в чем не уступают мужчинам.
– Мисс Родз, речь идет не о социологическом эксперименте, не о личных материях. Я решил, что вы можете оказаться полезной, и к тому же вы – неплохое прикрытие.
– О'кей.
– И прекрасная компания, – добавил Холлис.
– Благодарю вас.
«Жигуленок» был одной из немногих частных машин на шоссе, но Холлис понимал, что он привлечет к себе гораздо меньшее внимание, нежели американский «форд» с дипломатическими номерами. Он также решил, что они с Лизой могли бы сойти за каких-нибудь Ивана и Ирину, выехавших на воскресную прогулку за город.
– Вы, наверное, обнаружили, что я не настолько интересен, как показалось на первый взгляд, – сказал Холлис.
– Как раз наоборот. Просто я весьма обеспокоена этим грязным делом. Сидя в офисе прошлой ночью, до того как позвонил Грег Фишер, я думала о том, что наши страны снова близки к союзничеству. Гласность и все такое прочее... Понимаете?
– Вполне.
– И я сказала себе: «Господи, пожалуйста, на этот раз больше не допусти ни Афганистана, ни корейского самолета, ни Ника Данилоффа».
– Это похоже на молитву о том, чтобы исчезли смерть и налоги.
– Ну почему всегда должно что-то случаться? Этот случай снова все разрушит, не так ли? Мы опять будем пинками вышвыривать чужих дипломатов, прекратим культурные и научные обмены и снова двинемся по этой дороге к ракетным объектам. Вам так не кажется?
– Эта область вне моей компетенции, – отозвался Холлис.
– Это касается всех, Сэм. Вы живете на этой планете.
– Иногда. Однажды я оказался очень высоко над ней, на высоте шестидесяти тысяч футов, и, осмотревшись вокруг, сказал: «Эти люди там, внизу, сумасшедшие». А потом сделал свое дело – сбросил бомбы. Потом я ушел от МИГов, вернулся домой и пил пиво. И вовсе не чувствовал себя циничным и не ощущал ни тени раскаяния или сожаления о содеянном. Так же и сегодня.
– Но вы молились Богу. Вы спрашивали его о будущем.
– Он никогда не отвечал мне.
Она достала из сумочки пачку «Кента».
– Не возражаете?
– Нет.
– Хотите сигарету?
– Нет. Откройте окно.
Лиза опустила стекло и закурила. Холлис свернул с автострады на проселочную дорогу. «Жигули» подпрыгивали на ухабах, из-под колес летели камни.
– Почему мы съехали с автострады? – спросила она.
Холлис сверился с листком бумаги, который держал в руке, и резко свернул на другую дорогу.
– Это обходной путь к Можайску.
Несмотря на все возрастающее волнение, она улыбнулась.
– Вы нарушаете правила передвижения по стране.
– А вы только что это заметили?
– Скорее всего, мы направляемся в Бородино.
– Совершенно верно.
Они пересекли железнодорожный переезд Белорусского направления и спустя некоторое время увидели дорожные столбики старой трассы Минск – Москва. Вдалеке виднелся Можайск.
– Ну вот, мы добрались до окрестностей Можайска. Интересно, ожидают ли нас здесь Борис с Игорем?
– А кто это?
– Наблюдатели из КГБ.
– О!
Через пятнадцать минут они свернули на дорогу, ведущую в Бородино. Перед ними каменные колонны и высокие ворота. Ворота оказались закрыты, и когда они подъехали ближе, то заметили на них цепь.
– Так я и думал, – произнес Холлис. – Вы никогда не бывали здесь?
– Как я уже говорила, мне ни разу не удавалось выехать из Москвы... если не считать того, что я бывала на Финской даче.
Холлис кивнул. Финской дача называлась из-за ее архитекторы и саун. Это был недавно построенный загородный дом для сотрудников американского посольства на берегу Клязьмы, примерно в часе езды от Москвы на север. Дача посольского высшего состава так же, как и самого посла, располагалась рядом с финской. Приглашение на уик-энд на посольскую дачу считалось чуть ли не наказанием. На Финскую дачу никогда не ездили семьями. Однажды ночью из окна спальни посольской дачи Холлис услышал громкие мужские и женские голоса и плеск воды в шайках, которые до рассвета доносились с Финской дачи. Кэтрин, она тогда была с ним, заметила: «Почему им можно вовсю повеселиться, а нам приходится пить шерри с этими напыщенными ничтожествами?» Не прошло и месяца, как она отправилась в «путешествие за покупками».
– Вы часто туда ездили? – спросил Холлис у Лизы.
Она взглянула на него.
– Нет... это напоминало официальную рождественскую вечеринку, а в понедельник утром все избегали друг друга. Вам это знакомо?
– Думаю, да. – Справа, напротив музея, он заметил покрытую гравием стоянку и сказал:
– Я тут в прошлом октябре был однажды на приеме для военных атташе. В годовщину советско-немецкого сражения 1941 года. Интересное место. Фишер, наверное, проезжал этой дорогой, мимо музея. Весь фокус состоит в том, чтобы восстановить то, как он заблудился. Поройтесь-ка в моем чемоданчике, поищите там карту аэрофотосъемки.
Она выполнила его просьбу.
– Разверните ее и положите на колени. Если нас остановят, подожгите ее зажигалкой. Это быстровозгораемая бумага, и за секунду от нее ничего не останется. Без большого огня, без дыма или пепла.
– Хорошо.
– Под сиденьем должен быть фонарик с красным светофильтром.
Лиза сунула руку под сиденье и достала фонарик.
– Нам известно, что он очутился на лесной дороге к северу от Бородинского поля примерно в это же время. Дальше на север – Москва-река, электростанция и водохранилище. Так что он оказался где-то между этим местом и рекой. Единственный лес, указанный на аэрофотографической карте, это – бор. Видите его?
– Да. – Она подняла взгляд от карты. – Я вижу на тех холмах сосны.
– Эти холмы расположены к югу от Москвы-реки. Сейчас я подъезжаю к развилке.
Лиза осветила карту фонариком.
– Да, я вижу ее на карте. Если вы поедете влево от развилки, то попадете в петлю и вам придется взбираться на холм.
Холлис кивнул. Казалось, что эта дорога вела к музею, однако это было не так. Вот здесь Фишер и совершил свою роковую ошибку. Холлис поехал влево от развилки.
Они поднимались на холм с выключенными фарами. Дорога завела их в довольно густой лес, стало совсем темно.
– Вам что-нибудь видно? – спросила Лиза.
Холлис покачал головой.
Они опустили стекло, и в салон ворвался холодный осенний воздух.
– Красивый лес, – сказал Холлис. – Мне нравится это слово – бор. Такое проникновенное, очень русское. Я представляю густой непроходимый темный сосновый лес старинной Московии, с лесными разбойниками, дровосеками, избами, сосновую смолу, кипящую в котлах, подвешенных над кострами с потрескивающими поленьями. Что-то сказочное. Бор...
Лиза посмотрела на него, но не произнесла ни слова.
Они продолжали ехать по узкой дороге очень медленно, двигатель жалобно ныл на первой скорости.
– Можно закурить? – спросила Лиза.
– Нет.
– Я испытываю все большую неуверенность.
– Хотите вернуться?
Она, поколебавшись, ответила:
– Позже.
Через десять минут они подъехали к указателю, и Холлис остановил машину. Лиза осветила указатель фонариком.
«СТОЙ! ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА. ВЪЕЗД И ВХОД ВОСПРЕЩЕН!»
– Вот, наверное, то самое место, – сказал Холлис. – А я боялся, что мы можем поехать не той дорогой.
– Мы и так поехали не по той дороге. Холлис вышел из машины и осмотрелся. Он обнаружил справа от дороги маленькую площадку для разворота. Открыв багажник, он порвал провода, ведущие к габаритным огням и фарам, и снова сел в машину. Проехав площадку, он продолжал двигаться между сосен до тех пор, пока «Жигули» не углубились в лес почти на двадцать ярдов. Затем, поставив машину задом к дороге, он заглушил двигатель.
Лиза сидела молча.
– Постоянно прислушивайтесь и поглядывайте вокруг, – прошептал Холлис. – Будьте готовы быстро смотаться отсюда. Если в течение часа я не вернусь, отправляйтесь в Можайск и займитесь тем делом в морге. Кто бы ни спрашивал, отвечайте, что меня с вами не было. Садитесь за руль и опустите стекло. Увидимся позже.
Лиза подошла к нему совсем близко.
– Вы сошли с ума.
– Идите в машину.
– Нет!
Они пошли вместе. Под ногами пружинила опавшая хвоя, вокруг стоял смолистый запах. В лесу было очень темно. Лиза прошептала:
– Сэм, официально у нас тут нет никаких дел... никакого прикрытия... даже дипломатической неприкосновенности.
– Наше прикрытие – то, что мы отправились собирать грибы. Все русские заядлые грибники.
– В сосновых лесах нет грибов, – сказала Лиза.
– Да, неужели? Значит, у нас эскапада на сексуальной почве.
Через несколько минут они заметили указатели, прибитые гвоздями к деревьям на небольшом расстоянии друг от друга. Подойдя к одному из них, Лиза осветила дощечку фонариком и прочитала:
«СТОЙ! ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА. ВХОД И ВЪЕЗД ВОСПРЕЩЕН. ЗА НАРУШЕНИЕ – АРЕСТ».
Холлис прошептал ей на ухо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57