– А где же мясо? – спросил Сэм.
– О, в этом гастрономе его не было. Мы слегка перекусим. Я не слишком голодна.
– А я голоден как волк. Схожу-ка я в буфет.
– Да тут всего хватит. Сделай мне водку с лимоном, пока я все соберу. Где у тебя консервный нож?
– Вот он.
Холлис достал из холодильника лед, бутылку «Столичной» и наполнил два стакана.
– Лимона у меня нет. Здесь вообще-то они бывают?
Лиза достала из кармана лимон.
– Я взяла его в комнате отдыха. Бармен в меня влюблен. Садись-ка на диван, – сказала она. – А я за тобой поухаживаю. Ну же, иди.
Холлис отправился в гостиную и вытащил из-под дивана журнал. Через несколько минут Лиза вошла с подносом и поставила закуски на кофейный столик.
– Как ты думаешь, нам дадут совместное назначение? – спросил он ее, усаживая рядом с собой.
– А тебе бы хотелось этого?
– Я что, слишком умный, или ты тупая?
– Я исправлюсь, – улыбнулась она.
– И получится?
– Думаю, да. Как прошли у тебя последние полгода, Сэм? Ты скучаешь по ней?
– Да нет, однако моя холостяцкая жизнь не слишком-то интересна. Я больше не могу играть в бридж с женатыми, и не могу крутиться вокруг тебя в комнате отдыха среди холостяков. Я в переходном состоянии.
– Ты был слишком груб в постели.
– Тяжело так ходить в течение полугода.
– Так, значит, все эти истории о твоих любовных похождениях неправда?
– Ну, может быть, три из них имели место, – улыбнулся он.
– Неужели я – первая женщина, с которой ты здесь переспал?
Лиза сильно потянула его к себе за галстук.
– Эй, ты сейчас задушишь меня!
– Ну, отвечай же! – лукаво-гневно приказала она.
– Да, да, да! – рассмеялся Сэм. – Я же говорил тебе. Я вел исключительно одинокую жизнь. – Он схватил ее за запястья и повалил на диван. Они поцеловались.
Вдруг она отстранилась.
– Подожди. У меня в сумке видеокассета. «Доктор Живаго». Я месяц дожидалась ее, поэтому мы должны посмотреть. – Лиза вернулась на диван, легла и положила ноги ему на колени. – Ты разбираешься в женских ножках?
– Никогда не думал об этом.
– Ты не хочешь погладить мне ноги?
– Нет, – ответил Сэм, поглаживая их.
Потом они смотрели фильм и пили водку.
– Я смотрела этот фильм четыре раза. И всегда он доводил меня до слез.
– Почему бы тебе не прокрутить его наоборот? Тогда в конце царь взойдет на трон.
– Не будь идиотом! О, ты только посмотри на него. Он великолепен!
– Похож на торговца старыми коврами.
– О, Сэм, как бы мне хотелось съездить в Переделкино, положить цветы на могилу Пастернака и послушать, как русские читают его стихи.
– Похоже, ты уже не успеешь осуществить свои желания.
– Знаю. И это очень грустно. Я уже на пути домой.
– Смотри фильм. Сейчас Лара будет стрелять в толстяка.
Они поуютнее устроились на диване и занялись любовью, а потом провалились в сон. В час ночи Холлис проснулся и натянул брюки. Лиза открыла глаза.
– Куда ты?
– За сигаретами.
– С кем у тебя встреча?
– С женой посла. Я собираюсь сообщить ей о нашем разрыве.
– Ты встречаешься с Сэзом?
– Правильно. Ты ревнуешь?
Она закрыла глаза и повернулась на другой бок.
– Ты никогда не говорила мне, что он живет по-царски.
– Не веди себя как животное после случки, Сэм.
Холлис вышел, с треском захлопнув за собой дверь.

Часть III
Русский – это восхитительная личность, пока он спокоен. Как восточный человек он очарователен. С ним трудно иметь дело только тогда, когда он настаивает, чтобы к нему относились как к самому восточному из западных людей, а не как к самому западному из восточных, каковым он и является на самом деле...
Редьярд Киплинг
Глава 22
– Вы не могли бы сменить пленку? – попросил Холлис. – Никак не могу полюбить их песни.
– Разумеется, – отозвался Айлеви. – Иногда я ставлю то, что им приятно было бы слушать. Что вы предпочитаете. Тину Тернер или Принца?
– Да что угодно, на ваше усмотрение, Сэз.
Айлеви поставил пленку с записями Принца.
– Услышав это, они пошлют кого-нибудь за водкой, – сказал он и повернулся к Холлису. – Итак, продолжим. Чем же занимаются в этой тюрьме триста американских летчиков, чтобы отработать свое содержание и избежать расстрела?
– Давайте-ка вернемся назад, – предложил Холлис. – Если известно, что в этом месте держат американских военнопленных, то почему наше правительство ничего не предпринимает?
Айлеви добавил в свой кофе немного бренди.
– Мы ничего не знали об этом до вечера пятницы.
– Что мы могли предпринять? Если бы наш президент начал задавать вопросы или выдвигать требования советским властям, они бы ответили: «О чем вы говорите? Вы вновь создаете угрозу миру?» И знаете что, Сэм? Они бы оказались совершенно правы. А если бы президент пришел в ярость и выдвинул публичное обвинение, то ему пришлось бы отозвать нашего посла, дать пинка под зад их послу и отменить переговоры на высшем уровне. И все это по-прежнему без каких-либо доказательств. И мир опять обозлился бы на нас. У этого парня, которого они посадили в Кремле, отличная пресса. Он утверждает, что хочет стать нашим другом.
– Тогда он не позволил бы своим головорезам из КГБ убивать и нападать на американцев.
– Занятная точка зрения, – признал Айлеви. – Это всего лишь часть сложной проблемы, с которой мы столкнулись. Этот новый парень получил в наследство триста американских военнопленных. Однако руководит этим лагерем КГБ. А насколько подробно кагэбэшники информировали его об этом лагере? Насколько он в курсе того, что нам уже известно о «школе обаяния»? По правде говоря, мы сами не во все посвящаем наше руководство, не так ли, Сэм? КГБ и Советской Армии не нужен мир с Западом.
– А ваши люди саботируют мирные инициативы?
– Не всегда, – усмехнулся Сэз. – А что вы скажете о парнях из Пентагона?
– Не у всех чистые руки, – ответил Холлис.
– А какова ваша личная точка зрения, Сэм?
– Я за мир на честных условиях. А вы? Вы же не поклонник Советов и разрядки.
– Я всего лишь ввожу вас в политический курс, – пожал плечами Айлеви. – Выполняю то, что мне приказывают. А мне приказывают не приставать к советским властям с вопросами, содержат ли они в заключении американских граждан. – Айлеви развалился на диване. – Потому я и не делаю этого. В противном случае Буров переведет куда-нибудь этот лагерь или просто-напросто расстреляет всех пленных.
– Вот поэтому нам нельзя спешить, Сэз.
– Правильно. Если бы не Додсон, эти люди были бы уже мертвы. Додсон – живая улика, и Додсон – на свободе. Так что Буров мертвой хваткой держит «школу обаяния» и ее обитателей. И если он схватит Додсона прежде, чем это сделаем мы... Я все время надеюсь, что Додсон объявится здесь.
– А я постоянно думаю об этих летчиках. По-моему, Сэз, именно нам предстоит спасти их. Нажмите на дипломатов.
– Знаете, Сэм, за два года, что мы работали вместе, я так и не понял, откуда вы такой взялись.
– Прекрасно.
– Однако теперь я должен контролировать вас. Вы намерены нарушать законы, рисковать своей карьерой, миром во всем мире и вашей собственной жизнью, чтобы вытащить оттуда этих парней. Хладнокровный, спокойный Сэм Холлис, правильный полковник снова становится безумным истребителем, готовым разбомбить и снести все на своем пути. – Айлеви улыбнулся и добавил: – Кроме того, все по-прежнему считают, что вы играете по правилам, а я – мошенник. Просто им неизвестно то, что я знаю о вас. Это может сыграть нам на руку. Добро пожаловать в мой мир, Сэм.
Холлис промолчал.
– Да вы подумайте об оборотной стороне медали! Ну, допустим, путем переговоров или как-нибудь иначе мы вытащим этих людей. Бог мой, вообразите себе триста военнопленных американцев средних лет, прилетевших из Москвы в аэропорт Даллеса! Вы осознаете, какая волна общественного возмущения тогда поднимется?
– Да, если мое негодование может служить мерой общественного мнения Америки.
– Совершенно верно. Поставить под удар переговоры на высшем уровне, военные переговоры, торговый и культурный обмен, туризм, совместное сотрудничество... Мы можем спасти свою честь, но я не способен нанести смертельного удара миру.
– О чем вы говорите, Сэз? Разве Вашингтон не хочет, чтобы они вернулись домой?
– Вы сами все прекрасно понимаете. – Айлеви встал, налил себе еще кофе с бренди и снял кассету с магнитофона. – А что бы вы еще хотели послушать?
– За последние два года я успел прослушать всю музыку, написанную с 1685 года. И вообще мне уже все равно.
– А что вы скажете насчет волынок? Послушайте вот это. «Шотландские горные полки». Один англичанин из посольства Великобритании подарил мне эту пленку. – Айлеви поставил запись. – Давайте вернемся к вопросу о том, почему эти летчики до сих пор живы. Почему после того, как их выжали в советских ВВС и ГРУ, КГБ прибрало их к своим рукам?
Холлис отпил немного кофе.
– Может быть, там нечто вроде мозгового треста. Курсы повышения квалификации при институте США и Канады.
– Похоже, – согласился Айлеви. – Но немного пострашнее.
– Что вы имеете в виду?
– Мы считаем, что эти военнопленные наносят нам вред. Да простит их Бог. Так что наша озабоченность не исчерпывается чисто человеческим интересом. Если это так, то вы окажетесь правы в своем циничном предположении, что мы охотно дадим им сгнить там, чтобы спасти разрядку напряженности между нашими странами. Дело в том, Сэм, что наше беспокойство... беспокойство моей конторы – очень серьезно и касается вопросов государственной безопасности. Короче говоря, мы считаем этот лагерь не чем иным, как тренировочной школой для советских агентов, которые должны научиться разговаривать, выглядеть, думать, жить и, возможно, даже трахаться, как американцы. Понимаете?
Холлис кивнул.
– Разумеется, понимаю. Понял с самого начала. Пансион благородных девиц, высшая школа, «школа обаяния»... да все что угодно.
– Правильно. Если ваша теория верна, то окончивший эту школу становится совершенно неотличимым от человека, родившегося и воспитывавшегося в старых добрых Штатах. Агент, вышедший оттуда, имеет южнобостонский акцент, как у майора Додсона, или южнокаролинский, уайтфишский или северодакотский. Он может сообщить вам, как зовут жену Ральфа Кремдена, и выиграть «Trivial Pursuit». Понимаете?
– Уайтфиш – в Монтане, Сэз.
– Ну и что?
– Кто играл в защите в 1956-м за «Доджерсов», Сэз?
– Фил Ризутто, – мрачно усмехнулся Айлеви и махнул рукой. – Во всяком случае, я не мог быть одним из них.
– Почему?
– Моя компания не верит только тому, что ты рассказываешь о себе сам. Они хотят побеседовать с мамашами, папашами и учителями средних школ. Но дело в том, что большинство частных компаний требует всего лишь предъявления документов о рождении, воспитании, обучении и тому подобном. Однако вы задали неплохой вопрос. Вам еще не раз придется задавать его. Кстати, вы уже встречались с выпускником «школы обаяния», – добавил Сэз.
– Человек из номера Фишера. Шиллер.
– Совершенно верно. Он ведь был безупречен, не правда ли?
– До такой степени, что даже в дрожь бросает, – согласился Холлис. – Значит, вы считаете, что... выпускники этой школы уже вписались в американскую жизнь, в Америку?
– Мы полагаем, да. Они не могут работать в моей компании, но, вполне возможно, служат в тех фирмах, с которыми мы сотрудничаем, живут по соседству со мной в Бетигдеили выносят мусор в штаб-квартире ЦРУ. Могут устанавливать мне телефон или проверять, исправно ли я плачу налоги. Могут посещать компьютерные или какие-нибудь другие школы, и весьма вероятно – поступить в армию. – Он взглянул на Холлиса. – Так кто же на самом деле играл за «Доджерсов» в 1956-м?
– Хоуди Дуди.
– Пиф-паф, вы убиты! – Сэз налил в пустую чашку из-под кофе бренди. – Хотите еще выпить?
Сэм заметил, что Айлеви изнурен работой и держится только на кофеине и слегка на алкоголе.
– Значит, они крякают, как утки, выглядят, как утки и даже откладывают яйца, как утки. Но они не утки.
– Вы правы, они не утки, Сэм. Они – рыжие лисы. Лисы в курятнике.
– Как вы думаете, сколько человек окончили эту школу?
– Когда она только начала функционировать, наверняка там было много американцев... назовем их инструкторами. Сама школа существует около двенадцати или пятнадцати лет. Однако курс «школы обаяния» как таковой начался там примерно год назад. Обучение, видимо, проходит «один на один». Инструктор и ученик. Когда-нибудь эта школа будет выпускать несколько сотен агентов в год. Однако нельзя сбрасывать со счетов, что некоторые из русских отсеиваются, что кое-кто из американских инструкторов тоже отсеивается в полном смысле этого слова. И мы не думаем, что высшие учебные заведения КГБ здесь, в Москве, или в Ленинграде поставляют достаточно талантливых учеников в эту особую школу. Майор Дод-сон называл ее «Школой обаяния миссис Ивановой», видимо, в насмешку. Пока не известно, каково ее русское название. И у нас пока нет полной уверенности, что все ее выпускники уже внедрены в Штаты. Поэтому, отвечая на ваш вопрос, я бы предположил, что их в Америке от полутора до двух тысяч человек. А может, и больше.
– Вы хотите сказать, что в Америке живет две тысячи русских агентов, выдающих себя за американцев?
– Выдающих себя за американцев – не совсем точные слова. Они американцы. И первые выпускники этой школы попали в страну около пятнадцати лет назад. За это время они успели жениться и заиметь детей, которые уже играют в Малой лиге, а также нанести реальный вред.
– И никого из них не арестовали?
Айлеви отрицательно покачал головой.
– Я об этом не слышал. Ни одного из них даже не заметили. А кого нам искать? Того, кто пьет чай из стакана и путает при написании С и К?
– Кого-нибудь, кого уличат в шпионаже.
– Они, возможно, вовсе не занимаются шпионажем в традиционном смысле этого слова. Видимо, эти люди разделены на несколько категорий: «замороженные» агенты, всплывающие на поверхность после периода забвения, агенты на местах, агенты-вербовщики и тому подобное. У них надежные прикрытия, и они никогда не привлекают к себе внимание. Даже если мы уличим кого-нибудь в шпионаже, будет чрезвычайно трудно доказать, что этот парень родился и вырос в Волгограде, настолько крепкой окажется его легенда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57