Вдруг волк высоко подпрыгнул и бросился прямо на сэра Ги. Черный Рыцарь щитом молниеносно отбросил зверя назад, а мечом нанес ему глубокую рану. Кровь забила фонтаном из волчьего бока, но почти тут же ее напор ослабел, она заструилась ручейком и иссякла. Рана на глазах людей стала затягиваться.У Мэта закололо на макушке — это волосы встали дыбом. Он прочел достаточно ужасных историй и без труда узнал в волке оборотня.— Я же вам говорю, мечами с ним не справиться! — крикнула Саесса. — Серебряное распятие, сэр рыцарь! Больше ничего нас не защитит!— Откуда же мы его возьмем? — Впервые голос рыцаря потерял жизнерадостную невозмутимость.Волк снова приготовился прыгнуть. Стегоман взревел — волк завертелся на месте и подпрыгнул, целя в Мэта, сидящего верхом на драконовой спине.Стегоман встретил его электрической дугой. Объятый пламенем, волк застонал почти человеческим голосом. Стегоман икнул — паяльная лампа выключилась. Волк рухнул: огромное обугленное тело, скулящее и повизгивающее. Мэт соскочил на землю.— Держись подальше от поганого зверя! — крикнула Саесса, видя, что Мэт приземлился в каких-нибудь десяти футах от корчащегося волка.Тот линял: обуглившаяся шерсть облезала, обнажая новенькую розовую кожу. На ней пробивалась и шла в рост новая шерсть. Стоны перешли в рычание. Волк поднял голову. На секунду Мэт перехватил его взгляд — глаза показались ему знакомыми.Волк вскочил и кинулся на него, Мэт увернулся, а Стегоманова голова всунулась между ним и зверем, готовясь дохнуть огнем. Волк пустился было в пляс вокруг них, но внезапным броском напал на Саессу.Сэр Ги преградил ему путь, еще раз полоснув зверя мечом. Волк взвыл, падая, однако рана опять зажила в два счета, и он бросился на Мэта, норовя вцепиться тому в горло.Мэт низко присел, волк пролетел над ним, но Мэт успел ухватить его за заднюю лапу, размахнулся и швырнул подальше.Волк шмякнулся на спину и завыл, катаясь по земле.— Не обольщайся, — крикнула Саесса, — хребет у него заживет. Твори свое заклинание — сейчас или никогда!Мэт настроил свой мозг на злобные звуки волчьего воя. Вынул серебряную ручку, набрал в грудь воздуха и, покопавшись в памяти, начал нараспев: Каждый пишет, как он дышит, Но когда не продохнуть, Когда ухо вой услышит — Надо делать что-нибудь В этом мире лживом, ржавом, Комплименты не спасут, Ну-ка, ручка, стань кинжалом — А то всех нас загрызут. Ручка зашевелилась в его пальцах, но Мэт даже не успел взглянуть на нее, потому что волк со страшным рыком уже шел в наступление.Мэт выставил вперед руку: лунный свет блеснул на лезвии серебряного кинжала.Волк замер, завороженный.Потом, яростно зарычав, бросился на Мэта, и смерть была в его глазах.Мэт упал на колени и кинжалом распорол волчье брюхо. Волк дернулся на лету и обрушился на него всей своей тяжестью. Мэт успел только защитить глаза руками, голова его наполнилась предсмертным волчьим воем, острые клыки вонзились в предплечье. Мэт заорал от боли и еще раз ткнул волка кинжалом. Клокочущие звуки вырвались из волчьего горла, его пасть разжалась.Какая-то сила спихнула безжизненную тушу с Мэта, и он увидел Стегоманову морду, которой тот отшвырнул волка на десять футов в сторону.— Я тебе покажу, как нападать на моих друзей! — прогрохотал Стегоман, следуя за волком.Видя разверстую огнедышащую пасть, надвигающуюся на него, волк шарахнулся в сторону, и залп огня ударил по месту, где он только что был. Волк зарычал — и тут увидел в дюйме перед глазами серебряный клинок.— Что ты медлишь? — крикнула Саесса. — Убей его — или он перегрызет тебе горло!Но какое-то странное отчаяние было в ее голосе, и ударить волка у Мэта не повернулась рука.Волчья голова дернулась при звуках голоса Саессы. Он отскочил влево, Мэт — за ним. Луна играла на серебре клинка, и волк завыл в тоске и ярости. Он направился было в открытую степь — но путь ему преградила Алисанда.— Отойдите! — панически завопил Мэт. — Вы не защищены!Волк прыгнул на принцессу. Мэт бросился ей на подмогу с кинжалом. Но Алисанда, припав на колени, успела сама выставить меч, который распорол волку брюхо. Мэт попал ему кинжалом в ляжку. Раненый зверь с воем проковылял мимо них на трех ногах.Мэт стоял, глядя ему вслед.— Отлично сделано, лорд Мэтью!Сэр Ги похлопал его по плечу.— Да, — согласилась Алисанда, вставая, — хотя лучше было бы... что с тобой?Мэт не ответил. Сорвавшись с места, он бросился в темноту. Он слышал позади бас Стегомана и оклики сэра Ги, но не остановился. Он был непостижимым образом уверен, что нельзя дать волку уйти.Ночь словно бы предназначалась для охоты: яркая полная луна и совершенно открытое пространство. Волку негде было укрыться — разве что за редкими нагромождениями валунов. Мэт бежал трусцой, не спуская глаз со скачущего впереди оборотня.Тот бежал на трех ногах, но не выказывал никаких признаков усталости. Мэт знал, что у оборотней необыкновенные способности восстанавливать силы. Правда, рана от серебряного оружия заживет не скоро, тем не менее волк не слабел.В отличие от Мэта, который уже притомился.Ему пришлось даже остановиться, перевести дух. И тут его осенило. Он вспомнил, как отодвинул толпу горожан на пятьдесят футов — сразу по прибытии сюда. Если ему удалось проделать такое с другими, почему бы не попробовать с самим собой? Он порылся в своем мысленном цитатнике и в размер какой-то детской счита-лочки произнес: Я-должен-быть-намного-быстрее волка, Намного-быстрее-чем-он-может-бежать и идти. Пусть-мой-путь-станет-совсем недолгим И-я-окажусь-сейчас-далеко-далеко впереди! Голова у него слегка закружилась, потому что под ним понеслось пространство голой земли. Когда он обернулся, черное пятно, обозначающее волка, было далеко позади.«Перелет, — со вздохом подумал Мэт. — Надо быть поточнее». Может, на этот раз получится лучше? Я-должен-встретить-на-этом-торфянике волка. Я-должен-встать-так-чтобы-ему не уйти. Пусть-мой-путь-будет-совсем-недолгим, Пусть-я-окажусь-сейчас ярдов-на семь впереди! И он оказался там, где пожелал. Завидя его, волк замедлил свой бег и остановился, ворча, в шести футах от Мэта. Мэт согнулся, держа кинжал наготове.Волк прыгнул. Мэт увернулся, взмахнул кинжалом, но промахнулся на какой-то дюйм. Приземлившись, волк закружил вокруг Мэта, примеряясь.Мэт оказался в трудном положении. Он прекрасно понимал, кто такой на самом деле этот волк, и не хотел его убивать. Но понимал и то, что нельзя позволить волку ускользнуть.Зверь кружил, то наскакивая, то отскакивая. Его рык поднимался каждый раз на октаву выше, и волк то и дело цапал Мэта за руки, пуская ему кровь. «Этакая прыть на трех ногах», — думал Мэт. И еще он думал, что недооценил человека, скрывающегося под волчьей шерстью. Стоило Мэту сделать выпад своим серебряным кинжалом, как волк увертывался и продолжал свой танец.Так могло тянуться всю ночь. И даже если Мэт был не слабак, то все же — смертный. Надо было кончать с этим, и немедля.Боковым зрением он заметил высокую кучу валунов, отбрасывающую чернильную тень на посеребренный луной ландшафт. Он начал отступать шаг за шагом, заманивая волка в тень. И когда волк прыгнул вслед за ним, переступая ее границу, Мэт выкрикнул: Тень, тень, целый день С нами быть тебе не лень. Твоя сила, твоя мощь Под луной в лихую ночь Превращениям помочь Сможет. — Волк свалился с возу — Совершил метаморфозу! Волк грянул с воем оземь. Очертания его тела стали расплываться, удлиняться, утончаться — и вот уже на вереске вместо волка лежал голый человек.Он перекатился на живот, встал на колени и уставился на Мэта в ужасе, сгорая от стыда.Мэт нахмурился, ощущая недоброту ночи.— Здравствуйте, святой отец!Священник низко опустил голову, спрятав лицо в ладони.— Отвернись! Не смотри на меня! Слишком мерзопакостное зрелище для человеческого взора!Мэт отвернулся. Надо было постараться избавить его от срама. Хорошо быть кисою, хорошо собакою — Ни штанишек плисовых, ни рубашек байковых; Если же шерсть в эволюции слезла — Хоть расшибись, но прикрой свои чресла! Патер Брюнел отнял руки от лица, глаза его изумленно расширились. Он опустил на себя взгляд и увидел на должном месте набедренную повязку.— Благодарю, — тихо сказал он Мэту. — Но это не избавит меня от срама великого.— Если тебе так стыдно, — озадаченно возразил Мэт, — почему не принял меры, чтобы этого не случилось?Священник медленно поднялся, качая головой.— Это не так-то легко. Я обычно запираюсь в своей комнате, когда выходит луна, — а тут мне негде было запереться.— Нет, я не это имею в виду — зачем вообще было становиться оборотнем? Неужели это нельзя никак исправить?Священник саркастически усмехнулся.— Можно, надо только полностью освободиться от всех греховных желаний. А стоит хоть чуть-чуть дать слабину — тут же превращаешься в волка.— Ну да, когда Саесса рядом...— Вот-вот. — Горечь была в голосе патера Брюнела. — А принцесса взяла и приказала мне ехать с вами.— О'кей, значит, вам волей-неволей пришлось влезть в звериную шкуру. Но почему же вы в таком виде не отправились просто прогуляться по полю, поохотиться на кроликов?Патер Брюнел качнул головой.— Когда я волк, во мне не остается ни совести, ни жалости. Один только волчий аппетит.Мэт призадумался.— При таком обороте дел... не кажется ли вам, что ваш выбор профессии несколько... э...— Несколько ошибочен? — помог ему патер Брюнел. — Видите ли, господин маг, я обратился в лоно церкви очищения ради. Я хотел исправить свою порочную натуру, ведь это силы Зла делают из меня бездушного зверя. Я твердо знал, что самоубийство — грех.Только церковь помогла бы мне очистить душу и навсегда закрепиться в человеческом обличье. Поэтому, когда я понял, что я такое, я ушел в монастырь.— Когда вы поняли? — едко спросил Мэт. — А вы что, разве не знали об этом с детства?Священник сдвинул брови, потом его лоб разгладился, и со смиренной улыбкой он ответил:— Вы думаете, я таким родился? Нет. Во всяком случае, в детстве это не проявлялось. Я рос в обычной крестьянской семье, играл с товарищами и делал, что положено ребенку. Я не боялся полной луны, пока не вступил в пору отрочества.— Лет в тринадцать? — уточнил Мэт.— В моем случае это случилось в двенадцать, когда при виде соседской девочки кровь во мне взыграла и пожар охватил чресла. Но я был воспитан Церковью и Писанием, поэтому, поймав себя на мысли о том, что кроется у нее под лифом платья, я скрутил эту мысль и попытался отбросить ее от себя. Борьба оказалась неравной, и я почти не спал в ту ночь, то грезя, то думая, что же мне делать.— В ту ночь было полнолуние? — предположил Мэт. Патер Брюнел кивнул.— Я внезапно очнулся в лунном свете. Дом показался мне чужим и пугающим. Я вылез из кровати и выпрыгнул в окно.Тут я заметил, что оброс шерстью и что у меня четыре ноги. Но ни капли не удивился. Меня занимало одно: как бы мне схватить соседскую девочку, попробовать ее плоть, пройтись языком по ее дивному телу и... нет!Он взъерошил пальцами волосы, ушел лицом в ладони.— Сейчас вы в тени. — Мэт потряс священника за плечо. — Только лунный свет для вас опасен, не так ли?— Так. А утренняя заря снова превращает меня в человека... Когда настало утро и солнце коснулось меня своим благословенным, целительным лучом, я стал собой и ужаснулся тому, что собирался сделать.— Собирался? — переспросил Мэт. — Значит, не повезло?Патер покачал головой.— Ее отец, честь ему и хвала, оберегал свой дом — все двери и ставни были крепко закрыты. Под утро я вернулся к себе, встал на колени у своей постели, заплакал мужскими слезами и поклялся, что никогда больше не стану скверным похотливым животным.Мэт задумчиво кивнул.— И, чтобы не брать грех на душу, вы обратились к Церкви.— Не только для этого. Я решил посвятить жизнь добру и благочестию, я решил уйти под сень Божьей милости и всеми своими помыслами устремиться к вечным небесам — так, чтобы даже на дне души не осталось ни малейшей тяги к греху.Мэт вертел в руках серебряный кинжал и думал, что навряд ли теперь смог бы пустить его в ход.— Я так понимаю, что намерения у вас были благие, но дальше намерений дело не пошло.— Пошло и удалось на славу, — строго сказал Брюнел. — Монастырь меня принял. Там жили прямые, угодные Богу люди, всякую минуту они были заняты либо благочестивой молитвой, либо трудом, который и кормил их, и утомлял тело, умеряя его потребности. Я постился и молился тоже. Я воспевал и славил Господа. Я преуспел в набожности и вырос благочестивым монахом. Стоило во мне появиться малейшей греховной мысли, малейшему греховному желанию — и я шел на исповедь, и моя душа не подводила меня в течение пятнадцати лет. Ни единого раза за эти годы я не превращался в волка.— Всего пятнадцати? — спросил Мэт. — Но это значит... погодите-ка... как давно они истекли?— Пять лет назад, — с горькой усмешкой отвечал священник. — Мне следовало бы остаться в монастыре на всю жизнь, но умер наш аббат, и на его место пришел новый, помоложе. Только его посвятили в сан, как он собрал нас и объявил, что силы Зла снова берут в тиски нашу страну. Он сказал, что в каждой деревушке нужно поселить по священнику, который бы неусыпно следил за состоянием своей маленькой паствы. И мы содрогнулись, потому что нам предстояло выйти из безопасного мирка в мир грешников и стать их пастырями. — Он закрыл ладонями лицо. — Ты не представляешь себе моих мучений, когда аббат приказал мне покинуть святое братство, идти в мир и взять себе приход. Я-то ведь знал, какое мне предстоит испытание.— Тогда зачем же вы послушались?— На то оно и послушание, — отвечал священник, — я же давал обет! И если моему Господу было угодно подвергнуть меня испытанию, по тяжести перевешивающему все, какие я знал, значит, это должно было послужить на пользу как мне, так и моим собратьям.— Ваша вера делает вам честь. — Мэт постарался, чтобы его голос не выдал сарказма.— Но не моя сила воли. — Священник поник головой. — Тем не менее пока был жив старый король, мне удавалось блюсти себя. Я читал псалмы и молитвы всякую минуту, свободную от исполнения долга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46