Заправила передернул плечами.— Какая же епитимья перевесит такие тяжкие грехи?— Она уйдет в монастырь святой Синестрии и проведет остаток дней в молитвах.Толпа снова зашумела, на этот раз в ужасе и изумлении.— Ежели так, — сказал заправила, — мы отступаем, пусть будет в Божьих руках.— Ежели будет... — вякнула какая-то старуха.— Вы что, не верите мне? — с высоты королевского величия грянул голос Алисанды.Старушка стушевалась и скрылась в толпе. Но из задних рядов раздалось:— В церковь ее!Другие голоса подхватили:— В церковь! В церковь!— В церковь! — крикнул заправила. — Ежели, как вы говорите, ей грехи отпустили, пусть войдет в церковь и примет причастие. Так мы и проверим, ведьма она еще или нет — ведьме в святое место хода нет.— Говорю вам, она прощена! — Алисанда вспыхнула от гнева. — Кто вы такие, чтобы сомневаться в моих словах?Заправила поежился от ее грозного голоса, но упрямо сказал:— Никто не сомневается, леди, но даже особу благородных кровей могли обмануть.Алисанда хотела было возразить, но только метнула глазами молнии.Однако сэр Ги одобрительно закивал.— Разумная мысль, добрый человек. Однако и мы тоже видели, что она исповедалась и получила отпущение грехов.Крестьянина не удалось сбить.— Что с того, господин рыцарь? И благородных людей можно обвести вокруг пальца. На то есть чары и морок. И мало ли что колдунья умеет навести на человека.— Верно, верно. — Сэр Ги пожевал усы, потом вскинул взгляд на Алисанду. Та поджала губы.— Ну хватит! — не выдержал Мэт. — Не будем же мы торчать тут до второго пришествия, обсуждая природу разных феноменов! Они предлагают дельный тест, и я в нем никакого вреда не вижу. Причастие так причастие.Толпа триумфально загудела, и все разом окружили лошадь Саессы. Мэт увидел, как взметнулись на воздух клочья серой ткани, и слез с дракона, хватаясь за меч. Но железная рука легла на его запястье, сэр Ги молча покачал головой. А из-за его спины Алисанда выкрикнула:— Слушайте мое повеление! Оставьте ее!Движение толпы замерло. Испуганные глаза недоуменно обратились на принцессу. Тихо поругиваясь, крестьяне отпустили Саессу.— Расступитесь и дайте ей пройти! — приказала принцесса.Народ расступился, и Саесса вышла вперед, кутаясь в разорванный плащ. Бледная, потрясенная, но по-прежнему со смиренным выражением, она тихо попросила Алисанду:— Отдайте меня им, пусть растерзают. Я не стану их осуждать, ибо это справедливо.— Только я знаю, что справедливо, а что нет; умереть тебе или остаться в живых! — отвечала принцесса.Мэт покосился на Алисанду с уважением. Да, тут царственность была не пустым звуком.Принцесса задумчиво посмотрела на толпу.— В этом их испытании есть смысл, и нас оно не слишком задержит. — Алисанда перевела взгляд на Саессу. — Что скажешь? Пойдешь в церковь?— С радостью! Моя жизнь отныне будет протекать в молитвах, и я жажду таинства евхаристии.Изумленный гул прошел по толпе.— Тихо! — прикрикнула на крестьян Алисанда. — Это же то, чего вы добивались. Мы идем в церковь!Сэр Ги усмехнулся и подал руку Саессе, помогая ей сесть в седло. Алисанда поехала первой. Саесса — за ней в окружении крестьян.— Слушай, Стегоман!— Слушаю, маг.— Не хотелось бы думать о плохом, но, может, нам на всякий случай держаться поближе к Саессе?— Мудрая мысль.И дракон подтянулся к толпе, окружавшей экс-ведьму.— А батюшка-то не пришел, Джоанна, заметила?— Угу, — отвечала Джоанна, — а кому, как не батюшке, идти с нами на такое дело. Что ж это он?— Да молол что-то, будто это графскому управляющему решать, — презрительно сказала женщина. — Дескать, простой народ судить права не имеет. Будто тут какие сомнения есть.— Это он нарочно темнит, — мрачно сказала Джоанна. — Подумай, кума, бросил нас на целую неделю в разгар мая месяца. Слыхано ли такое?.. — Она повернула голову и увидела, что Мэт подслушивает. — Тес!Кума тоже взглянула на Мэта, оседлавшего дракона, и опустила глаза в землю.До деревни было всего пару миль. Они вступили на улочку, образованную ветхими лачугами, крытыми соломой, в конце улочки возвышалось островерхое здание посолиднее, со звонницей. Когда толпа взошла по ступеням на паперть, массивные двери распахнулись, и на пороге встал священник с выбритой тонзурой, с нечесаными черными волосами, с двухдневной щетиной на щеках и красными глазами. Сложения он был крепкого, мускулистого, брюшко выступало под сутаной.Священник и толпа скрестили взгляды. Наконец заправила откашлялся, но священник опередил его:— Что сие значит, Арвид? Что это вы прете на церковь, как ватага разбойников? Вы не переступите этот порог, пока в ваших сердцах не будет благоговения.— Благоговения? — с издевкой переспросил Арвид. — Кто бы говорил про благоговение! Да тебе по утрам тошно слушать, как звонят к мессе, потому что у тебя в голове мутно от вина. Безобразничать надо поменьше!— Ладно, ладно, — пробурчал священник. — Но я никогда в жизни не выйду служить мессу, пока не раскаюсь.— Святая правда, — раздалось из задних рядов, — то-то у нас мессы никак не дождешься.В толпе заулюлюкали, но священник усмирил шутников взглядом.— Когда во мне нет благоговения, я в церковь не вхожу. И от вас требую не более того! — Его голос звучал угрожающе. — Найдется среди вас тот, кто посмеет войти мимо меня?Толпа робко зашумела, люди переминались с ноги на ногу, но войти в церковь никто не осмелился.— Да мы здесь не затем, святой отец, — сказал наконец Арвид.Священник поборол ухмылку.— А зачем же?— Ведьма! — крикнул Арвид, и толпа взвыла.Священник не изменился в лице, но глаза его расширились, и голос выдал тревогу:— Ведьма? Среди моей паствы?— Ну да, как волк среди охотников, святой отец, — объяснил Арвид. — Взгляни на нее.Толпа расступилась, явив Саессу взору священника.Его лицо внезапно смягчилось — он словно бы узнал ее. Правда, выражение это было мимолетным.Узнала его и Саесса. В ее лице не дрогнул ни единый мускул, но глаза вдруг призывно заблестели. Мэт почувствовал внезапный интерес к телу, линии которого едва намечались под грубой тканью плаща.Миг спустя плечи ее поникли, губы крепко сжались, аура обольщения улетучилась.Всего этого никто не заметил, потому что Арвид трубил победу:— Вот она, похотливая ведьма Саесса, выбили из-под нее пакостный ее трон, вот она перед вами, в смирении и покаянии!Глаза священника были прикованы к Саессе. Он пробормотал неразборчиво, еле слышно что-то вроде: «Да простит меня Господь».Потом помотал головой, стряхивая оцепенение, и взглянул на Арвида.— Это и есть ведьма?— Она самая, и ты это знаешь, — сурово сказал Арвид: — Загляни себе в душу, патер Брюнел.— Загляну, не сомневайся, — отвечал священник. — Зачем вы привели ее сюда?— Я скажу!Крестьяне освободили проход принцессе, и она подъехала к ступеням церкви на своей лошадке.Патер Брюнел нахмурился, но все же склонил голову в приветствии.— С кем имею честь разговаривать, миледи?— С особой высокого происхождения, и это все, что вам следует знать. Что же касается ведьмы, то она раскаялась и путешествует под моим покровительством.Священник вытаращился на нее, явно скандализованный.— Ей отпустили грехи, святой отец, — объяснила Алисанда, — и теперь она направляется на запад, в монастырь святой Синестрии.Священнику свело рот от волнения. Он тяжело сглотнул и выговорил:— Красивая сказка, миледи, но верится с трудом.— Так же думала и твоя паства, потому-то мы и пришли сюда — пусть увидят, что Саесса может спокойно войти в Божий храм, предстать перед дарохранительницей и получить причастие. Тогда твои крестьяне убедятся, что грехи ей действительно отпущены и что она снова под крылом Господа.Священник не очень-то доверчиво кивнул.— Что ж, входите. Храм Божий для тех, кто ищет Его. Если она угодна Спасителю, храм принадлежит ей так же, как всякому.И он поспешно скрылся в недрах церкви.Крестьяне зашумели, неодобрительно перешептываясь.Алисанда призвала их:— Входите же! Разве не этого вы желали?Толпа смолкла, глазея на нее. Тогда Алисанда приказала:— Ну же, ведите ведьму!Множество рук потянулось к Саессе. Она оттолкнула их и сама вступила в церковь.Алисанда взяла за плечо ближайшего к ней крестьянина и, спрыгнув с седла, передала ему поводья.— Привяжи лошадь, любезный.Затем вошла в церковь, сопровождаемая сэром Ги.Мэт шепнул Стегоману:— Будь наготове. Может, придется уходить чуть поспешнее, чем хотелось бы.— Это уж будь спокоен, — отвечал дракон.И Мэт соскользнул вниз, присоединившись к своим. Толпа втиснулась следом.Саесса медленно шла к алтарю, сложив у груди ладони, склонив голову. Толпа притихла, затаила дыхание как один человек. Саесса преклонила колени перед дарохранительницей. Минуту-другую спустя полилась ее молитва.В толпе зашушукались, но тут из ризницы вышел патер Брюнел. Он был выбрит на скорую руку и в епитрахили. Не лишенной достоинства походкой подошел он к Саессе, поглядел на нее задумчиво, затем повернулся к дарохранительнице и встал на колени. Чувство, выразившееся на его лице, можно было бы назвать симпатией, омраченной печалью.Пока он шептал молитвы, крестьяне снова начали роптать, а их заводила потребовал:— Не мешкай, святой отец! Причастие!Патер Брюнел взглянул на него через плечо, вздохнул и поднялся на ноги. Подошел к алтарю, открыл дарохранительницу и вынул чашу. Затем, повернувшись лицом к толпе, он поднял чашу вверх.Крестьяне попадали на колени, мгновенно превратившись в общину верующих, и все глаза устремились на руки священника, которыми он вынул из чаши маленькую облатку. Умиление и трогательная торжественность были на его лице, когда он протянул руку с облаткой к толпе, бормоча:— Ессе Agnus Dei, ecce qui tollis peeatta mundi* Вот агнец Божий, взявший грехи мира. (лат.)

.— Domine, — пронеслось по толпе, — non sum dig-nus lit intres sub tectum meam, sed tantum die verbo, et sanabitur anima mea* Господи, я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой, но скажи только слово, и исцелится душа моя. (лат.)

.— Domine, non sum dignus, — шепотом повторила Caecca, поднимая голову.Мэт, потрясенный, увидел ручейки слез на ее щеках. «О Боже, умеют же люди принимать все абсолютно всерьез!»Нежностью светилось лицо патера Брюнела, когда он сошел вниз и положил облатку на язык Саессе.Губы ее сомкнулись, плечи задрожали, она низко опустила голову.Крестьяне смотрели, затаив дух.Патер Брюнел на минуту прикрыл веки и склонил голову над чашей. Потом повернулся, чтобы поместить ее обратно в дарохранительницу.И тут крестьян как прорвало.— Это фокус!— Облатка была неосвященная!— Да и церковь сама не лучше!— Патер Брюнел осквернил ее своими грехами!Гневная складка пролегла меж бровей священника.— Кто смеет так говорить обо мне? — прогремел он, и выкрики толпы свелись к сварливому шепоту.Только Арвид крикнул громко:— Скажешь, что это не так, святой отец?— Скажу! Я никогда не совершал кощунства в этом храме. Бог тому свидетель!Растерянностью отозвались в толпе его слова. Патер Брюнел понизил голос. Гнев его схлынул, осталась одна непреклонная уверенность.— Я грешил, да, тяжко и часто, да простит меня Господь. Я — человек, и у меня слабая воля и сильные желания. — Его глаза скользнули в сторону Саессы, потом обратились в толпу, выхватывая из нее сочувствующие лица. — Но согрешивши, я не входил в храм, не получив отпущения грехов у другого священника, и к нему я шел босыми ногами! Чтобы я осквернил эту церковь?! Никогда!Его голос громовым раскатом прокатился над головами толпы, и многие вздрогнули в страхе. Но Арвида было не пронять.— На словах-то это так, патер, а как на самом деле? И кто поручится, что ведьма не заслуживает казни на костре?— Патеру можно верить! — Одна крестьянка пробилась вперед сквозь толпу. — Я частенько видывала, как он босой плетется из деревни, а лицо такое, будто за ним черти гонятся.— Но пропадал он подолгу, на исповедь столько времени не требуется, — заметила другая крестьянка. — Где же он пропадал, люди? И когда мы пошли охотиться на ведьму, почему он не пошел с нами?Толпа уловила, куда она клонит, и поднялся недобрый ропот.— Ага! — Глаза Арвида засверкали. — Он к ней в гости таскался!Брюнел изо всех сил старался сохранить самообладание.— Этого я отрицать не стану. Я и в самом деле побывал в замке у ведьмы, но после нашел другого священника и исповедался. Он отпустил мне грехи, я до сих пор читаю назначенные мне в епитимью молитвы.— А как же тебе удалось улизнуть? — крикнула какая-то старуха, тыча в патера пальцем. — А ну признавайся! Может, ты той же колдовской породы? Иначе бы она обратила тебя в камень, как моего сыночка!— Моей власти оказалось мало! — внезапно вмешалась Саесса. — Пусть он человек слабый и любострастный, но он и мухи не обидит! Он посвятил себя Богу, потому я ничего и не смогла с ним сделать. Угрызения совести спасли его от самых сильных моих заклинаний!— Да как можно быть священником и таскаться в гости к похотливой ведьме? — не унималась старуха. — Нет! Он осквернил нашу церковь, а после устроил тот балаган с ведьминым причастием. Так мы и поверили!— Полегче! — крикнул Мэт. — Вы же поверили, что он всегда исповедуется, согрешив, — как же он мог осквернить церковь?Толпа не обратила на него никакого внимания, и гул грозил превратиться в рев.— Погодите, люди добрые! — прокричал сэр Ги, и толпа притихла. — Как он мог осквернить эту церковь, — рассудительно молвил сэр Ги, — если ему каждый раз отпускались его грехи?Крестьяне закивали головами, словно бы образумясь. Мэт почувствовал спазмы в животе от такой несправедливости и бросил сэру Ги:— Эй! Вы ведь повторили все за мной слово в слово!— Приношу вам свою благодарность, — отвечал сэр Ги. — Я бы сам не додумался.— Но... — Мэт с трудом поборол приступ негодования. — Как же получилось, что они и внимания не обратили, когда это сказал я?— А как же иначе, лорд Мэтью? — удивился сэр Ги. — Вы же не рыцарь!Мэт отвернулся в крайней досаде. «Найти бы того типа, что делал проект этого мира, — я бы отослал эту халтуру на доработку».Патер Брюнел вздохнул с облегчением.— Видите, и рыцарь говорит, что я всегда каялся. Поэтому ваша церковь не осквернена, и проверка для ведьмы была самой доподлинной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46