Т е э т е т.Поистине странно было бы, если бы я захотел попытаться это
сделать, видя твою неудачу.
Ч у ж е з е м е ц.Ну, если тебе угодно, оставим в покое и тебя и меня. И
пока мы не нападем на человека, способного это сделать, до тех пор будем
говорить, что софист как нельзя более хитро скрылся в неприступном месте.
Т е э т е т.Это вполне очевидно.
Ч у ж е з е м е ц.Поэтому если мы будем говорить, что он занимается
искусством, творящим лишь призрачное, то, придравшись к этому
словоупотреблению, он легко обернет наши слова в противоположную сторону,
спросив нас, что же мы вообще подразумеваем под отображением , называя его
самого творцом отображений? Поэтому, Теэтет, надо смотреть, что ответить
дерзкому на этот вопрос.
Т е э т е т.Ясно, что мы укажем на отображения в воде и зеркале, затем еще
на картины и статуи и на все остальное в этом же роде.
Ч у ж е з е м е ц.Очевидно, Теэтет, софиста ты еще и не видел.
Т е э т е т.Как так?
Ч у ж е з е м е ц. Тебе покажется, что он либо жмурится, либо совсем не
имеет глаз.
Т е э т е т.Почему?
Ч у ж е з е м е ц.Когда ты дашь ему такой вот ответ, указывая на
изображения в зеркалах и на изваяния, он посмеется над твоими объяснениями,
так как ты станешь беседовать с ним как со зрячим, а он притворится, будто
не знает ни зеркал, ни воды, ни вообще ничего зримого, и спросит тебя
только о том, что следует из объяснений.
Т е эт е т. Но что же?
Ч у ж е з е м е ц.Надо сказать, что обще всем этим вещам, которые ты
считаешь правильным обозначить одним названием, хотя назвал их много, и
именуешь их все отображением, как будто они есть нечто одно. Итак, говори и
защищайся, ни в чем не уступая этому мужу.
Т е э т е т.Так что же, чужеземец, можем мы сказать об отображении, кроме
того, что оно есть подобие истинного, такого же рода иное?
Ч у ж е з е м е ц.Считаешь ли ты такого же рода иное истинным, или к чему
ты относишь "такого же рода"?
Т е э т е т.Вовсе неистинным, но лишь ему подобным.
Ч у ж е з е м е ц.Не правда ли, истинным ты называешь подлинное бытие?
Т е э т е т.Так.
Ч у ж е з е м е ц.Что же? Неистинное не противоположно ли истинному?
Т е э т е т.Как же иначе?
Ч у ж е з е м е ц.Следовательно, ты подобное не относишь к подлинному
бытию, если только называешь его неистинным.
Т е э т е т.Но ведь вообще-то оно существует.
Ч у ж е з е м е ц. Однако не истинно, говоришь ты.
Т е э т е т.Конечно нет, оно действительно есть только образ.
Ч у ж е з е м е ц. Следовательно, то, что мы называем образом, не существуя
действительно, все же действительно есть образ?
Т е э т е т.Кажется, небытие с бытием образовали подобного рода сплетение,
очень причудливое.
Ч у ж е з е м е ц.Как же не причудливое? Видишь, из-за этого сплетения
многоголовый софист принудил нас против воли согласиться, что небытие
каким-то образом существует.
Т е э т е т. Вижу, и очень даже.
Ч у ж е з е м е ц.Что же теперь? С помощью какого определения его искусства
придем мы в согласие с самими собой?
Т е э т е т.Почему ты так говоришь и чего ты боишься?
Ч у ж е з е м е ц.Когда мы утверждаем, что софист обманывает нас призраком
и что искусство его обманчиво, не утверждаем ли мы этим, что наша душа
из-за его искусства мнит ложное? Или как мы скажем?
Т е э т е т.Именно так. Что же другое мы можем сказать?
Ч у ж е з е м е ц.Далее, ложное мнение - это мнение, противоположное тому,
что существует. Не так ли?
Т е э т е т.Да, противоположное.
Ч у ж е з е м е ц.Ты говоришь, следовательно, что ложное мнение - это
мнение о несуществующем?
Т е э т е т.Безусловно.
Ч у ж е з е м е ц.Представляет ли оно собой мнение о том, что
несуществующего нет или что вовсе не существующее все-таки есть?
Т е э т е т.Несуществующее должно, однако, каким то образом быть, если
только когда-нибудь кто-то хоть в чем-то малом солжет.
Ч у ж е з е м е ц.Что же? Не будет ли он также считать, что безусловно
существующее вовсе не существует?
Т е э т ет.Да.
Ч у ж е з е м е ц.И это тоже ложь?
Т е э т е т. И это.
Ч у ж е з е м е ц.Следовательно, положение, что существующее не существует
или что несуществующее существует, думаю, будет точно так же считаться
ложным.
Т е э т е т.Да и может ли оно быть иным?
Ч у ж е з е м е ц.Вероятно, не может. Но этого софист не признает. И есть
ли какой-нибудь способ толкнуть здравомыслящего человека на такую уступку,
раз мы признали [в отношении небытия] то, о чем у нас шла речь раньше?
Понимаем ли мы, Теэтет, что говорит софист?
Т е э т е т.Отчего же и не понять? Он скажет, что, дерзнув заявить, будто
есть ложь и в мнениях, и в словах, мы противоречим тому, что недавно
высказали. Ведь мы часто вынуждены связывать существующее с несуществующим,
хотя недавно установили, что это менее всего возможно.
Ч у ж е з е м е ц.Ты правильно вспомнил. Но пора уже принять решение, что
же нам делать с софистом? Ты видишь, сколь многочисленны и как легко
возникают возражения и затруднения, когда мы разыскиваем его в искусстве
обманщиков и шарлатанов.
Т е э т е т.Да, очень даже вижу.
Ч у ж е з е м е ц.Мы разобрали лишь малую часть их, между тем как они, так
сказать, бесконечны.
Т е э т е т. Как видно, схватить софиста невозможно, раз все это так.
Ч у ж е з е м е ц.Что же? Отступим теперь из трусости?
Т е э т е т.Я полагаю, что не следует, если мы мало-мальски в силах его
как-то поймать.
Ч у ж е з е м е ц. Но ты будешь снисходителен и сообразно с только что
сказанным удовольствуешься, если мы как-то мало-помалу выпутаемся из столь
трудного рассуждения?
Т е э т е т.Отчего же мне не быть снисходительным?
Ч у ж е з е м е ц. А больше того прошу тебя о следующем.
Т е э т е т.О чем?
Ч у ж е з е м е ц.Чтобы ты не думал, будто я становлюсь в некотором роде
отцеубийцей.
Т е э т е т. Как так?
Ч у ж е з е м е ц.Защищаясь, нам необходимо будет подвергнуть испытанию
учение нашего отца Парменида и всеми силами доказать, что небытие в
каком-либо отношении существует и, напротив, бытие каким-то образом не
существует.
Т е э т е т.Очевидно, нечто подобное нам и придется отстаивать в
рассуждении.
Ч у ж е з е м е ц.Да, по пословице, это видно и слепому. Ведь пока это не
отвергнуто нами или не принято, едва ли кто окажется в состоянии говорить о
лживых словах и мнениях,будет ли дело идти об отображениях, подражаниях и
призраках или же обо всех занимающихся этим искусствах,не противореча по
необходимости самому себе и не становясь таким образом смешным.
Т е э т е т.Весьма справедливо.
Ч у ж е з е м е ц.Ради этого-то и придется посягнуть на отцовское учение
или же вообще отступиться, если некий страх помешает нам это сделать.
Т е э т е т.Ничто не должно нас от этого удержать.
Ч у ж е з е м е ц.Теперь я еще и в-третьих буду просить тебя об одной
малости.
Т е э т е т. Ты только скажи.
Ч у ж е з е м е ц.Недавно только я говорил, что всегда теряю надежду на
опровержение всего этого, вот и теперь случилось то же.
Т е э т е т.Да, ты говорил.
Ч у ж е з е м е ц.Боюсь, чтобы из-за сказанного не показаться тебе
безумным, после того как я вдруг с ног встану на голову. Однако ради тебя
мы все же возьмемся за опровержение учения [Парменида], если только мы его
опровергнем.
Т е э т е т.Так как в моих глазах ты ничего дурного не сделаешь, если
приступишь к опровержению и доказательству, то приступай смело.
Ч у ж е з е м е ц.Ну ладно! С чего же прежде всего начать столь
дерзновенную речь? Кажется мне, мой мальчик, что нам необходимо направиться
по следующему пути.
Т е э т е т.По какому же?
Ч у ж е з е м е ц.Прежде всего рассмотреть то, что представляется нам
теперь очевидным, чтобы не сбиться с пути и не прийти легко к взаимному
соглашению так, как будто нам все ясно.
Т е э т е т.Говори точнее, что ты имеешь в виду.
Ч у ж е з е м е ц.Мне кажется, что Парменид, да и всякий другой, кто только
когда-либо принимал решение определить, каково существующее количественно и
качественно, говорили с нами, не придавая значения своим словам.
Т е э т е т.Каким образом?
Ч у ж е з е м е ц.Каждый из них, представляется мне, рассказывает нам
какую-то сказку, будто детям: один, что существующее - тройственно и его
части то враждуют друг с другом, то становятся дружными, вступают в браки,
рождают детей и питают потомков; другой, называя существующее двойственным
- влажным и сухим или теплым и холодным, заставляет жить то и другое вместе
и сочетаться браком. Наше элейское племя, начиная с Ксенофана, а то и
раньше, говорит в своих речах, будто то, что называется "всем", - едино.
Позднее некоторые ионийские и сицилийские Музы сообразили, что всего
безопаснее объединить то и другое и заявить, что бытие и множественно и
едино и что оно держится враждою и дружбою. "Расходящееся всегда сходится",
говорят более строгие из Муз; более же уступчивые всегда допускали, что все
бывает поочередно то единым и любимым Афродитою, то множественным и
враждебным с самим собою вследствие какого-то раздора. Правильно ли кто из
них обо всем этом говорит или нет - решить трудно, да и дурно было бы
укорять столь славных и древних мужей. Но вот что кажется верным...
Т е э т е т.Что же?
Ч у ж е з е м е ц.А то, что они, свысока взглянув на нас, большинство,
слишком нами пренебрегли. Нимало не заботясь, следим ли мы за ходом их
рассуждений или же нет, каждый из них упорно твердит свое.
Т е э т е т.Почему ты так говоришь?
Ч у ж е з е м е ц.Когда кто-либо из них высказывает положение, что
множественное, единое или двойственное есть, возникло или возникает и что,
далее, теплое смешивается с холодным, причем предполагаются и некоторые
другие разделения и смешения, то, ради богов, Теэтет, понимаешь ли ты
всякий раз, что они говорят? Я, когда был помоложе, думал, что понимаю
ясно, когда кто-либо говорил о том, что в настоящее время приводит нас в
недоумение, именно о небытии. Теперь же ты видишь, в каком мы находимся по
отношению к нему затруднении.
Т е э т е т.Вижу.
Ч у ж е з е м е ц.Пожалуй, мы испытываем такое же точно состояние души и по
отношению к бытию, хотя утверждаем, что ясно понимаем, когда кто-либо о нем
говорит, что же касается небытия, то не понимаем; между тем мы в одинаковом
положении по отношению как к тому, так и к другому.
Т е э т е т.Пожалуй.
Ч у ж е з е м е ц.И обо всем прочем, сказанном раньше, нам надо выразиться
точно так же.
Т е э т е т.Конечно.
Ч у ж е з е м е ц.О многом мы, если будет угодно, поговорим и после,
величайшее же и изначальное следует рассмотреть первым.
Т е э т е т.О чем, однако, ты говоришь? Ясно ведь, ты считаешь, что сначала
надо тщательно исследовать бытие: чем оказывается оно у тех, кто берется о
нем рассуждать?
Ч у ж е з е м е ц.Ты, Теэтет, следуешь за мной прямо по пятам. Я говорю,
что метод исследования нам надо принять такой, будто те находятся здесь и
мы должны расспросить их следующим образом: "Ну-ка, вы все, кто только
утверждает, что теплое и холодное или другое что-нибудь двойственное есть
все, - что произносите вы о двух [началах бытия], когда говорите, будто
существуют они оба вместе и каждое из них в отдельности? Как нам понимать
это ваше бытие? Должны ли мы, по-вашему, допустить нечто третье кроме тех
двух и считать все тройственным, а вовсе не двойственным? Ведь если вы
назовете одно из двух [начал] бытием, то не сможете сказать, что оба они
одинаково существуют, так как в том и другом случае было бы единое
[начало], а не двойственное".
Т е э т е т.Ты говоришь верно.
Ч у ж е з е м е ц."Или вы хотите оба [начала] назвать бытием?"
Т е э т е т.Может быть.
Ч у ж е з е м е ц."Но, друзья, - скажем мы, - так вы весьма ясно назвали бы
двойственное единым".
Т е э т е т.Ты совершенно прав.
Ч у ж е з е м е ц."Так как мы теперь в затруднении, то скажите нам четко,
что вы желаете обозначить, когда произносите "бытие". Ясно ведь, что вы
давно это знаете, мы же думали, что знаем, а теперь вот затрудняемся.
Поучите сначала нас этому, чтобы мы не воображали, будто постигаем то, что
вы говорите, тогда как дело обстоит совершенно наоборот". Так говоря и
добиваясь этого от них, а также от других, которые утверждают, что все
больше одного, неужели мы, мой мальчик, допустим какую-либо ошибку?
Т е э т е т.Менее всего.
Ч у ж е з е м е ц.Как же? Не должно ли у тех, кто считает все единым,
выведать по возможности, что называют они бытием?
Т е э т е т.Конечно.
Ч у ж е з е м е ц.Пусть они ответят на следующее: "Вы утверждаете, что
существует только единое?" "Конечно, утверждаем",скажут они. Не так ли?
Т е э т е т.Да.
Ч у ж е з е м е ц."Дальше. Называете ли вы что-нибудь бытием?"
Т е э т е т.Да.
Ч у ж е з е м е ц."То же ли самое, что вы называете единым, пользуясь для
одного и того же двумя именами? Или как?"
Т е э т е т.Что же они ответят после этого, чужеземец?
Ч у ж е з е м е ц.Ясно, Теэтет, что для того, кто выдвигает такое
предположение, не очень-то легко ответить как на этот, так и на любой
другой вопрос.
Т е э т е т.Как так?
Ч у ж е з е м е ц.Допускать два наименования, когда считают, что не
существует ничего, кроме единого, конечно, смешно.
Т е э т е т.Как не смешно!
Ч у ж е з е м е ц.Да и вообще согласиться с говорящим, что имя есть что-то,
не имело бы смысла.
Т е э т е т.Отчего?
Ч у ж е з е м е ц.Кто допускает имя, отличное от вещи, тот говорит,
конечно, о двойственном.
Т е э т е т.Да.
Ч у ж е з е м е ц.И действительно, если он принимает имя вещи за то же, что
есть она сама, он либо будет вынужден произнести имя ничего, либо если он
назовет имя как имя чего-то, то получится только имя имени, а не чего-либо
другого.
Т е э т е т.Так.
Ч у ж е з е м е ц.И единое, будучи лишь именем единого, окажется единым
лишь по имени.
Т е э т е т.Это необходимо.
Ч у ж е з е м е ц.Что же далее? Отлично ли целое от единого бытия или они
признают его тождественным с ним?
Т е э т е т.Как же они не признают, если и теперь признают?
Ч у ж е з е м е ц. Если, таким образом, как говорит и Парменид,
Вид его [целого] массе правильной сферы всюду подобен,
Равен от центра везде он, затем, что нисколько не больше,
Как и не меньше идет туда и сюда по закону,
если бытие именно таково, то оно имеет середину и края, а обладая этим, оно
необходимо должно иметь части.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134