Но стоит ей нахлынуть обильнее, она одолевает волокна своим жаром и,
вскипев, приводит их в полный беспорядок; если же сил ее достанет на
окончательную победу, она проникает до самого мозга и палит его, как бы
сжигая корабельные канаты отчаливающей на волю души. Когда же, напротив,
она оказывается слабее, а тело в достаточной мере сопротивляется ее
разлагающему действию, поражение достается ей, и тогда она либо
распространяется по всему телу, либо бывает отброшена по жилам в верхнюю
или нижнюю часть брюшной полости и затем извергнута вон из тела, словно
изгнанник из волнуемого смутой города. При своем удалении она производит
кишечные ев расстройства, кровавые поносы и прочие недуги этого рода.
Заметим, что, если тело заболевает в основном от избытка огня, оно
подвержено непрерывной лихорадке; если от избытка воздуха - лихорадка
повторяется каждый день; если от избытка воды - она бывает трехдневной, ибо
вода являет больше косности, нежели воздух и тем более огонь; если от
избытка земли, четвертого по счету и самого косного рода, требующего для
своего изгнания вчетверо больше времени,- тело подвержено четырехдневной
лихорадке и выздоравливает с большим трудом. Так возникают телесные недуги;
что касается недугов души, то они проистекают из телесных следующим
образом. Нельзя не согласиться, что неразумие есть недуг души, но
существуют два вида неразумия - сумасшествие и невежество. Значит, все, что
сродно любому из двух названных состояний, заслуживает имени недуга, и
тогда к самым тяжелым среди этих недугов души придется причислить
нарушающие меру удовольствия и страдания. Когда человек упоен радостью или,
напротив, терзается- огорчением, он в своей неуемной жажде несвоевременно
получить одно и освободиться от другого с не может ничего правильно видеть
и слышать; его ум помрачен, и он в такое время менее всего способен
рассуждать. Между тем, если у кого-нибудь, словно у особо плодоносного
дерева, мозг рождает в избытке струящееся семя, такой человек по различным
поводам испытывает много терзаний, но и много удовольствий, то вожделея, то
насыщая вожделение; обуреваемый сильнейшими удовольствиями и
неудовольствиями, он живет в состоянии безумия большую часть жизни. Итак,
душа его больна и безумна по вине тела, однако все видят в нем не больного,
но добровольно порочного человека. На деле же любовная необузданность есть
недуг души, чаще всего рождающийся по вине одного-единственного вещества,
которое сочится сквозь поры костей и разливается по всему телу.
Когда так называемую невоздержность в удовольствиях хулят как добровольную
порочность, хула эта почти всегда несправедлива: никто не порочен по доброй
воле, но лишь дурные свойства тела или неудавшееся воспитание делают
порочного человека порочным, притом всегда к его же несчастью и против его
воли. Что касается области страданий, то и здесь тело зачастую оказывается
повинным в пороках души. Так, когда острая и соленая флегма, а также
горькие желчные соки, блуждая по телу, не находят себе выхода наружу, но
скапливаются внутри и возмущают примесью в? своих паров движения души, они
вызывают всевозможные душевные недуги разной силы и длительности. Поскольку
же они могут вторгаться в любую из трех обителей души, то в зависимости от
места, в которое они попадают, рождаются многообразные виды подавленности и
уныния, дерзости и трусости, забытья и тупоумия. Если же к такой
предрасположенности прибавляются порочные государственные установления, а
равно и дурные речи, наполняющие как частную, так и общественную жизнь, и
если при этом не изучаются уже с юных лет те науки, чья целительная сила
могла бы противостоять этому злу, то под воздействием этих двух причин,
совершенно неподвластных нашей воле, и становятся порочными все те из нас,
кто порочен. Ответственность за это лежит скорее на зачавших, нежели на
зачатых, и скорее на воспитателях, нежели на воспитуемых; и все же каждый
обязан напрягать свои силы, дабы с помощью воспитания, упражнений и занятий
избегнуть порока и обрести то, что ему противоположно.
Впрочем, это относится уже к иному роду рассуждений. Напротив, весьма
уместно и ко времени противопоставить всему вышесказанному повествование о
средствах, силой которых поддерживается здоровье тела и здравомыслие; сама
справедливость требует уделять больше внимания доброму, нежели злому. Между
тем все доброе, без сомнения, прекрасно, а прекрасное не может быть чуждо
меры. Значит, приходится признать, что и живое существо, долженствующее
оказаться прекрасным, соразмерно. Но что касается соразмерности, здесь мы
привыкли принимать в расчет мелочи, а самое важное и существенное упускаем
из виду. Когда стоит вопрос о здоровье и болезни, о добродетели и пороке,
нет ничего важнее, нежели соразмерность или несоразмерность между душой и
телом как таковыми. Но мы не задумываемся над этим и не понимаем, что,
когда могучая и во всех отношениях великая душа восседает как бы на
колеснице слишком слабого и хилого тела или когда равновесие нарушено в
противоположную
сторону, живое существо в целом не прекрасно, ибо ему не хватает
соразмерности как раз в самом существенном; однако, когда в нем есть эта
соразмерность, оно являет собою для каждого, кто умеет видеть, самое
прекрасное и отрадное из всех зрелищ. Ведь и тело, в котором либо длина
ног, либо величина других членов нарушает меру, не просто безобразно: когда
всем его частям приходится работать сообща, оно то и дело подпадает
утомлению или судорогам, делается неустойчивым, падает, оказываясь само же
для себя причиной нескончаемых бед. То же самое следует предположить и о
том двухчастном соединении, которое мы именуем живым существом. Когда
входящая в его состав душа слишком сильна для тела и притом яростна, она
расшатывает тело и наполняет его изнутри недугами; самозабвенно предаваясь
исследованиям и наукам, она его истощает; если же ее распаляют задором и
честолюбием труды учительства и публичные или частные словопрения, тогда
она перегревает тело, сотрясает его устои, вызывает истечения и притом
вводит в обман большинство так называемых врачей, понуждая их винить в
происходящем неповинное тело.
Напротив, когда большое, превосходящее душу тело соединяется со скудными и
немощными мыслительными способностями, то, поскольку людям от природы даны
два вида вожделений - телесное вожделение к еде и божественнейшее в нас
вожделение к разуму,- порывы более сильной стороны побеждают и умножают
собственную силу, а душу между тем делают тупой, непонятливой и забывчивой,
навлекая на человека невежество, этот злейший из всех недугов. От того и
другого есть лишь одно спасение - не возбуждать ни души в ущерб телу, ни
тела в ущерб душе, но давать обеим сторонам состязаться между собой, дабы
они пребывали в равновесии и здравии. Скажем, тот, кто занимается
математикой или другим делом, требующим сильного напряжения мысли, должен
давать и телу необходимое упражнение, прибегая к гимнастике; напротив,
тому, кто преимущественно трудится над развитием своего тела, следует в
свой черед упражнять душу, занимаясь музыкой и всем тем, что относится к
философии, если только он хочет по праву именоваться не только прекрасным,
но и добрым. Сообразно с этим должно заботиться и об отдельных частях
[тела], подражая примеру Вселенной. Ведь если то, что входит в тело,
изнутри горячит его и охлаждает, а то, что обступает его извне, сушит и
увлажняет и в придачу ому приходится терпеть последствия и того и другого
воздействия, значит, тело, пребывающее в неподвижности, станет игрушкой
этих воздействий, будет ими осилено и погибнет.
Напротив, тот, кто, взяв за пример кормилицу и пестунью Вселенной, как мы
ее в свое время назвали, не дает своему телу оставаться праздным, но без
устали упражняет его и так или иначе заставляет расшевелиться, сообразно
природе поддерживает равновесие между внутренними и внешними движениями и
посредством умеренных толчков принуждает беспорядочно блуждающие но телу
состояния и частицы стройно располагаться в зависимости от взаимного
сродства, как мы об этом говорили раньше применительно ко Вселенной,- тот,
кто все это делает, не допустит враждебное соединиться с враждебным для
порождения в теле раздоров и недугов, но дружественное сочетает с
дружественным во имя собственного здоровья.
Что касается движений, наилучшее из них то, которое совершается [телом]
внутри себя и самим по себе, ибо оно более всего сродно движению мысли, а
также Вселенной; менее совершенно то, которое вызвано посторонней силой, но
хуже всего то, при котором тело покоится в бездействии, между тем как
посторонняя сила движет отдельные его части. Соответственно из всех видов
очищения и укрепления тела наиболее предпочтительна гимнастика; на втором
месте стоит колебательное движение при морских или иных поездках, если
только они не приносят усталости; а третье место занимает такой род
воздействий, который, правда, приносит пользу в случаях крайней
необходимости, но в остальное время, безусловно, неприемлем для разумного
человека: речь идет о врачебном очищении тела силой лекарств. Если только
недуг не представляет чрезвычайной опасности, не нужно дразнить его
лекарствами. Дело в том, что строение любого недуга некоторым образом
сходно с природой живого существа; между тем последняя устроена так, что
должна пройти определенную последовательность жизненных сроков, причем как
весь род в целом, так и каждое существо в отдельности имеет строго
положенный ему предел времени, которого и достигает, с если не вмешается
сила необходимости. Сами составляющие это существо треугольники при своем
соединении наделены способностью держаться только до назначенного срока и
не могут продлить свою жизнь долее.
Таким же образом устроены и недуги, и потому обрывать их течение прежде
положенного предела силой лекарств может лишь тот, кто хочет, чтобы из
легких расстройств проистекли тяжелые, а из немногих - бесчисленные.
Следовательно, лучше руководить недугом с помощью упорядоченного образа
жизни, насколько это позволяют нам обстоятельства, нежели дразнить его
лекарствами, делая тем самым беду закоренелой.
На этом мы кончим наши рассуждения о живом существе в целом и о частях его
тела, а равно и о том, как жить сообразно с рассудком, в одно и то же время
осуществляя руководство самим собой и оказывая себе послушание. Но что
касается того [начала], которому предстоит быть руководящим, то его
чрезвычайно важно наперед снабдить силой, дабы оно смогло наипрекраснейшим
и наилучшим образом осуществить свое руководительство.
Впрочем, обстоятельный разбор этого предмета сам по себе составил бы особую
задачу; если же коснуться дела лишь попутно, то имело бы смысл в связи с
предшествующим заметить вот что: как мы уже не раз повторяли, в нас обитают
три различных между собой вида души, каждый из которых имеет собственные
движения. В соответствии с этим мы должны сейчас совсем вкратце сказать,
что тот вид души, который пребывает в праздности и забрасывает присущие ему
движения, по необходимости оказывается слабейшим, а тот, который предается
упражнениям, становится сильнейшим; поэтому надо строго следить за тем,
чтобы движения их сохраняли должную соразмерность. Что касается главнейшего
вида нашей души, то ее должно мыслить себе как демона, приставленного к
каждому из нас богом; это тот вид, который, как мы говорили, обитает на
вершине нашего тела и устремляет нас от земли к родному небу как небесное,
а не земное порождение; и эти наши слова были совершенно справедливы, ибо
голову, являющую собою наш корень, божество простерло туда, где изначально
была рождена душа, а через это оно сообщило всему телу прямую осанку.
Правда, у того, кто погряз в вожделениях или тщеславии и самозабвенно им
служит, все мысли могут быть только смертными, и он не упустит случая,
чтобы стать, насколько это возможно, еще более смертным и приумножить в
себе смертное начало. Но если человек отдается любви к учению, стремится к
истинно разумному и упражняет соответствующую способность души
преимущественно перед всеми прочими, он, прикоснувшись к истине, обретает
бессмертные и божественные мысли, а значит, обладает бессмертием в такой
полноте, в какой его может вместить человеческая природа; поскольку же он
неизменно в себе самом пестует божественное начало и должным образом
ублажает сопутствующего ему демона, сам он не может не быть в высшей
степени блаженным.
Вообще говоря, есть только один способ пестовать что бы то ни было - нужно
доставлять этому именно то питание и то движение, которые ему подобают.
Между тем если есть движения, обнаруживающие сродство с божественным
началом внутри нас, то это мыслительные круговращения Вселенной; им и
должен следовать каждый из нас, дабы через усмотрение гармоний и
круговоротов мира исправить круговороты в собственной голове, нарушенные
уже при рождении, иначе говоря, добиться, чтобы созерцающее, как и требует
изначальная его природа, стало подобно созерцаемому, и таким образом
стяжать ту совершеннейшую жизнь, которую боги предложили нам как цель на
эти и будущие времена.
Вот мы, кажется, и покончили с той задачей, которую взяли на себя в самом
начале: довести рассказ о Вселенной до возникновения человека. Что касается
вопроса о том, как возникли прочие живые существа, его можно рассмотреть
вкратце, не вдаваясь без особой нужды в многословие, чтобы сохранить в этих
наших речах должную меру. Вот что скажем мы об этом: среди произошедших на
свет мужей были и такие, которые оказывались трусами или проводили свою
жизнь в неправде, и мы не отступим от правдоподобия, если предположим, что
они при следующем рождении сменили свою природу на женскую, между тем как
боги, воспользовавшись этим, Как раз тогда создали влекущий к соитию эрос и
образовали по одному одушевленному существу внутри наших и женских [тел],
построив каждое из них следующим образом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134