— Да здравствует Камчак! — воскликнули они. — Да здравствует Высокий Убар!— Да здравствует Единый Убар народов фургонов! — пронеслось по залу.Только поздно вечером все дела этого дня были решены и тронный зал опустел.С Камчаком остались лишь несколько тачакских командиров и наиболее заслуженных воинов, мы с Гарольдом и Африз с Хереной и Элизабет.Ушли и Альбрехт с Тенчикой и Дина. Интересный разговор произошел между девушками, прежде чем они покинули зал.Тенчика подошла к Дине.— На тебе уже нет ошейника, — заметила Дина.Тенчика застенчиво опустила глаза.— Да, — сказала она, — я свободна.— Теперь ты вернешься в Тарию? — спросила Дина.— Нет, — улыбаясь, ответила Тенчика. — Я остаюсь с Альбрехтом и фургонами.Альбрехт тем временем был занят разговором с Конрадом, убаром кассаров.— Вот, — протянула Тенчика Дине небольшой матерчатый сверток. — Это твое, ты это выиграла.Дина с удивлением развязала сверток и увидела в нем кольца и золотые украшения, переданные ей Альбрехтом за победу в соревнованиях по бегу от бола.— Возьми это, — настаивала Тенчика.— Он знает? — спросила Дина. — Конечно.— Он очень добр.— Я люблю его, — ответила Тенчика, поцеловав её на прощание и поспешно убегая прочь.Я подошел к Дине и взглянул на переданные ей украшения.— Для этого действительно нужно неплохо бегать, — заметил я.Она весело рассмеялась.— Здесь более чем достаточно драгоценностей, чтобы нанять себе помощников! — радостно потрясла она содержимым свертка. — Теперь я смогу снова открыть магазинчик моего отца и братьев!— Если хочешь, я дам тебе в сотню раз больше? — предложил я.— Нет, — с улыбкой отказалась она. — Это я выиграла. Я хочу сделать все самостоятельно.Она подняла вуаль с лица и быстро коснулась губами моей щеки.— Прощай, Тэрл Кэбот, — пробормотала она. — Желаю тебе всего хорошего.— И я желаю тебе всего хорошего, благородная Дина из Тарии, — ответил я.Она рассмеялась.— Глупый, глупый воин, — покачала она головой. — Я всего лишь дочь бедного пекаря!— Он был благородным, достойным человеком, — сказал я.— Спасибо тебе, — пробормотала она.— И дочь его — благородная, достойная женщина, — продолжал я. — К тому же очень красивая.Я не позволил закрыть ей лицо вуалью, пока не запечатлел у неё на губах прощальный поцелуй.Она опустила вуаль, прижала пальцы к своим губам, затем коснулась ими моих и поспешно оставила зал.Элизабет наблюдала за нами, явно ревнуя.— А она красивая, — мрачно отметила Элизабет.— Да, — согласился я и, посмотрев на нее, добавил: — Ты тоже.Лицо её расцвело улыбкой.— Я знаю, — горделиво сказала она.— Дерзкая девчонка, — усмехнулся я.— Горианской девушке нет нужды притворяться, будто она не знает, что красива, — возразила она.— Это верно, — согласился я. — Но почему ты сама решила, будто ты красивая?— Я не сама. Так говорил мой господин, — пожала она плечами. — Он ведь не обманывает, не так ли?— Не часто, — признался я. — Особенно в вещах столь важных.— К тому же я видела, какие взгляды бросают на меня мужчины, — заявила Элизабет, — и знаю, что за меня можно получить хорошую цену.От такой наглости я даже почувствовал легкое замешательство.— Наверное, целую пригоршню золотых монет, — как ни в чем не бывало продолжала Элизабет.— Пожалуй, — согласился я.— Значит, я красивая, — подвела она итог.— Верно.— Но ведь ты не продашь меня?— Пока нет. Посмотрим, сколько ещё ты будешь доставлять мне удовольствие.— Ох, Тэрл! — испуганно воскликнула она.— Господин, — поправил я.— Господин, — немедленно согласилась она.— Что ты хочешь сказать?— Что я буду очень стараться доставить тебе удовольствие, — с улыбкой пообещала она.— Значит, все будет в порядке, — заверил я её.— Я люблю тебя, — внезапно сорвалось с её губ. — Я люблю тебя, Тэрл Кэбот, мой господин.Она обняла меня за шею и крепко поцеловала.Я прижал её к себе, стараясь подольше удержать её губы в своих.Мне трудно было даже представить себе, что эта очаровательная красавица в ошейнике с моими инициалами, эта волнующая Элизабет Кардуэл в прошлом являлась молодой секретаршей с Земли, на долю которой выпало столько испытаний в чужих для неё бескрайних горианских степях. Кем бы ни была она в прошлом — малозначительной служащей в одной из тысяч похожих друг на друга безликих контор, вынужденной отрабатывать свою мизерную заработную плату и выкраивать из неё крохи, чтобы иметь возможность не ударить в грязь лицом и произвести впечатление на своих подруг, столь же незначительных служащих из таких же незначительных контор, — теперь она была живой и свободной в проявлении своих чувств, хотя горло её сжимал ошейник, а тело было отмечено клеймом. Она превратилась в очаровательную, страстную женщину, дерзкую и милую, — одним словом, мою.Интересно, были ли на Горе и другие женщины с Земли, прошедшие такую же трансформацию, перерождение, те, кто, даже не отдавая себе отчета, страстно желал найти для себя мужчину и мир, в котором — пусть даже не по собственной воле, не имея иного выбора — они научились ценить то, чем обладали до сих пор, научились по-новому смотреть на жизнь, радоваться каждому её проявлению и чувствовать себя по-настоящему свободно и раскованно — как это ни покажется парадоксальным — даже в стягивающем их горло ошейнике. Так думал я и сам удивлялся своим мыслям: возможно ли вообще такое? Правы ли в своих заключениях горианцы?Слишком уж фантастической порой казалась мне их психология.Сейчас в тронном зале дворца тарианского убара оставались только Камчак с Африз, Гарольд с Хереной и я с Элизабет.Камчак посмотрел на меня проницательно.— Ну, в нашей игре, кажется, все складывается удачно.Мне припомнился наш недавний разговор.— Ты слишком рисковал, — ответил я, покачав головой, — когда не вывел войска из Тарии и не бросил их на защиту босков и фургонов, понадеявшись на то, что катайи и кассары придут тачакам на помощь.Это была слишком рискованная игра.— Возможно, не такая уж рискованная, — ответил он, — поскольку я знал катайев и кассаров, наверное, даже лучше, чем они сами.— Ты говорил, — напомнил я, — что игра ещё не окончена.— Теперь уже все позади.— А что составляло последнюю партию этой игры?— Мне нужно было показать катайям, кассарам и тем же паравачам, насколько просто нас можно уничтожить по отдельности руками друг друга и какую силу мы будем представлять собой, действуя все вместе.— Это должно было навести их на мысль о необходимости выбора Высокого Убара?— Да, именно на это и была направлена моя игра.— Ну, что ж, да здравствует Высокий Убар — Камчак, убар тачаков!— Да здравствует Камчак — Единый Убар народов фургонов! — подхватил Гарольд.Камчак рассмеялся и опустил глаза.— Скоро наступит самое время для охоты на тамитов, — высказал он давнишнее желание.После этого мы все вместе направились к выходу из зала. Африз легко поднялась с колен, чтобы следовать за своим хозяином.Камчак обернулся и задумчиво на неё посмотрел Девушка нерешительно остановилась, пытаясь понять, что он задумал С неожиданной для него нежностью Камчак положил руки девушке на плечи, привлек её к себе и оставил у неё на губах легкий поцелуй.— Господин? — удивленно спросила девушка.Камчак вынул из-за пояса маленький ключ, вставил его в замок на ошейнике и снял его.Девушка недоверчиво покачала головой и прикоснулась рукой к шее.— Ты свободна, — сказал ей Камчак.Африз смотрела на него с недоумением и недоверием.— Не бойся, — продолжал Камчак, — тебе дадут достаточно золота. Ты снова будешь одной из самых богатых женщин Тарии.Девушка не в силах была произнести ни слова.Мы, все присутствующие, были ошеломлены не меньше её. Каждый из нас знал, скольким опасностям пришлось подвергнуться Камчаку, чтобы заполучить её в свои руки; каждый знал, какую цену ещё совсем недавно вынужден был заплатить Камчак за то, чтобы она после вражеского набега была возвращена ему.Мы просто не в силах были поверить в реальность происходящего.Камчак поспешно отвернулся и направился к своей привязанной к трону каийле. Он вставил ногу в стремя и легко забросил свое крепкое тело в седло Затем, не подгоняя животное, он выехал из зала. Мы все последовали за ним — за исключением Африз, которая осталась неподвижно стоять у трона тарианского убара, одетая в тунику кейджеры, но без ошейника — свободная. Руки её были прижаты к лицу.Она, казалось, была в полном оцепенении и лишь механически покачивала головой.Я шел за каийлой Камчака, рядом со мной задумчиво вышагивал Гарольд, а в двух шагах за нами — как подобает горианкам — следовали Элизабет и Херена.— Интересно, — спросил я у Гарольда, — почему он пощадил Тарию?— Его мать была тарианкой, — ответил молодой тачак.Я остановился от неожиданности.— Ты что, не знал? — удивился Гарольд.— Нет, — покачал я головой.— Именно после её смерти Катайтачак и пристрастился к листьям канды.— Я ничего этого не знал.Мы несколько отстали от Камчака.— Да, — продолжал Гарольд, — она была тарианской девушкой, взятой в рабство Катайтачаком. Он полюбил её, подарил ей свободу, но она так и оставалась с ним до самой смерти — убарой тачаков.За главными воротами дворца Фаниуса Турмуса нас дожидался Камчак на своей каийле. Здесь же стояли наши животные, и мы сели в седло. Херена и Элизабет побежали у наших стремян.Мы выехали на мостовую и повернули в сторону главных ворот Тарии.Лицо Камчака было непроницаемо.— Подождите! — послышалось у нас за спиной.Мы обернулись и увидели бегущую за нами Африз, босую и одетую в тунику кейджеры.Она остановилась у стремени Камчака и замерла, низко опустив голову.— Что это значит? — сурово взглянул на неё Камчак.Девушка не ответила и не подняла головы.Камчак тронул поводья и повернул каийлу к главным воротам Тарии. Мы ехали следом. Африз, Элизабет и Херена шли, держась за стремена наших скакунов.Не доезжая до ворот, Камчак натянул поводья; мы остановились. Африз замерла, не поднимая глаз.— Ты свободна, — напомнил ей Камчак.Девушка отрицательно покачала головой.— Нет, — сказала она, — я принадлежу Камчаку.Она робко коснулась головой вдетой в стремя ноги убара.— Я не понимаю, — сказал Камчак.Девушка нерешительно подняла голову — в глазах её стояли слезы.— Пожалуйста, хозяин, — прошептала она.— Почему? — удивился Камчак.Девушка выдавила слабую улыбку.— Я уже полюбила запах босков, — ответила она.Камчак рассмеялся и протянул ей руку.— Садись рядом со мной, Африз из Тарии, — предложил Камчак.Девушка подала ему руку, и он усадил её перед собой в седло. Африз села боком и, едва сдерживая слезы, положила голову ему на грудь.— Эту женщину зовут Африз, и с этого момента она — убара моего сердца, убара тачаков и Высокая Убара народов фургонов! — объявил Камчак.Мы пропустили Камчака и Африз в ворота и оставили этот город, и его Домашний Камень, и его жителей и поскакали к виднеющимся невдалеке фургонам, давно дожидающимся нас на бескрайних равнинах, обнимающих оставленную нами Тарию с её высокими, но оказавшимися отнюдь не неприступными для нас стенами и девятью мощными, окованными железом воротами. Глава 28. МЫ С ЭЛИЗАБЕТ ПОКИДАЕМ НАРОДЫ ФУРГОНОВ Не думаю, чтобы последние минуты нашего с Элизабет пребывания в стане кочевников доставили невольнице по имени Тука большое удовольствие.В лагере тачаков Элизабет взмолилась, чтобы я не отпускал её на волю ещё хотя бы в течение часа.— Почему? — удивился я.— Потому что хозяева обычно не вмешиваются в выяснение отношений между рабами.Я пожал плечами. Мне требовалось не больше часа, чтобы накормить и запрячь тарна для полета на Сардар с бесценным яйцом Царствующих Жрецов.Здесь, у фургона Камчака собралось несколько воинов, среди которых я заметил и Туку с её хозяином.Я понял, в чем дело. Элизабет не забыла жестокое обращение этой девушки с нею на протяжении всех долгих месяцев её пребывания у тачаков, особенно когда она была заперта в клетке для слинов.Возможно, Тука каким-то образом догадалась о том, что за мысли теснятся в голове у Элизабет, потому что едва бывшая американка направилась в её сторону, она незамедлительно бросилась бежать, пытаясь спрятаться в фургоне.Через несколько минут ярдах в пятидесяти мы услышали испуганный женский вопль и увидели, как Тука летит на землю, сбитая ловким броском, в котором чувствовалось знакомство человека с приемами американского футбола. Вслед за этим все пространство между двумя фургонами неподалеку было окутано клубами пыли, поднятой возней двух женщин, обменивающихся отнюдь не женскими пощечинами.Можно было разглядеть мелькание девичьих кулачков, но удары, наносимые ими, очевидно, достигали цели, поскольку уже через минуту мы услышали крик просившей пощады Туки. Тут пыль несколько рассеялась, и мы увидели Элизабет, сидевшую верхом на своей поверженной жертве и немилосердно треплющую её за волосы. Даже кожаная туника на Элизабет была разорвана, а менее прочное одеяние рабыни на Туке вообще превратилось в лохмотья.Покончив с разминкой, Элизабет связала своим поясом тарианке руки, продела кожаный шнурок в кольцо в носу тарианки и потащила её к оврагу, где она могла бы отыскать подходящую для предстоящей экзекуции хворостину. Найдя прут, достойный её внимания, она привязала свою пленницу к ветвям невысокого, но густого кустарника и звучно испробовала свою находку на плечах доставившей ей столько неприятных минут тарианки. Насладившись ещё двумя-тремя столь же полновесными ударами, Элизабет вытащила кожаный шнурок из носового кольца своей обливающейся слезами жертвы и, не развязывая тарианке рук, позволила ей с позором ретироваться к своему хозяину.После этого с чувством выполненного долга, растрепанная и расцарапанная Элизабет Кардуэл подошла ко мне и как примерная, послушная рабыня опустилась у моих ног на колени.Когда она немного отдышалась, я снял с неё ошейник и подарил ей свободу. Затем я усадил её на спину тарна и приказал держаться за луку седла. Устроившись поудобнее, я привязал её к седлу кожаными ремнями безопасности, не забыв при этом, конечно, обезопасить и себя самого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50