Камчак снял с его плеча один из мешков и бросил его молодому воину.Юноша не обратил на это внимания, он явно приготовился к смертельному поединку.Камчак бросил ему под ноги второй мешок с золотом, третий…— Я — воин! — с гордостью произнес юноша.Камчак взмахнул рукой, и вперед выступили наши арбалетчики, нацелившие свои стрелы в молодого воина.Камчак тем временем продолжал бросать юноше мешки с золотом, число которых уже перевалило за дюжину.— Побереги свое золото, тачакский слин! — крикнул ему юноша. — Я воин и знаю кодекс воинской чести!— Как пожелаешь, — ответил ему Камчак и дал знак своим арбалетчикам.— Нет! — закричал я. — Не надо!В этот момент с воинственным тарианским кличем юноша бросился с мечом на Камчака, и тут же несколько выпущенных арбалетчиками стрел со свистом вонзились в его тело и опрокинули навзничь. С криком ярости молодой воин поднялся на ноги и, не выпуская из рук оружия, снова, шатаясь, направился к Камчаку. Его встретила ещё одна стрела, затем ещё одна, пока он не распростерся у ног предводителя тачаков.И тут я, к своему изумлению, обнаружил, что ни одна из стрел не поразила грудь молодою воина, голову или живот, все они вонзились ему в руку или в ногу.Это, конечно, не могло быть случайностью. Камчак ногой перевернул тело лежащего перед ним юноши на спину.— Становись в ряды тачаков, — предложил он.— Нет, — простонал молодой воин. — Никогда, тачакский слин! Никогда!Камчак обернулся к своим воинам.— Перевяжите ему раны, — приказал он. — Следите, чтобы он остался жив. Когда он сможет встать на ноги, мы научим его ездить верхом и владеть луком и кайвой. Такие люди нам нужны.Я заметил изумление в глазах юноши, и ею тут же унесли.— В свое время, — заметил Камчак, — этот парень сможет взять под свое командование тачакскую тысячу.После этого он поднял голову и взглянул на остальных троих человек, сидящих в этой комнате, — на изукрашенного шрамами Ха-Кила, с мечом на коленях спокойно наблюдающего за происходящим, кипящего бешенством торговца Сафрара и на высокого, худощавого, поигрывающего кайвой паравачи.— Паравачи — мой! — воскликнул Гарольд.Человек в капюшоне напрягся, стиснул в руке кайву, но остался сидеть на месте.Гарольд выскочил вперед.— Выходи драться! — крикнул он.Камчак жестом остановил его, и он, с трудом сдерживая переполняющую его ярость, отступил назад.Слины неистовствовали и рвались из ошейников.С пеной на губах они царапали когтями пол, шерсть у них встала дыбом, а глаза налились кровью. Проводник с трудом удерживал их на месте.— Не приближайтесь! — крикнул Сафрар. — Иначе я разобью золотой шар! — Он сорвал с шара алое покрывало и поднял его над головой.Сердце у меня едва не остановилось. Я прикоснулся рукой к плечу Камчака.— Он не должен это сделать, — вполголоса произнес я. — Ни в коем случае!— Почему? — спросил Камчак. — Шар не имеет никакой ценности.— Всем стоять на месте! — снова закричал Сафрар.— Ты не понимаешь, Камчак! — воскликнул я.Глаза Сафрара заблестели от радости.— Ага, он знает! — закричал он. — Слушайтесь коробанца: он все знает!— Это действительно имеет какое-нибудь значение, если он разобьет шар? — спросил Камчак.— Да, — ответил я. — Ценнее этой сферы нет ничего на всем Горе, а возможно, и во всей Солнечной системе!— Вот именно! — радостно завопил Сафрар. — Прислушайтесь к коробанцу! Если вы подойдете ко мне, я разобью шар!— Шару не должно быть причинено ни малейшего вреда, — предупредил я Камчака.— Но почему? — поинтересовался Камчак.Я молчал, не зная, как объяснить то, что ему следовало бы знать.Камчак перевел взгляд на Сафрара.— Что это такое, — спросил он, — то, что ты держишь в руках?— Золотой шар! — торжественно ответил Сафрар.— Но что это за шар? — допытывался у него Камчак.— Не знаю, — признался торговец, — но мне известно, что есть люди, готовые заплатить за него половину всех сокровищ Гора!— Лично я, — заметил Камчак, — не дал бы за него и медного гроша.— Прислушайтесь к тому, что вам говорит коробанец! — воскликнул Сафрар.— Шар не должен быть уничтожен, — настойчиво повторил я.— Почему? — не скрывая удивления, снова спросил Камчак.— Потому что, — нерешительно начал я, — в нем… это последнее семя Царствующих Жрецов… яйцо… последняя надежда Царствующих Жрецов на выживание… на сохранение.. всего этого… всех нас… планеты… вселенной…Вокруг раздался удивленный ропот. Глаза Сафрара едва не вылезли из орбит. Ха-Кил раскрыл рот, едва не уронив лежащий у него на коленях меч. Паравачи перестал играть с кайвой и уставился на Сафрара.— Не думаю, — покачал головой Камчак. — Я склонен считать, что шар вообще не имеет никакой цены.— Нет, Камчак, — взмолился я. — Поверь мне!— Значит, именно ради этого золотого шара ты пришел к народам фургонов? — спросил он.— Да, — ответил я. — Именно ради него.Мне вспомнился наш разговор в фургоне Катайтачака. Воины вокруг меня обменялись гневными восклицаниями.— И ты бы украл его? — поинтересовался Камчак.— Да, — признался я.— Как Сафрар?— Я бы не убивал Катайтачака.— И зачем бы ты его украл?— Чтобы вернуть в Сардар.— Не для того, чтобы оставить его себе? Не ради денег?— Нет, — ответил я.— Я тебе верю, Тэрл, — сказал Камчак. — Нам было известно, что в свое время к нам должен прийти кто-то из Сардара. Но мы не знали, что это будешь именно ты.— Прежде я и сам об этом не знал, — признался я.Камчак взглянул на торговца.— Ты собираешься купить свою жизнь ценой золотого шара? — спросил он.— Если понадобится — да! — сказал Сафрар.— Но мне не нужен золотой шар, — заметил Камчак. — Мне нужен ты сам.Сафрар побелел, как мел, и снова поднял шар над головой. Я с облегчением заметил, что Камчак дал своим арбалетчикам сигнал не стрелять. Жестом он приказал своим людям — за исключением меня, Гарольда и человека, держащего слинов, — отойти на несколько шагов назад.— Ну, так-то лучше, — процедил сквозь зубы Сафрар.— Спрячьте оружие, — потребовал паравачи.Мы вложили мечи в ножны.— Отойдите к своим людям! — приказал Сафрар. — Имейте в виду: если что — я разобью шар!Очень медленно мы с Камчаком, Гарольдом и держащим слинов человеком сделали несколько шагов назад. Рвущиеся с поводков животные, роняя с обнаженных клыков слюну, нехотя повиновались приказу хозяина и дали оттащить себя от своей уже находившейся так близко добычи.Паравачи обернулся к Ха-Килу, вкладывающему меч в ножны, и встал на ноги. Ха-Кил лениво потянулся и заговорщицки ему подмигнул.— У тебя есть тарн, — сказал предводителю наемников паравачи. — Возьми меня с собой. Я отдам тебе половину сокровищ паравачей! Золото, босков, женщин, фургоны!— Вряд ли все это сравнится по стоимости с золотым шаром — тем, что держит в руках Сафрар, — усомнился в ценности его предложения Ха-Кил.— Ты не можешь бросить меня здесь! — закричал кочевник.— А зачем ты мне нужен? — демонстративно зевнул Ха-Кил.Белки глаз паравачи дико сверкнули из-под черного капюшона, скрывающего его лицо, он стиснул кулаки и обернулся к дальнему концу зала, где столпились в ожидании тачаки.— Тогда шар будет моим! — закричал он и бросился к Сафрару.— Нет! Он мой! Мой! — взвизгнул торговец, крепче прижимая шар к груди.Ха-Кил с любопытством наблюдал за происходящим. Я рванулся было вперед, но властная рука Камчака удержала меня на месте.— Золотой шар не должен быть поврежден! — воскликнул я.Паравачи, конечно, был гораздо сильнее толстого, низкорослого Сафрара, и вскоре ему удалось выхватить шар из рук отчаянно сопротивляющегося торговца. Тот издал дикий вопль и впился зубами в плечо паравачи. Я вспомнил зловещие ядовитые золотые зубы Сафрара. Паравачи отчаянно завизжал, закружился на одном месте и, к моему несказанному ужасу, швырнул вырванный у Сафрара золотой шар на пол.Не замечая больше ничего вокруг, я бросился вперед. Слезы застилали мне глаза. Опустившись на пол у разбитого яйца, я не в силах был даже сдержать вырвавшийся у меня крик отчаяния. Все кончено!Яйцо разбито! Я потерпел неудачу! Царствующие Жрецы погибнут! Погибнет все! На эту планету и на родную мне Землю придут загадочные, таинственные «Другие», кем бы они ни были! Все кончено! Все погибло! Все пропало!Все мои мысли и чувства были заняты разбитым яйцом, и лишь боковым зрением я заметил короткую агонию паравачи, покрывшегося страшными оранжевыми пятнами, опустившегося на пол и затихшего в предсмертных судорогах.Камчак подошел к нему и сорвал черный капюшон. Его лицо стало оранжевым, вылезшие белки глаз остекленели.— Это Толнус, — долетел до меня как-будто издалека голос Гарольда.— Конечно, — сказал Камчак. — А кто же ещё это мог быть? Кто, кроме убара паравачей, мог послать своих всадников для нападения на фургоны тачаку, и пообещать предводителю наемных тарнсменов половину босков, золота, женщин и фургонов своего племени?До меня с трудом доходила их речь. Мне вспомнился Толнус — один из четырех убаров народов фургонов, которых я встретил, впервые попав в тарианские степи, в земли кочевников.Камчак нагнулся к распростертому на полу неподвижному телу и сорвал с него усыпанное драгоценными камнями бесценное ожерелье. Осмотрев его с презрением, он бросил его одному из своих людей.— Отдайте это паравачам, — распорядился он. — С его помощью они смогут выкупить у кассаров и катайев хотя бы часть своих босков и женщин.Стоя на коленях у разбитой скорлупы яйца, я едва сознавал происходящее, настолько был поглощен охватившим меня отчаянием. Я даже не сразу заметил, что Камчак с Гарольдом уже давно стоят рядом.Я плакал, ничуть не смущаясь их присутствия. Я оплакивал не только провал своей миссии и крушение всего, за что я боролся — и я, и прежде всего Царствующие Жрецы, мой друг Миск, — но и сами их жизни, и жизни всех населяющих этот мир, и мою родную Землю, оставшихся теперь, очевидно, совершенно беззащитными перед загадочными «Другими»; я оплакивал и то существо, что дожидалось своего срока появления на свет и явившееся безвинной жертвой интриг и растянувшегося на столетия межпланетного конфликта; это существо, этот, так сказать, ребенок Царствующих Жрецов прекратил свою ещё не начавшуюся жизнь и этим похоронил надежды всех тех, кто так и не дал ему родиться.Тело мое сотрясали безудержные рыдания.Словно сквозь туман до меня донеслись чьи-то слова «Сафрар и Ха-Кил убежали» — и голос Камчака, приказывающего: — Отпустите слинов. Пусть поохотятся.Вслед за этим об пол звякнули отстегиваемые с ошейников животных цепи, и мраморные своды гулко отразили удаляющийся топот их лап. Не хотел бы я оказаться на месте Сафрара.— Крепись, воин из Ко-Ро-Ба, — с неожиданной теплотой прозвучал надо мной голос Камчака.— Ты не понимаешь, мой друг, — сдерживая рыдания, пробормотал я. — Ты просто не понимаешь!Тачаки в их черных кожаных одеяниях сгрудились вокруг нас. Мастер но приручению слинов также стоял рядом, держа в руках свисающие голые цепи. Ближе к стенам застыли рабы с мешками золотых слитков на плечах. Я начал улавливать гнилостный запах, исходящий от лежавших рядом со мной обломков скорлупы.— Ну и запах, — поморщился Гарольд.Он опустился на колени перед яйцом и с выражением глубокого отвращения на лице прикоснулся пальцем к бреши в скорлупе. Поднеся к лицу щепотку каких-то слепленных засохшей слизью золотистых песчинок, он задумчиво растер их между пальцами и ещё раз принюхался.Я обреченно уронил голову, мне все было безразлично.— Ты хорошо знаешь, что такое золотой шар Царствующих Жрецов? — поинтересовался у меня Камчак.— Нет, — ответил я. — У меня никогда не было такой возможности.— Неужели их яйцо такое? — саркастически заметил убар тачаков.— Ну-ка, взгляни повнимательней, — подошел ко мне Гарольд.Он поднес ближе к моему лицу свою ладонь, и на пальцах у него я увидел сухие золотистые пятна. Я смотрел на его ладонь, ничего не понимая.— Оно мертвое, — сказал он.— Мертвое? — удивился я.Гарольд снова нагнулся к расколотому яйцу, наклонился над ним и извлек из скорлупы сморщенное, тронутое гниением, мертвое, наверное, уже в течение нескольких месяцев тельце нерожденного тарлариона.— Я ведь говорил тебе, — с участливой теплотой напомнил Камчак, — что яйцо не имеет никакой ценности.Я, пошатываясь, поднялся на ноги, изумленно глядя на обломки яйца. С трудом нагнулся и, погрузив пальцы в содержимое яйца, с удивлением всмотрелся в оставшиеся на них сухие темно-золотистые пятна.— Это не яйцо Царствующих Жрецов, — сказал Камчак. — Неужели ты действительно полагал, что мы можем позволить неприятелю узнать местонахождение подобной вещи?Я взглянул на него со слезами на глазах.Внезапно откуда-то издалека до нас донесся пронзительный, душераздирающий вопль и глухое рычание слинов.— С ним все кончено, — подвел итог Камчак.Он повернулся в направлении, откуда донесся крик. Медленно, словно нехотя, давя ногами обломки скорлупы, он двинулся к выходу из зала. У распростертого тела Толнуса, убара паравачей, он на мгновение остановился.— Очень жаль, — с презрением бросил Камчак. — Я бы предпочел швырнуть его под копыта мчащихся босков!После этого, не говоря больше ни слова, он повел нас, следующих за ним, прочь из зала по коридорам туда, откуда доносился разочарованный вой слинов.Мы вошли в помещение, где находился Желтый Бассейн. У края мраморной облицовки, дрожа от бессильной ярости, вскинув головы и оглашая все вокруг пронзительными воплями хищников, упустивших добычу, застыли оба охотничьих слина, не спускающие глаз с карикатурной фигуры тарианского торговца, рыдающего, захлебывающегося и отчаянно пытающегося дотянуться до лиан, свисающих с куполообразного потолка футах в двадцати над его головой.Он, очевидно, изо всех сил пытался сдвинуться с места, но, плотно обнимаемый густой и пузырящейся желтой жидкостью, не мог сделать и шага. Его коротенькие, пухлые ручки с накрашенными ногтями отчаянно, но совершенно безрезультатно молотили по поверхности жидкого чудовища. Лицо и лоб торговца были обильно покрыты потом. Его тело густо облепливали белые блестящие пузырьки воздуха, двигающиеся вокруг него столь упорядочение, что это означало сознательное поведение Желтого Бассейна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50