Для тарианцев же соревнования эти были необходимы для демонстрации тарианской силы, боеготовности и внушения уважения к мощи тарианской стали. Вполне миролюбивый город вынужден был время от времени напоминать соседям о том, что воины его свирепы и умелы. Но главной причиной их желания состязаться было то, что тарианские воины без ума от жизнерадостных и полных сил прекрасных женщин народов фургонов. И нет им награды слаще, чем с боем захватить такую женщину, особенно когда она норовиста, как тачачка Херена — бесстрашная, дикая, незаклейменная и столь же необузданная, сколь и прекрасная, и, похваляясь своей силой, заставить её сменить кожаный костюм на колокольчики и шелка надушенной рабыни. Но в обычное время тарианские воины, по-моему, уж как-то подозрительно редко встречались с воинами народов фургонов, считая их опасным, быстрым, неуловимым врагом, который, удирая с неимоверной скоростью, успевает унести с собой захваченное добро и пленных едва ли не до того, как кто-либо успевал понять, что, собственно, произошло.Я однажды спросил Камчака, что, по его мнению, лежит в основе игр Войны Любви.— Да вот что, — сказал он и указал на Дину и Тенчику, одетых в кейджер, которые в это время занимались хозяйством в нашем фургоне.Камчак рассмеялся и хлопнул себя по колену. И только после этого я понял, что обе девушки могли быть приобретены в играх, а ещё позже я вспомнил, что Тенчика, собственно, так и досталась кассарам; это Дина впервые почувствовала ремни господина около горящих фургонов каравана, в котором она совершала путешествие в Ар. Теперь, глядя на приближающиеся паланкины, я предположил, что именно так, в вуалях и шелках, к столбам когда-то вынесли очаровательную Тенчику, так, насколько я знал, могла бы выехать и очаровательная Дина, если бы не попала раньше в цепи кассарских воинов. Я подумал, сколько же гордых красавиц Тарии этой ночью со слезами на глазах будут прислуживать господам-дикарям и как много диких, одетых в кожу девушек фургонов, таких, как Херена, обнаружат себя этой ночью в шелках и ошейниках рабынь, надежно хранимых прочными стенами Тарии.По одному задернутые паланкины тарианских красавиц опускались на траву, и раб-слуга клал перед каждым шелковую подстилку, чтобы девушка из паланкина, выходя на вольный воздух, не запачкала сандалии или туфли.Девушки кочевников, глядя на это, просто покатывались со смеху. Скрытые вуалями, закутанные в многослойные уборы из роскошных шелков, тарианки стали одна за другой покидать свои укрытия, робко подходя к столбам.Судьи со списками в руках сновали между кочевниками и тарианцами.Насколько я знал, не любая девушка, так же как не любой воин, могла участвовать в играх Войны Любви. Годились только самые прекрасные, и только самые прекрасные могли быть выиграны.Девушка сама могла предложить себя как приз, как это сделала Африз, что вовсе не гарантировало, что она будет выбрана, потому что критерий внешности в данном случае соблюдался очень строго.Я услышал, как судья выкликнул:— Первый столб — Африз из Тарии!— Ха! — вскричал Камчак, шлепнув меня по спине, чем едва не вышиб из седла.Я не был удивлен. Тарианская богачка, без сомнения, прекрасна, если уж ей предложена честь стоять у первого столба. Это могло означать только одно: Африз — самая красивая девушка Тарии и, без сомнения, самая красивая из всех девушек в играх этого года.В бело-желтых шелках по ткани, расстилаемой перед ней по траве, Африз медленно пошла вперед, ведомая судьей к первому из столбов со стороны народов фургонов. Девушка народов фургонов с другой стороны становилась у столба напротив Тарии. В этом случае тарианская девушка могла видеть город и воинов, а девушки кочевников — ещё и своих воинов. Я был проинформирован Камчаком о том, что это заодно отделяет девушек от собственного народа. Таким образом, для того чтобы вмешаться, тарианцам придется пересечь расстояние между столбами, и то же самое придется сделать представителям народа фургонов, за чем, безусловно, будут внимательно следить судьи. Они теперь выкликали имена, и девушки по очереди выходили вперед.Я увидел, как Херена становится у третьего столба, хотя, насколько я мог заметить, она была не менее прекрасна, чем две кассарские девушки, вызванные перед ней.Камчак объяснил мне, что у неё между двумя верхними резцами есть маленький промежуток, и это уже дефект.— Это действительно важно — сказал я.Я с удовлетворением отметил, что она разозлилась тому, что её выбрали только на третий столб.— Я, Херена из первого фургона тачаков, лучше этих двух кассарских самок каийлы, — вдруг расплакалась она. Но судья находился уже далеко от неё. Выбор девушек Тарии определялся судьями города или членами касты врачей, а кочевниц отбирали хозяева публичных рабских фургонов, разъезжающих по всей планете, от города к городу, предоставляя воинам и рабовладельцам всегда готовый рынок живого товара. Фургоны рабов обыкновенно торговали и пагой Камчак и я заходили в последнюю ночь в один из таких притонов, в обилии съехавшихся на праздник, где мне пришлось раскошеливаться на целые четыре медные монеты за каждую бутыль паги. Мне удалось вывести Камчака из фургона до того, как он стал приставать к скованной маленькой девке из Порт-Кара, привлекшей его внимание. Я смотрел на ряды столбов. Девушки из народов фургонов гордо стояли у них, уверенные, что их герои, кто бы они ни были, одержат победу и вернут их своему народу. Девушки Тарии также стояли около столбов, но с деланным безразличием.Впрочем, я предположил, что, несмотря на кажущуюся невозмутимость, сердца большинства тарианских девушек бешено колотились. Это был для них весьма необычный день.Я смотрел на девушек, закрывшихся вуалями, прекрасных в своих легких шелках. Я знал, что под скрывающим их убором на многих надет постыдный тарианский камиск. Быть может, в первый раз столь ненавистное одеяние коснулось их тел, но это был необходимо — ведь если их воины проиграют состязание, им не позволят покинуть столб в платье, в котором они явились. Они не смогут уйти отсюда свободными женщинами.Я улыбнулся про себя: неужто и у Африз, так надменно застывшей у первого столба, под золотым одеянием скрывается камиск рабыни? Нет, наверное, она слишком горда, чтобы допустить даже мысль о поражении.Камчак тем временем, пришпорив каийлу, пробирался сквозь толпу к первому столбу.Я последовал за ним.Он наклонился к Африз.— Доброе утро, маленькая Африз, — радушно поприветствовал он её.Она даже не повернула головы.— Ты приготовился к смерти, мерзкий слин? — спросила она.— Нет, — ответил Камчак.Я слышал, как она мягко рассмеялась под белой вуалью, украшенной золотом.— Я вижу, у тебя нет больше ошейника, — констатировал Камчак.Она подняла голову и не удосужилась ответить.— У меня есть другой, — сказал Камчак.Она повернулась лицом к нему, сжав кулаки. Если бы эти милейшие миндалевидные глаза были оружием, она сразила бы тачака сразу, как ударом молнии.— Как я буду рада, — прошипела девушка, — увидеть тебя на коленях в песке, просящего Камраса прикончить тебя!— Сегодня, маленькая Африз, — сказал Камчак, — как я и обещал тебе, ты проведешь первую ночь в мешке с навозом.— Слин! — вскричала она и заплакала, затопав ногами. — Слин! Слин!Камчак зашелся смехом и развернул каийлу прочь.— Женщины у столбов?! — воскликнул главный судья.С длинной линии от других судей прошел утвердительный крик:— Они у столбов!— Да будут женщины связаны! — провозгласил первый судья, стоявший на платформе у начала рядов.Африз по просьбе младшего судьи раздраженно сняла отороченные мехом перчатки из кожи верра, украшенные золотом, и поместила их в глубокую складку платья.— Удерживающие браслеты! — потребовал судья.— О-о-о, поверьте, в этом нет необходимости, — заверила его Африз, — я не сойду с этого места, пока тачакский слин не будет убит.— Помести запястья в кольца, — строго сказал судья, — или я заставлю тебя сделать это.Девушка раздраженно сунула руки за спину в кольца, находящиеся на каждой стороне столба.Судья ловким движением захлопнул их и двинулся к следующему столбу.Африз осторожно подвигала руками в кольцах и попыталась вытащить их. Разумеется, сделать ей этого не удалось. Я видел, как она смутилась, поняв, что прикована, но затем, быстро справившись с волнением, стояла спокойно, глядя вокруг и как будто бы скучая. Ключ от наручников свисал с маленького крючка примерно в двух дюймах над её головой.— Женщины прикованы? — вопросил первый судья с платформы.— Прикованы! — раздались голоса младших судей.Херена надменно взирала на окружающих у столба, но, разумеется, её загорелые запястья тоже были прикованы к нему сталью.— Пусть будут выбраны соперники! — провозгласил судья.Я слышал, как другие судьи повторили его крик. По всей линии тысячи столбов тарианские воины и воины народов фургонов приблизились к столбам. Кочевницы вуалей не носили. Тарианские воины шли вдоль линии столбов, осторожно озираясь и следя за тем, как бы кто-нибудь из предполагаемых призов не пнул их и не плюнул в лицо или на одежду. Девушки, понимая причину их осторожности, хихикали либо осыпали воинов отборной бранью, что воины встречали с добрым юмором и высказывали соображения по поводу явных и скрытых достоинств девушки. По просьбе любого воина из народов фургонов судья убирал булавки, придерживающие вуаль тарианской девушки, и откидывал капюшон с её головы. Этот момент игр был исключительно неприятен тарианским девушкам, но они понимали его необходимость. Не многие люди, особенно варвары, стали бы биться за женщину, чье лицо они доселе не видели.— Я хотел бы взглянуть на это, — сказал Камчак, тыкая пальцем в Африз.— Несомненно, — согласился ближайший судья.— Ты не можешь вспомнить, поганый слин, — простонала девушка, — лица Африз?— Моя память слабовата, — сказал Камчак, — так много лиц.Судья открепил бело-золотую вуаль и осторожно отбросил капюшон, скрывающий её длинные прекрасные черные волосы. Африз из Тарии была очень красивой. Она гордо встряхнула головой.— Может быть, теперь тебе припомнилось, — едко спросила она.— Смутно, — колеблясь, пробормотал Камчак. — У меня в памяти лицо рабыни, там, помню, был ошейник.— Тарларион, мерзкий слин!— Что ты думаешь? — спросил Камчак у меня.— Она великолепна, — сказал я.— Может быть, у других столбов найдутся получше? — сказал Камчак. — Пойдем посмотрим.Он отъехал, я последовал за ним.Внезапно мельком взглянув на лицо Африз, исказившееся от гнева, я увидел, что она попыталась высвободить руки.— Вернись! — закричала она. — Слин, ничтожный слин! Вернись, вернись!Я слышал, как она дергается в наручниках и пинает столб.— Стой спокойно, — сказал судья, — иначе тебя заставят выпить успокоительное.— Слин! — плакала она.Но уже несколько других степных воинов изучали оставленную без вуали Африз.— Ты не собираешься сражаться за нее? — спросил я Камчака.— Безусловно, собираюсь.Но прежде чем вернуться, мы заглянули в лицо каждой из тарианских красавиц.Наконец он вернулся к Африз.— Что-то мало красивых женщин в этом году, сказал он ей.— Сражайся за меня! — вскричала она.— Плоховаты девки в этом году.— Сражайся же за меня!— Не знаю, стоит ли сражаться за кого-нибудь, — сказал он, — если все не то самки слина, не то каийлы.— Ты должен биться, — заплакала она, — ты должен биться за меня, идиот!— Ты что, просишь об этом? — заинтересованно спросил Камчак.Она задохнулась от гнева.— Да, — наконец сказала она, — я прошу тебя об этом.— Ну что ж, — ответил Камчак, — я буду биться за тебя.Африз, на мгновение замолчав от радости, прислонилась к столбу, затем она снова гневно посмотрела на Камчака:— Тебя убьют в дюйме от моих ног.Камчак пожал плечами, не исключая такую возможность, а сам повернулся к судье:— Кто-нибудь собирается биться за нее, кроме меня?— Нет, — ответил судья.Если за женщину собираются биться больше чем один воин, тарианцы решают вопрос очередности в зависимости от их общественного положения, а кочевники в зависимости от шрамов. Каждый по-своему учитывал силу и выучку своих воинов, принявших участие в борьбе. Иногда люди бились друг с другом за такую честь, но это не поощрялось ни тарианцами, ни народами фургонов, потому что и те и другие рассматривали междоусобную схватку как нечто недостойное, особенно в присутствии врагов.— Наверняка она никуда не годится, — заметил Камчак, всматриваясь в лицо Африз.— Годится, — ответил судья, — потому что её защищает Камрас — чемпион Тарии.— О нет, только не он! — вскричал Камчак, вскидывая кулак в насмешливом разочаровании.— Да, — повторил судья, заглядывая в список, именно он.— Ну, теперь ты вспомнил? — злорадно рассмеялась Африз.— Кажется, вспомнил. Но уж очень многое всплывает в моей памяти в таком случае, — сказал Камчак.— Если не хочешь, можешь сменить противника, — сказал судья.Я подумал, что это весьма гуманный подход к делу — двое человек должны понимать, с кем они столкнутся лицом к лицу до того, как окажутся на песчаном поле. Представьте, как неприятно, выйдя на состязание, обнаружить перед своим носом такого опытного и сильного воина, как Камрас.— Встреться с ним! — вскричала Африз.— Если никто с ним не встретится, — сказал судья, — кассарская девушка по праву отойдет ему.Камчак взглянул на кассарку, красотку у столба напротив Африз. Та была разочарована, и по понятным причинам. Похоже было, что она попадет в Тарию ни за что, даже не за горсть песка, вскинутого противниками в её честь.— Встреться с ним, тачак! — закричала она.— А где же твои кассары? — спросил Камчак.Я подумал, что это — великолепный вопрос. Я видел Конрада, но тот взялся биться за тарианскую девушку в шести или в семи столбах в стороне. Альбрехт даже не явился на игры, думаю, он был дома с Тенчикой.— Они все где-нибудь сражаются! — вскричала она. — Пожалуйста, тачак!— Но ты же кассарка, — сказал Камчак.— Пожалуйста! — От досады она готова была расплакаться.— Кроме того, ты будешь хорошо выглядеть в шелках наслаждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50