— Кто ты? — спросил я у нее.— Рабыня, — не поднимая головы, бросила она.— Поднеси мне вина, — распорядился я.Стоя на коленях, с низко опущенной головой, стараясь как можно изящнее держать бутыль, она наполнила мой бокал густым красным вином, как это делала Африз своему хозяину, Камчаку.Осушив бокал, я отставил его в сторону и посмотрел на девушку.— Зачем ты это сделала, Элизабет? — спросил я.Она упорно не поднимала головы.— Меня зовут Велла, — отчетливо произнесла она. — Я горианская рабыня.— Элизабет… — начал было я.— Велла, — перебила она.— Хорошо, Велла, — согласился я, и она подняла голову.Наши глаза встретились, и мы долго не отводили друг от друга взор. Наконец она улыбнулась и опустила глаза.Я рассмеялся.— Кажется, сегодня ночью я не пойду в фургон общественных рабынь, — заметил я.По лицу Элизабет пробежала стыдливая улыбка.— Кажется, нет, хозяин, — согласилась она.— Ты хитрая лиса, Велла, — не удержался я.Она пожала плечами. Затем, продолжая стоять в позе рабыни для наслаждений, она лениво, с кошачьей грацией потянулась, подняла руки и одним махом перебросила всю массу своих густых темных волос себе на лицо. Дав мне возможность полюбоваться на её изящную спину, она томным движением приподняла волосы над головой и посмотрела на меня.— Ты считаешь, что женщины в фургоне общественных рабынь так же красивы, как Велла? — поинтересовалась она.— Нет, я так не считаю, — ответил я.— Может, они вызывают большее желание?— Нет, там не найдешь женщину столь же желанную, как Велла.С легкой улыбкой она ещё сильнее выгнула спину, лениво повернула голову, стрельнула в меня глазами и уронила волосы на плечи.— Кажется, Велла желает доставить удовольствие своему хозяину? — заметил я.— Нет, — сказала девушка. — Велла ненавидит своего хозяина. — Она взглянула на меня с наигранным негодованием. — Он унижает Веллу. Он надел на неё ошейник рабыни.— Конечно, — ответил я. — Как и должно быть.— Но, вероятно, Веллу можно принудить доставить своему хозяину удовольствие? Ведь она всего лишь рабыня!Я рассмеялся.— Как здесь говорилось, — заметила девушка, — Велла — сознает она это или нет — страстно желает быть рабыней, рабыней мужчины. Она вот уже целый час этого добивается!Я изумленно хлопнул себя по коленям.— Мне это кажется глупейшей выдумкой, — сказал я.— Возможно, Велла сама об этом просто не подозревает, — пожала она плечами.— Но, возможно, Велла это выяснит? — предположил я.— Возможно, — смеясь, согласилась она.— Так ты готова, рабыня, доставить удовольствие своему хозяину?— А у меня есть выбор?— Нет.— Значит, — с ироничным сомнением ответила девушка, — по-видимому, готова.Я рассмеялся.Элизабет с улыбкой взглянула на меня и неожиданно с игривым выражением лица уронила голову на ковер.— От Веллы требуется только выражение робости и повиновения, — донесся до меня её голос.Я, смеясь, встал на ноги и поднял Элизабет. Она плотнее прижалась ко мне, глаза её сияли. Я ощутил её дыхание у себя на щеке.— Я думаю, теперь я что-нибудь с тобой сделаю, — поведал я.На её лице отразилось выражение смиренной покорности.— И что же ожидает твою красивую образованную рабыню? — полюбопытствовала она.— Мешок для навоза, — сообщил я.— Нет! — Она казалась действительно испуганной. — Нет!Я рассмеялся.— Лучше я сделаю для тебя что-нибудь другое! — поспешно произнесла она.— Что-нибудь? — поинтересовался я.Она взглянула на меня и рассмеялась.— Да, — тряхнула она головой. — Что-нибудь!— Ну что ж, Велла, — поразмыслив, решил я, — пожалуй, я дам тебе шанс, но один-единственный: если тебе удастся доставить мне удовольствие, незавидная участь пребывания в мешке для навоза тебя минует, по крайней мере на сегодняшний день.— Велла очень постарается доставить тебе удовольствие, — пообещала она.— Ладно, — согласился я. — Попытайся.Мне вспомнилось, как она только что заигрывала со мной, и я решил, что, пожалуй, стоит дать этой молодой американке возможность ощутить собственную силу.В глазах девушки мелькнуло легкое удивление, быстро сменившееся веселыми искорками.— Хорошо, хозяин. Я покажу тебе, что поняла значение надетого на меня ошейника, — пообещала она и внезапно подарила мне глубокий, сочный поцелуй, который, к сожалению, весьма скоро закончился.— Вот! — воскликнула она. — Это поцелуй тачакской невольницы! — Она, рассмеявшись, отвернулась и бросила на меня взгляд через плечо. — Теперь ты видишь: я могу делать это достаточно хорошо.Повода для возражения у меня не нашлось.Выражение её лица изменилось.— Но мне кажется, — игриво заметила она, — что одного поцелуя для хозяина вполне достаточно.Это меня несколько раздосадовало, но ещё больше раззадорило.— Ничего, — сообщил я, — девушки в фургоне публичных рабынь тоже знают, как поцеловать мужчину.— Ах вот как! — воскликнула она.— Да, они ведь не какие-нибудь секретарши, только притворяющиеся рабынями для наслаждений.Глаза Элизабет метнули молнии.— А ну, попробуй-ка вот этот поцелуй! — решительно направилась она ко мне, обняла мою голову ладонями и прижалась к моим губам своим влажным, горячим, ласковым ртом, ждущим и зовущим.Языки наши коснулись друг друга.Я обнял её за талию.Когда она оторвалась от меня, я с трудом перевел дыхание и снисходительно заметил:— Ну что ж, неплохо.— Неплохо! — воскликнула она и набросилась на меня с новым рвением, впившись в мои губы длинным страстным поцелуем. Оторвавшись от моих губ, она в изнеможении уронила голову мне на плечо.Я ладонью приподнял ей подбородок.Глаза её пылали от страсти.— Я, наверное, уже говорил тебе, — напомнил я, — что по-настоящему женщина целует, только когда возбуждена до предела, только почувствовав себя беспомощной и жаждущей внимания.Она зло посмотрела на меня и отвернулась, но через мгновение я уже расслышал её мелодичный смех.— Ну ты и животное, Тэрл Кэбот! — воскликнула она.— А ты? — рассмеялся я. — Разве ты не животное? Маленькое, красивое животное в ошейнике!— Я люблю тебя, Тэрл Кэбот.— Набрось на себя шелка наслаждений, — сказал я, — и иди скорее ко мне.Она, очевидно, решила принять брошенный ею вызов, испытываемое волнение совершенно её преобразило.— Хотя я и женщина с Земли, — заметила она, — попробуй взять меня как рабыню.— Если ты этого хочешь, — рассмеялся я.— Просто я хочу тебе доказать, что все ваши теории глупы, — сказала она.— Ты вводишь меня в искушение, — признался я.— Я люблю тебя, Тэрл Кэбот, но даже несмотря на это, тебе не удастся меня подчинить и завоевать, потому что я не позволю себе быть кем-то завоеванной даже человеком, которого я люблю!— Если ты меня любишь, я, возможно, и не захочу подчинять тебя.— Но ведь Камчак, этот гениальный, прозорливый тачак, отдал меня тебе именно для того, чтобы ты через рабство и подчинение научил меня быть женственной. Разве не так?— Думаю, так.— По его мнению, — и возможно, ты тоже так считаешь, — все это делается в моих собственных интересах.— Возможно. На самом деле, я боюсь это утверждать. Все это слишком сложные вещи.— Ну, так я докажу, что вы оба не правы!— Давай посмотрим.— Но ты должен пообещать, что постараешься сделать из меня настоящую рабыню — хотя бы лишь на это время.— Хорошо.— Ставкой будет моя свобода против…— Против чего?— Против твоей!— Как ты себе это представляешь?— В течение одной недели здесь, в фургоне, когда никто не будет видеть, ты будешь моим рабом: будешь носить ошейник и делать все, что я пожелаю.— Признаться, эти условия мне не совсем подходят.— Ты, кажется, не находишь ничего противоестественного в обладании мужчины женщиной-рабыней. Почему же ты возражаешь против обладания женщины мужчиной-рабом?— Пожалуй, ты права.По её лицу пробежала легкая улыбка.— Наверное, это приятно — иметь своего собственного раба-мужчину. — Она рассмеялась. — Я покажу тебе, что значит рабский ошейник!— Не торопись считать своих рабов, пока ты их ещё не завоевала, — охладил я её пыл.— Итак, пари принято? — подвела она итог.Я с изумлением смотрел на нее. Брошенный ей вызов, казалось, преобразил, оживил каждую частичку тела и души этой женщины, — наполнил огнем её взгляд, голос, саму манеру держаться. И это золотое тачакское колечко в носу придавало ей ещё большее очарование, а обнимавшая её шею узкая металлическая полоса ошейника сейчас ещё больше подчеркивала нежность и грациозное изящество изгибов её тела. Этот ошейник с выгравированным на нем моим именем давал мне все права на носящую его женщину, делал её моей бесправной рабыней, и несмотря на это, стоящая передо мной женщина, прошедшая клеймение и процедуру обращения в рабство, познавшая унижение и плеть рабовладельца, бросала мне вызов — извечный вызов непокоренной женщины осмелившемуся прикоснуться к ней мужчине, женщины, противящейся подсознательному, заложенному в ней самой природой стремлению раствориться в его объятиях, потерять индивидуальность в слиянии с ним, подарить себя ему, отозваться на его призыв, подчинить себя этому призыву, этому голосу её крови, осознать себя пленницей этого естественного порыва и, значит, пленницей обладающего ею мужчины.Как говорят горианцы, в этой войне полов женщина уважает лишь того мужчину, который сумел до основания разрушить её бастионы.Однако в глазах Элизабет Кардуэл я сейчас не замечал подтверждения горианской точки зрения на взаимоотношения полов. Она, казалось, уже жила ощущением своей — пусть ещё неодержанной — победы и, очевидно, предвкушением того, чем сможет отомстить мне, представителю мужской части населения этого мира, за те бесконечные поражения, которые ей пришлось пережить. Я подумал о её обещании показать мне, что значит рабский ошейник. Если она выиграет, у меня было мало сомнений в том, что она не выполнит свою угрозу.— Ну так что, хозяин? — с вызовом поинтересовалась она.На лице её отражалась вся буря испытываемых ею переживаний. У меня не было никакого желания сделаться её рабом. Нет, решил я, если одному из нас суждено находиться в подчинении другого, это непременно будет очаровательная мисс Кардуэл.— Пари принято, моя маленькая рабыня, — усмехнулся я.Она радостно рассмеялась и, поднявшись на цыпочки, притушила свисающий с потолка светильник.Затем среди разложенных в фургоне богатых трофеев она выбрала показавшиеся ей достойными этой минуты одеяния.В полупрозрачных шелках наслаждений она действительно выглядела впечатляюще.— Ты готов стать рабом? — поинтересовалась она.— Пока ещё ты носишь ошейник, — возразил я.Она уронила голову, с деланным смирением произнесла: «Да, господин» — и тут же бросила на меня озорной взгляд.Я жестом приказал ей подойти, и она послушно приблизилась.Я приказал ей прильнуть к моей груди, и она, повинуясь, опустилась рядом со мной.Лежа в моих объятиях, она снова стрельнула в меня глазами.— Ты уверен, что готов быть рабом? — спросила она.— Можешь не беспокоиться, — пообещал я.— Мне будет приятно иметь тебя своим рабом. Я всегда хотела иметь красивого раба-мужчину.— Хватит, успокойся, — оборвал я её.— Да, хозяин, — послушно сказала она.Я снял с неё шелка наслаждения и отбросил их в сторону.— А теперь я хочу оценить поцелуй моей рабыни, — распорядился я.— Да, хозяин, — отозвалась она.— Наполненный страстью поцелуй, — предупредил я.В притворной страсти она прильнула ко мне губами.Взяв её за ошейник, я оторвал её от себя, повалил на пол и прижал спиной к густому ворсу ковра.Она смотрела на меня с робкой недоверчивой улыбкой.Я ухватил рукой вдетое ей в нос тачакское колечко и слегка потянул.— Ой! — воскликнула она от боли, на глазах выступили невольные слезы. — С девушками так не обращаются!— Ты не девушка, — напомнил я. — Ты — рабыня.— Верно, — с несчастным выражением лица согласилась она и отвернулась.Я почувствовал легкое раздражение.Она подняла на меня глаза и удивленно рассмеялась.Я начал целовать её шею, грудь, покрывая поцелуями её тело, изгибавшееся в моих руках.— Я знаю, что ты делаешь, — заметила она.— Что именно? — поинтересовался я.— Ты пытаешься заставить меня почувствовать себя обладаемой.— Вот как?— Да, но пока твои старания успеха не имеют.Я и сам начал ощущать некоторый скептицизм. Она повернулась в моих объятиях на бок и искоса посмотрела на меня.— Горианцы утверждают, — вдруг со всей серьезностью произнесла она, — что каждая женщина, сознает она это или нет, страстно желает хотя бы на один час стать рабыней — совершенной рабыней — в руках мужчины. Не так ли?— Помолчи, пожалуйста, — отмахнулся я.— Нет, каждая женщина, каждая, ведь гак?Я не мог понять, к чему она клонит.— Видимо, да, — признал я.Она рассмеялась.— Ну, вот! — торжествующе воскликнула она. — Я сейчас лежу обнаженная в объятиях мужчины, в рабском ошейнике. Думаю, нет никаких сомнений в том, что я — женщина!— Мне кажется, в настоящий момент — не до конца!С минуту она смотрела на меня с гневом, затем лицо её осветилось улыбкой.— Те же горианцы говорят, — с прежней серьезностью заметила она, — что в ошейнике женщина может быть только женщиной.— Наиболее ошибочна, конечно, теория, утверждающая, что каждая женщина страстно желает сделаться хотя бы на час рабой мужчины, — проворчал я.Она пожала плечами, уронив голову на плечо.— Возможно, — согласилась она. — Велле это неизвестно.— Ну, может быть, Велла это выяснит.— Может быть, — рассмеялась она.Тут я, возможно, не слишком деликатно стиснул рукой её коленку.Она охнула и попыталась отдернуть ногу, но это ей не удалось.Подвинув её ближе к себе, я полюбовался изящной формой её икр.Она снова попыталась вырваться, и снова безуспешно; она могла двигаться, только когда я ей это позволял.— Пожалуйста, Тэрл, — прошептала она.— Ты собиралась стать моей, — ответил я.— Пожалуйста, дай мне встать, — взмолилась она.Я держал её за ногу не слишком сильно, но так, что она не могла не почувствовать себя в руках мужчины.— Пожалуйста, Тэрл, отпусти меня. — В её голосе угадывались тревожные нотки.— Тихо, рабыня. Успокойся, — приказал я.— То, что ты сильнее меня, ещё ничего не значит! — заявила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50