– Надеюсь, рыбак оказался симпатичным.
– Вполне. Вот только продержался недолго. Зато его сотоварищи с лихвой восполнили недостаток его жизненной силы.
Маргред в изумлении приподняла брови.
– Ты что же, поработала со всем экипажем?
Гвинет пожала плечами, отчего красная накидка соскользнула еще ниже.
– Суденышко-то было маленьким. Кроме того, одного мужчину между ног не отличить от другого.
В памяти ожили воспоминания.
– Так меня зовут , – сказал мужчина, глядя на нее сине-зелеными глазами. – Калеб .
– Думаю, нам стоит потратить немного времени, чтобы узнать друг друга получше.
Маргред вспыхнула. Но она не была настолько ханжой, чтобы попрекать Гвинет тем, что думала сама.
Взгляд селки вдруг обрел проницательность и задумчивость.
– Я слышала, что ты и сама недурно поохотилась. В… Мэне, не так ли?
В груди Маргред родилось незнакомое чувство собственницы, защищающей то, что принадлежало только ей.
– Здесь, в Кэйр Субае, вы слышите слишком много, – холодно сказала она. – Хотя и слушать-то особенно нечего.
Гвинет облизнула губы язычком.
– Я всего лишь хотела сказать, что если ты наткнешься на что-нибудь вкусненькое, то не откажешь подруге в том же, верно?
Маргред опасно прищурилась. Калеб принадлежал только и исключительно ей.
– Если к тому времени сама утолю голод.
Улыбка Гвинет стала шире.
– Вот теперь ты начала говорить загадками.
– Ничуть не бывало. Не браконьерствуй на моей территории, маленькая сестренка. Или я сама тебя укушу.
Маргред пошла вниз по каменным ступеням, а вслед ей летел веселый смех Гвинет.
«Но последнее слово, – решила девушка, – осталось все-таки за мной».
Каким-то образом этому человеку, Калебу, удалось поймать ее в силки, опутать незримыми узами, словно неосторожного пловца, запутавшегося в сетях. Иначе зачем бы она вдруг решила вернуться? Мимоходом она вспомнила утонувшую мать Дилана.
– Потому что она подплыла слишком близко к берегу, – прозвучало у нее в ушах.
Маргред спускалась ниже, рев и шум моря слышались все отчетливее. На старинных каменных стенах заблестела влага. Лестница расширилась и перешла в туннель. Ступеньки закончились гладкой каменной плитой. Из входа в пещеру сюда проникал свет, открывая ряд комнат с высокими потолками, которые переходили одна в другую, становясь все шире. Вдоль стен здесь выстроились сундуки, а по полу были разбросаны сокровища.
Маргред направилась к матросскому сундучку, окованному железом и вделанному в выступ скалы. Крышку его украшали искусно вырезанные хлебные злаки и яблоки. Выскользнув из халата, она откинула крышку сундука.
Внутри лежала ее шкура, серебристо-коричневая, испещренная темными круглыми пятнами, причем их узор был уникален и спутать его с другим было невозможно. Она накинула ее на себя, одной рукой гладя тонкий мех, ласкавший грудь, а другой отбрасывая в сторону бархатный халат.
Свежий морской ветерок подхватил и растрепал ее волосы, взъерошил шкуру. Она подняла голову, втянула воздух, пахнувший ветром, и сладко содрогнулась.
Отпустив крышку сундука, Маргред отправилась за потоком воздуха назад, к входу в пещеру. Лучи света отражались от поверхности моря и искрились на скалах. За спиной у нее высились прибрежные утесы. Волны с шипением накатывались на ее бледные, стройные, человеческие ступни. Она остановилась. Вода пенилась вокруг ее лодыжек, а над океаном кружили, перекликаясь, чайки.
Маргред подняла тяжелую шкуру над головой. Ее вес ласково лег на спину и плечи. Она ощутила, как шкура обнимает ее, обволакивает и принимает в себя – наступило Обращение. Шея и руки у нее укоротились, грудь раздалась и стала шире, а бедра слились в одно. Цвет и звук потускнели и поблекли. Яркие краски слепили расширившиеся зрачки. Крики чаек казались далекими и тонкими. А запахи… О-о, это было нечто! Они нахлынули волной. В густом и вязком аромате моря смешались запахи водорослей, трески, мидий и планктона – их нес к ней на своих крыльях легкий бриз.
Задрав к ветру острую, коническую, лоснящуюся морду, Маргред глубоко вдохнула. Усы у нее задрожали. Она заковыляла по камням к воде, неуклюже помогая себе короткими ластами и напрягая сильные абдоминальные мышцы. Волна, приветствуя ее, устремилась к берегу. Она позволила ей окатить и подхватить себя, позволила увлечь за собой и заскользила по волнам, упиваясь невероятной легкостью и свободой движений.
Солнечные лучи пробивались сквозь темные волны, заросли водорослей и кораллы, кишевшие жизнью, рачками и блюдечками-моллюсками, морскими водорослями и анемонами. Здесь правили бал изящество и грациозность. Здесь властвовала свобода.
Здесь был ее дом.
Она погрузилась в прохладную, темную глубину, оставляя мысли позади. Ее тревоги и заботы унеслись вверх, подобно цепочке серебристых пузырьков, стремящихся к поверхности.
* * *
«Я смогу сделать это», – внушала себе учительница начальных классов Люси Хантер на торжественном собрании, посвященном окончанию учебного года. Она сможет пережить еще одно лето на острове. Ей уже удавались такие подвиги. Целых двадцать два раза, черт бы их все подрал!
Она ободряюще улыбнулась Ханне Блай, которая вместе с остальными членами школьного хора нервно переминалась с ноги на ногу на сцене-эстраде, установленной под баскетбольной корзиной. Местный клуб оказался битком набит учениками и их родителями. Складные стулья поскрипывали на деревянном полу спортивного зала Аромат кофе из фойе заглушал даже вездесущие запахи пыли и пота.
Самое главное в ее положении – не сидеть сложа руки, а занять себя чем-нибудь. Она могла бы бегать по утрам, а после обеда составлять планы уроков. Проект развития оранжереи, совет которого она возглавляла, собирался на свои заседания дважды в неделю. Она занималась благотворительностью в библиотеке и в церкви. При определенной сноровке и некоторой удаче она сможет весь день проводить вне дома, полностью избегая пляжа, пока занятия в школе не начнутся снова.
– На таких собраниях снова чувствуешь себя школьницей, я угадал? – негромко прошептал за ее спиной Калеб.
Испуганная и недоумевающая, Люси повернула голову. Она, конечно, заметила брата еще до начала программы – его окружали мужчины, стремясь пожать руку вернувшемуся с войны герою острова. Но когда дети затянули заключительную песенку, она решила, что Калеб выскользнет на парковочную площадку, чтобы руководить движением транспорта.
И ощутила удовольствие от того, что он предпочел отыскать ее и поговорить.
– Как хорошо, что ты здесь.
– В кои-то веки, да?
Калеб занимался ее воспитанием с тех самых пор… словом, еще с пеленок. После того как исчезла мать, прихватив с собой их тринадцатилетнего брата, больше сделать это было некому. И уж конечно, не их отцу, который отметил бегство жены тем, что вернулся к своей лодке и бутылке.
Калеб поступил в колледж, когда Люси перешла уже в третий класс. Но она запомнила его стоящим в дальнем конце комнаты на собраниях, посвященных окончанию очередного учебного года, – своего высокого, добродушного, невероятно крутого и классного, восхитительно терпеливого старшего брата.
– Ты приезжал так часто, как мог.
– Недостаточно часто.
Калеб взглядом указал на ряды складных стульев, на которых восседали родители, дедушки и бабушки. Семейство Хопкинсов в полном составе явилось отпраздновать окончание их сыном Маттом средней школы на материке. Реджина Бароне, в модных черных джинсах и стильной белой блузке, сидела рядом с матерью, Антонией, которая по случаю перехода Ника в следующий класс надела бархатный фиолетовый костюм.
– Я пропустил выпускной вечер, когда ты закончила колледж.
– Ты был занят.
Он был в Ираке. Еще одна тема, на которую они никогда не говорили.
Тем не менее Люси сделала еще одну попытку.
– Как бы то ни было, папа пришел.
– Ага. Ты писала мне об этом по электронной почте. Как все прошло?
Не слишком хорошо. Мрачный как туча Барт Хантер, в пиджаке и галстуке, хмурился всю церемонию, а на торжественном ужине принялся пить, явно чувствуя себя не в своей тарелке в шумном модном ресторанчике, который она выбрала для такого случая. И даже лязг посуды, доносившийся из кухни, и смех, звучавший за соседними столиками, не смогли заглушить отчужденного молчания между ними.
– Отлично, – соврала Люси. – Мне очень понравились цветы, которые ты прислал.
Брат многозначительно прищурился. Нет, неужели она в самом деле решила, что его так же легко сбить с толку, как любого из ее пятилетних оболтусов-учеников?
– И еще чек, – поспешно добавила она. – Это было чертовски щедро с твоей стороны.
– Я решил, что он может тебе понадобиться, если ты решишь снять квартиру где-нибудь в другом месте. В Аугусте, может быть, или в Портленде.
Люси открыла было рот… и тут же закрыла его.
– Почему ты вернулась, Люси? – спросил Калеб.
Разумный вопрос. Впрочем, ее брату всегда была свойственна разумность в делах и речах.
Но именно поэтому она никогда не смогла бы объяснить ему, почему решила вернуться. Вернуться в темный, холодный дом, в котором они выросли, вернуться к продуваемым сквозняками комнатам, в которых жила пустая оболочка их отца и призраки матери и брата.
Вернуться на остров, где – к добру или к худу – все знали, кто они такие и что с ними сталось.
Вернуться к морю, которого она боялась и ненавидела, но без которого не могла жить.
А ведь она попыталась. Один раз. Убежала, добралась автостопом от Порт-Клайда до самого Ричмонда, и все только для того, чтобы прийти в себя на грязном полу туалета при бензозаправке, когда ее выворачивало в унитаз. При воспоминании об этом у Люси до сих пор мороз пробегал по коже.
Грипп, решил доктор на острове, когда Калеб нашел ее и привез домой.
Стресс, безапелляционно заявил ассистент врача в колледже, когда она грохнулась в обморок в Дартмуре, где ей предложили стипендию.
Люси не знала и не понимала причин того, что с ней случилось. Но путем осторожных опытов и экспериментов она выяснила, что ей лучше не удаляться более чем на двадцать миль от океана. И на учебу она поступила в колледж штата в Мэйчиасе, до которого от залива можно было дойти пешком.
Люси облизнула губы.
– А ты?
Калеб в деланном удивлении приподнял бровь.
– Я? У меня здесь работа.
– И у меня тоже.
– А как насчет жизни?
Она упрямо выпятила подбородок.
– Это и есть моя жизнь. Впрочем, ты ведь тоже здесь.
– Мне тридцать три, – возразил Калеб. Мягко и благоразумно, как всегда. – А тебе всего двадцать три. Так что не стоит торчать здесь безвылазно.
Люси не стала указывать брату на то, что десятилетняя разница в возрасте не давала ему права навязывать ей свою волю. Он желал ей добра. Как всегда.
– И тебе тоже.
Выражение его лица мгновенно изменилось, как будто на окне задернули занавеску.
– В данный момент это не является жизненной необходимостью.
Она не решилась настаивать. Открытое общение не относилось к числу их семейных ценностей. Люси даже не успела познакомиться с бывшей женой Калеба – также известной под кличкой «сука» – до их свадьбы, равно как ей не были известны пикантные подробности их развода. Но сейчас ей казалось, что вмешиваться в личную жизнь брата безопаснее, чем обсуждать свою.
– А как насчет той женщины, о которой ты наводил справки пару недель назад? Маргарет как-ее-там?
– А что насчет нее?
– Ты собираешься еще раз повидаться с нею?
– Нет. Она уехала, – добавил он, прежде чем Люси успела поинтересоваться, почему нет.
– Вот как…
Будь проклят ее длинный язык! Вот почему члены их семьи так мало и так сдержанно разговаривали друг с другом. Слишком много неловкостей при этом возникало. Она попыталась как-то исправить положение:
– Что ж, может быть, она еще вернется. Типа чтобы нанести визит.
– Нет, – снова повторил Калеб тем самым «оставь эту тему, Люси» тоном, который она так хорошо знала. – Она не вернется.
* * *
Она не вернется.
Калеб стиснул рулевое колесо джипа так, что побелели костяшки пальцев. Ну что же, отлично. Он пытался начать здесь новую жизнь. Так что в его планы не входило преследование очередной женщины, которая не собиралась задерживаться в этой жизни, пусть даже выглядела при этом как ангел.
Что, впрочем, отнюдь не объясняло, почему в девять часов вечера за рулем полицейского джипа он направлялся в сторону мыса по старой Олд-Норт-роуд.
В памяти у него вновь зазвучал голос Мэгги: «По вечерам я люблю гулять по пляжу».
Однако в течение последних трех недель он ее там не видел.
Но ведь она была туристкой. Перелетной птичкой. Отклонением. Досадной ошибкой.
А его иначе как идиотом и назвать-то было нельзя, потому как он отчаянно хотел ее снова.
Нахмурившись, Калеб вглядывался в темноту за ветровым стеклом. Собственно, потратить свое время он мог с гораздо большей пользой, потому что намного более важные вещи требовали его внимания.
Теплая погода принесла с собой массовый наплыв туристов. Причалы и пристань запестрели разноцветными полотенцами, которые сохли на веревках во дворах сдаваемых внаем коттеджей. На воду плюхались лодки, а иногда и сами лодочники. Отпускники не могли найти ключи от своих домов и машин, теряли собак и – заодно – терпение. За последнюю неделю Калебу пришлось разбираться с двумя столкновениями лодок в море, небольшой аварией на дороге, мелкой кражей в гостинице, а также полудюжиной пьяных драк и их зачинщиками. А свое «свободное» время он вынужден был посвятить тому, чтобы вдохнуть некоторое уважение к ограничению скорости движения по городу и полному запрету езды на автомобилях по пляжу.
На последнем заседании городского совета Уиттэкер вылез с предложением о запрете даже хождения по пляжу, что привело к нешуточным словесным баталиям между ревнителями охраны природы и предпринимателями, которым летний туристический сезон нужен был для того, чтобы протянуть остальную часть года. Калеб нашел компромиссное решение – увеличить число патрулей и размер штрафа для тех, кто будет мусорить на пляже, – которое на время охладило горячие головы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39