Пожалуй, расскажите нам о ее достоинствах.
– Достоинствах? – мама с папой как-то встревожились.
– Ну да. Может быть, она умная…
– Ну, это нет! – засмеялся папа. – Умная у нас – Клер. У нее и диплом есть.
– И Маргарет тоже, – добавила мама. – У нее нет диплома, но я уверена, поступи она в колледж, вполне бы справилась.
– Это точно, – подтвердил папа. – Она такая старательная. Может, Маргарет и не такая способная, как Клер, но, конечно, колледж закончила бы.
Мама кивнула и разговорилась:
– Хотя, вообще-то, она и без диплома очень неплохо устроила свою жизнь, и у нее больше ответственности за то, что она делает, чем у иных с дипломами…
Джозефина кашлянула:
– Вообще-то, – мило улыбнулась она, – мы сейчас обсуждаем Рейчел.
– Ах да, конечно, – кивнули мои родители. Воцарилось довольно продолжительное молчание, после чего папа наконец сказал:
– Средняя. Рейчел – она такая средняя. Не дура, но звезд с неба не хватает. Ха-ха-ха, – вымученно засмеялся он.
– Так все-таки, какие у нее есть достоинства? – гнула свое Джозефина.
Мама с папой переглянулись, пожали плечами, и… продолжали молчать. Я сжалась в комок и почувствовала, как неловко всем присутствующим. Ну, почему бы родителям не придумать мне какое-нибудь достоинство, чтобы избавить меня от этого стыда?
– Она имела успех у мальчиков? – спросила Джозефина.
– Нет, – решительно ответила моя мама.
– Вы так уверенно это сказали!
– Все дело в ее росте, – пояснила мама. – Она была слишком высокая для большинства мальчиков ее возраста. Пожалуй, у нее был комплекс из-за этого. Высоким девочкам трудно найти себе парней.
Я заметила, как Джозефина долго и пристально смотрит на макушку моей мамы, потом переводит взгляд на макушку моего отца, то есть на несколько дюймов ниже. Мама, к сожалению, этого взгляда не заметила.
– Думаю, что, несмотря на свой рост, она иногда может выглядеть вполне привлекательной, – неохотно добавила мама, сама не веря в то, что говорит.
Похоже, в это не верил и отец, потому что он тут же вставил:
– Нет, красивые у нас – Хелен и Анна… Правда… – добавил он лукаво…
«Скажи, что я тоже – ничего! – мысленно умоляла его я, – ну скажи!»
– Правда, они обе – такие вертихвостки, особенно Хелен, что просто удивительно, что кто-то рискует с ними связываться. Они просто до безумия способны довести!
Видимо, он ожидал понимающих улыбок, но его слова потонули в тягостном молчании. Пациенты смотрели в пол, а я мечтала оказаться где угодно, только не в этой комнате. Мне подошла бы даже турецкая тюрьма.
Время тянулось так долго!
– Она хорошо поет, – наконец выпалил папа.
– Ничего подобного! – отрезала мама, взглянув на него так, как будто хотела сказать: «Да заткнись ты наконец!» – Это была ошибка.
Джозефина, разумеется, насторожилась. Итак, теперь им предстояло поведать собравшимся о том субботнем дне, когда мне было семь лет, и мы как раз купили новую кухонную мебель. Старую уже вынесли. Мне было не с кем играть, так что я сидела на кухне одна и от нечего делать распевала песни: «Времена года на солнце», «Ковбой из Райнстоуна» и другие, из тех, какие обычно поют в долгих поездках на автомобиле. Мама, которая лежала наверху с гриппом, услышала меня. Видимо, из-за гриппозного полузабытья, гулкости пустой кухни, детской чистоты моего голоса, у мамы создалось впечатление, что в ее дочери пропадает оперная певица.
Недели не прошло, как мне наняли учительницу пения, естественно, возлагая на меня большие надежды. Учительница очень старалась, но уже через два урока поняла, что не может долее обкрадывать моих родителей, не будучи в силах обещать им никаких успехов.
– Разве что она станет петь только в пустых кухнях, – объяснила учительница моей разъяренной маме. – Но, боюсь, это не всегда возможно.
Мама так и не простила меня. Кажется, она решила, что я нарочно ее обманула.
– Почему ты не сказала мне, что не можешь петь? – шипела она. – Мы столько денег выкинули на ветер.
– Но я тебе говорила! – оправдывалась я.
– Нет, не говорила.
– Говорила.
– Нет!
И я перестала оправдываться, потому что и правда почувствовала себя виноватой в том, что ввела их в заблуждение. Конечно, я предчувствовала, что все это чудовищная ошибка, но мне самой в какой-то момент стало ужасно интересно. Я так мечтала быть талантливой, особенной!
Зачем только папа упомянул об этой истории! Больше, вероятно, говорить было не о чем, и Джозефина объявила занятие законченным.
В тот вечер я начала собирать вещи. Впрочем, я их так и не распаковала. Сумка все еще валялась у моей кровати, и в ней мои трусики, юбки, туфли, джинсы – все комом.
– Куда-то собираешься? – закричала Чаки, увидев, что я взяла из шкафа жакет и бросила его в сумку.
Как и Нейл, Чаки совершенно перестала владеть собой с тех пор, как ей пришлось признать свой алкоголизм. Она успешно сменила Нейла на посту «самого злого пациента Клойстерса». Она орала и шипела на всех, кто попадался под руку, особенно же злилась на своего прежнего лучшего друга – Господа Бога.
– Почему Ты сотворил меня мерзкой алкоголичкой? – то и дело визжала она, обратив взор к небесам. – Почему именно меня?
Джозефина уверяла ее, что этот ее гнев – абсолютно естественная реакция. Что это лишь очередная стадия процесса выздоровления. Надо сказать, все эти объяснения мало утешали меня. Ведь я была вынуждена делить с Чаки комнату и постоянно терпеть ее вопли.
– Мои законные три недели истекают в пятницу, – нервно пояснила я.
– Я тоже рассчитывала сбежать через три недели, – процедила она сквозь зубы. – Но они пригласили этого паршивого козла, за которым я имею счастье быть замужем, и он вынес весь сор из избы. А потом они пригрозили мне юридическими мерами, и пришлось остаться здесь на весь срок.
– Понятно, – смущенно выговорила я. – Я буду скучать по тебе.
Я знала, что действительно буду.
– Я тоже, – буркнула она.
52
На следующее утро мы все, как зверье на водопой, снова потянулись в Аббатские апартаменты. Мы ввалились в комнату, смеясь и толкаясь, спеша занять лучшие места. К нашему огромному удивлению, в комнате оказалось еще двое людей.
Время с каким-то ужасным скрежетом остановилось. Я очень медленно сообразила, что знаю одного из этих людей. Я несколько долей секунды не могла припомнить, где же я его видела, он поразительно напоминал… Доли секунды тянулись, как вечность, пока я оглядывала его волосы, лицо, одежду. Кто же это? Я его знаю, знаю… Неужели? Как это может быть? О боже мой, неужто это?.. Да… Да, это был именно он.
– Привет, Люк, – услышала я собственный голос.
Он встал и оказался выше и крупнее, чем я помнила. Он был небрит и взъерошен. Он был такой родной, что у меня чуть не остановилось сердце. На какое-то мгновение меня переполнила радость. Люк, мой Люк, приехал повидать меня! Но улыбка, мелькнувшая на моем лице, тут же растаяла. Что-то тут не то. Этот человек вел себя совсем иначе, чем мой Люк. У него было каменное лицо, и он не бросился ко мне, не поцеловал, не закружил по комнате.
Немедленно нахлынули воспоминания о нашей последней с ним встрече, когда он сказал, что разрывает со мной. Потом я с ужасом вспомнила о его отзыве. Вот он, отзыв, прибыл сам, лично. А я-то, дура, надеялась, что удастся избежать оглашения.
– Здравствуй, Рейчел, – его недружелюбный кивок и то, что он не назвал меня «деткой», говорили о том, что он прибыл сюда не с миром. Я вздрогнула и съежилась.
Миг, который ушел у меня на разглядывание высокой белокурой женщины, стоящей рядом с Люком, длился, казалось, не меньше часа. Да, и это лицо мне было знакомо. Но ведь это не… Да нет, не может быть… За что мне еще это…
– Привет, Бриджит. – произнесла я онемевшими губами.
Она держалась так же холодно, как Люк, и ответила мне сухим «доброе утро». Я изрядно струсила. Почему-то мне пришла в голову глупая мысль, что нужно познакомить их с Майком и остальными. У меня дрожали коленки. В конце концов, неуклюже представив Майка Джону Джоуи и заново познакомив Чаки с Мисти, я плюхнулась на самый скверный стул. Мне в зад тут же впились пять-шесть пружин, но я этого даже не почувствовала.
Люк и Бриджит тоже сели. Лица у них были мрачные и заранее утомленные. Я просто чуяла могучий интерес Майка и остальных ко всему происходящему.
Мне казалось, что я уже умерла и попала в ад. По холодности Люка и Бриджит было понятно: их визит не предвещает ничего хорошего. «Этого не может быть, это все не со мной происходит!» – думала я. Я была просто потрясена появлением здесь их обоих. Особенно Люка. Ведь мы с ним были так близки, мы так свободно и непринужденно общались. Его нынешние отстраненность и холодность просто пугали меня. Раньше он всегда был так нежен со мной. А вот теперь Люк сидел в другом конце комнаты, лицом ко мне, отгороженный от меня полем холода, и если бы я попыталась хотя бы дотронуться до него, то наткнулась бы не непреодолимую преграду.
– Как дела, Рейчел? – он наконец сделал попытку завязать разговор.
– Отлично, – неожиданно для себя ответила я.
– Хорошо, – вымученно кивнул он. Никогда прежде я не видела его таким жалким.
Обычно он был такой веселый, живой. Кое-что мне ужасно хотелось узнать. Есть ли у него новая подруга? Подходит ли она ему больше, чем я? Скучал ли он по мне все это время? Но я была слишком потрясена, чтобы задавать какие-нибудь вопросы.
Я посмотрела на Бриджит. Она выглядела так, как будто забыла накраситься, хотя была наштукатурена до ушей. Вообще все это было очень, очень странно.
В последний раз мы с Бриджит виделись в нашей квартире в Нью-Йорке, перед моим отъездом в аэропорт с Маргарет и Полом. Я тогда обняла ее, но она стояла неподвижно, как каменная.
– Я буду по тебе скучать, – сказала тогда я.
– А я по тебе – нет, – ответила она.
И вместо того, чтобы ужасно расстроиться, я просто стерла этот эпизод из своего сознания. А теперь вот внезапно вспомнила. «Стерва!» – разозлилась я.
Вошла Джозефина и сказала, что Люк и Бриджит неожиданно прилетели из Нью-Йорка.
– Мы бы предупредили вас, Рейчел, об их приезде, но сами узнали только сегодня утром, – улыбнулась она мне.
Ложь! И я видела это по ее лицу. Она прекрасно знала о том, что они приезжают, но скрывала это от меня, чтобы эффект получился сильнее. Без дальнейших предисловий Джозефина представила собравшимся гостей и подтвердила мои подозрения. Люк и Бриджит прибыли сюда как мои Заинтересованные Значимые Другие. Бриджит не дала своего письменного отзыва, потому что ее информация была так важна, что ее можно было сообщить только лично. Я похолодела от ужаса.
– Бриджит, я знаю, как вам тяжело, – сказала Джозефина. – Но давайте потихоньку начнем, – и она согрела Бриджит понимающим взглядом.
Покрывшись холодным потом, я приготовилась слушать обвинения в свой адрес. Ничего более гадкого со мной еще никогда не происходило. Интересно, не так ли чувствовали себя люди, когда во времена Инквизиции их волокли в камеру с толстыми стенами, чтобы подвергнуть пыткам. Они уже знали о том, что их ожидает нечто ужасное, но все еще не могли поверить, что это действительно происходит с ними. Именно с ними. Не с кем-то другим. Не с их друзьями. Даже не с их детьми. С ними.
– Вы ведь давно знаете Рейчел? – приступила к делу Джозефина.
– С десяти лет, – Бриджит нервно скользнула по мне взглядом, и тут же отвела глаза.
– Не могли бы вы рассказать нам о ее наркомании?
– Попробую, – Бриджит судорожно сглотнула. Наступило кошмарное, заряженное ожиданием молчание. «Вдруг она все-таки не найдет что сказать?» – с надеждой подумала я. Но нет! Она заговорила.
– Мы давно пытались ее остановить, – она опустила голову и разглядывала свои колени, занавесив лицо волосами. – Мы все. Все знали, что у нее проблемы…
От напряжения меня стала бить крупная дрожь. Не буду слушать, повторяла я себе как заклинание. Не буду слушать. Но ее проклятые слова все-таки проникали в мое сознание, несмотря на все мои попытки не пустить их.
– …очень агрессивной, когда мы пытались поговорить с ней об этом… становилось все хуже и хуже… принимала наркотики… воровала их у других… и перед работой тоже… часто прогуливала… потеряла работу… вечно врала, и не только о наркотиках, а вообще, по всякому поводу…
Она все говорила и говорила. Я просто диву давалась, сколько злости на меня в ней накопилось. Я бросила взгляд на Люка в надежде, что и он смотрит на Бриджит, широко раскрыв рот, и удивляется ее злости. Но, к своему ужасу, я обнаружила, что он лишь согласно кивает.
– …самый эгоистичный человек, какого я когда-либо видела… общалась с какими-то грязными типами, торговцами наркотиками… вечно без денег… всем должна… по вечерам болталась черт знает где… ее могли убить или изнасиловать…
И так далее. Я слушала, как она извращала и искажала мою жизнь, представляя самые обыкновенные вещи как нечто болезненное и уродливое, и начинала злиться. Ведь сама-то она тоже была далеко не ангел.
– …я боялась идти домой… шла и надеялась, что ее нет… всегда, в любое время дня и ночи… вечно прогуливала работу… заставляла кого-нибудь звонить туда и говорить, что она заболела…
И вдруг я обнаружила, что громко ору:
– А ты-то сама? С каких это пор ты стала такая правильная? Лизала задницу начальству, получила свое чертово повышение по службе, решила, что ты теперь крутая, и завязала с наркотиками?
– Рейчел, ведите себя прилично! – одернула меня Джозефина.
– Нет уж! – окрысилась я. – Не собираюсь сидеть и выслушивать, как эта… как эта курица поливает меня грязью. Если бы я рассказала вам кое-что из того, что делала она…
– Рейчел, замолчите, – пригрозила Джозефина. – Имейте терпение выслушать тех, кто проделал три тысячи миль ради вас.
Я уже раскрыла рот, чтобы возмутиться: «Ради меня? Ха!», но вдруг увидела лицо Люка. На нем были написаны жалость и отвращение, и это сразу остудило мой гнев. Я так привыкла к тому, что он смотрит на меня с восхищением и обожанием, что от этого выражения его лица мне стало совсем тошно. Я униженно замолчала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67