..
По-прежнему не отстает.
Мотоциклист маячил в зеркале заднего обзора машины Гласса.
Протаранить его.
Нажать на газ, подождать, пока он приблизится, и резко по тормозам, пусть вмажется...
Даже на скользких после дождя улицах мотоцикл может увернуться от него.
Хайвэй, выбраться из города, оторваться от него на кольцевой дороге.
Невозможно сбить его здесь, на городских улицах. Как только они выскочили на автостраду, мотоциклист сократил расстояние...
Сколько зарядов в его девятимиллиметровой пушке? Пятнадцать? Шестнадцать?
Достаточно остановиться на красный свет и тебя пристрелят.
Не останавливай. Вперед, прямо под красный свет.
Знает, теперь он знает.
Теперь они оба знают.
Бросить машину.
Не может оторваться от мотоцикла ни на фут, но и мотоцикл не может нырнуть под преграду, не может перепрыгнуть через нее.
Желтый свет прыгал в зеркале Джона. В шести, в пяти машинах позади.
Из-за дождя машину заносит. Обошлось без столкновения.
Пролетел через перекресток, под рев автомобильных клаксонов. Под проклятия добропорядочных граждан, спешащих домой.
Желтый глаз заполнил зеркало заднего обзора. Мимо проносятся дома, где любовники чувствуют себя в уюте и безопасности. Семейства. Жена, дети, у него никогда их не было. Мама. Отец. Одноклассница, которая любила физику. Вэй. Эмма. Фонг.
Повернуть налево, к югу, в Джорджтаун?
Нет! Слишком много народа на улицах, слишком медленное движение на дорогах, мотоцикл сможет проскользнуть вдоль обочины.
Дворники на лобовом стекле взметнулись и...
Впереди с остановки выруливал городской автобус.
А дальше перекресток и стена из машин, стоящих перед красным светом светофора. Мокрое дорожное покрытие. Свет впереди переключился на желтый.
Вперед!
Пролетел мимо автобуса. Скрип пневматических тормозов, четырнадцать тонн движущейся стали вильнуло в сторону и, содрогнувшись, замерло, перегородив дорогу за «тойотой».
Красный свет сменился зеленым, Джон свернул налево, проскочив перед волной машин. Помчался вниз по улице, удаляясь от тесных рядов припаркованных машин. Повернул направо.
В зеркале: мокрые улицы, плотно стоящие друг к другу дома, припаркованные машины... Ни фар. Ни движения.
Свернул налево, проехал три квартала. Направо.
В зеркалах пусто.
Оторвался.
Может быть. Может быть.
Почему ему так везет?
Как ему удалось выследить эту машину?
Жилые кварталы между Джорджтауном и Дюпон-секл. Чтобы поставить здесь машину, днем ли, ночью ли, требовалось, чтобы на небесах услышали твою молитву.
Все мои молитвы использованы.
Миновал аллею. Обочина, вдоль которой впритирку стоят машины. Щель за углом: слишком узкая для «тойоты»...
Желтый глаз до сих пор не появился в зеркале его машины.
Пока нет. Втиснул «тойоту» в подходящее место с первой попытки.
Пустые улицы. Никаких посторонних глаз.
Погасил фары. Неосторожно подняв руку, разбил верхний свет.
Стряхнул битое стекло. Выбрался наружу.
По привычке запер дверь. Посмотрел внутрь через закрытую дверь. На полу, перед передним сиденьем, портфель с видеопленкой и документами. Здесь его заметит воришка, промышляющий кражей из автомобилей, не стоит сейчас беспокоиться об этом. Если взять портфель с собой, это замедлит движение, займет руки. К тому же, когда мокрушник увидит тебя, то решит, что, заполучив тебя, он получит и их.
Открыл дверь со стороны пассажира, закрыл ее. Фиксирующая кнопка на двери осталась торчать, но Бог с ней, пусть воришке достанется радио. Открыл багажник. Бросил портфель туда. Так безопасней.
Если городские власти отбуксируют машину — номер Гринэ есть в портфеле.
Захлопнул багажник. Запер его на ключ.
Дождь продолжал лить. Мокрые волосы, лицо, мокрые руки, порезанные стеклом.
Мокрушник.
Свет в окнах. Черное зеркало улиц.
Бежать.
Нет — идти. В тень, спрятаться в тень.
Раствориться в ночи. В дожде.
Миновал несколько домов. Никто не выглянул наружу. Седоки в машине, вынырнувшей из мглы, были заняты поиском места для стоянки в полумиле от сутолоки Джорджтауна. Что они тут крутятся?
Нырнул за стоящий у обочины микроавтобус, пока машина проезжала мимо.
Уехали.
Их молитвы, должно быть, были неискренни.
Быстро находя укрытие всякий раз, когда появлялась машина, он прошел два квартала, три. Свернул направо.
Граница тихих улочек.
В четырех кварталах впереди, просвечивая сквозь ночную мглу и миллион падающих слез — огни моста вдоль Рок-Крейк-Парк-вэй, моста с пешеходными дорожками и ослепительными уличными фонарями, моста, ведущего к Дюпон-секл, богемному району федерального округа: театры, банки, книжные магазины и элитарные бары. Множество мест, где можно укрыться. Телефоны-автоматы.
Надо лишь пересечь этот хорошо освещенный мост. Там было и метро. Подземка. Темная. Надежная. Быстрая. Умчаться на большой скорости подальше от этого смертельно опасного района, где мотоциклист, должно быть, еще рыщет по улицам. В подземку, к телефону. Позвонить Глассу. Позвонить Фонг, у нее есть машина.
Женщина с зонтиком торопилась к мосту.
Звук шагов в темноте. Всмотрелся — никого.
Воображение рождает чудовищ.
Догони женщину.
Не оглядывайся. Догнал ее. Она высокая, зонтик держит высоко. Дождь барабанит по ее зонту, быстрые шаги, она обернулась... Нырнул под зонт, пошел рядом с ней.
— Не дайте мне размокнуть.
Схватил и крепко сжал ее руку с зонтом, опустил его пониже.
Она сказала:
— Мой малыш ждет меня! Вы можете взять...
— Всего лишь проводите меня через мост. Не дайте мне окончательно промокнуть.
Твердо держа ее трясущуюся руку, опустил зонтик ниже, черный купол скрывает их лица от мчащихся по мосту машин. Со стороны они выглядят озабоченной парочкой, ищущей уединенное местечко.
Ничего не видно из-за зонта. Дождь барабанит по туго натянутой ткани.
Женщина плачет, ее рука дрожит. Она пытается идти медленней, затем быстрей. Ее рука напряжена, как будто она хочет вырваться, бежать.
Сжал ее руку, обхватывающую ручку зонта.
Мост закончился. Женщина захныкала.
Пусть идет. Бежит.
Увернулся от мужчины, держащего газету над головой.
Перепрыгнул цепь, связывающую промокшего пуделя и толстяка в дурацкой шляпе.
Бежать. Не оглядываясь. Да и кто здесь может следить за ним?
Кольцо дороги, огибающей парк, где брызги фонтана летели навстречу брызгам дождя. Пересек улицу. Вход в тоннель с двумя гигантскими эскалаторами, ведущими вниз к подземке. У входа мужчина в рваном армейском кителе со спутанными волосами и отсутствующим взглядом. Дальше в переходе два парня и девушка спорят из-за сигареты. Волосы у девушки ярко-рыжие. На всех троих мотоциклетные куртки.
Движущиеся ступеньки эскалатора длиной в добрую половину футбольного поля опускаются вниз. Спуститься туда, в этот черный тоннель.
Дыхание, успокой свое дыхание. Засунул долларовую банкноту в автомат, который выплюнул ему проездную карточку. Турникет заглотил проездную карточку, выплюнул ее и щелкнув раскрылся. Еще один эскалатор, ведущий вниз, пятнадцать футов, двадцать.
Платформа подземки, облицованная красной плиткой. Коричневые будки с информацией. Серые бетонные лавки, на одной сидит пожилая женщина в толстых очках.
Рельсы в неясном желтом свете. Ни одного поезда. Встал в середине платформы.
Ждать.
Пожилая леди в толстых очках смотрела на те же пути.
Ждать.
Фальшивый смех летел сверху вниз по трубе тоннеля из мира наверху. Звук тяжелых шагов. Восторженное завывание — голос девушки.
Давай же, поезд.
На эскалаторе, ведущем к платформе, девушка с огненно-рыжими волосами смеялась над подвыпившим парнем лет двадцати, в перемазанном грязью зеленом дождевике, пытавшимся за ней приударить. Один из двух парней в рокерских куртках, который стоял выше, сказал: «Да даже за пять баксов, парень, я готов на все». А его дружок в черной куртке ругнулся сквозь зубы: «Дерьмо».
Давай же, поезд.
Этому нахальному квартету оставалось пройти до Джона еще пятнадцать — двадцать шагов.
Предупреждающий сигнал вспыхнул на краю платформы.
Воздух завибрировал от отдаленного грохота.
Джон направился налево к дальнему концу платформы.
Крупный мужчина в мятом плаще вышел из-за будки. Его руки в перчатках были пустыми. По его виду можно было подумать, что ему нет дела ни до Джона, стоящего рядом, ни до выскочившего из тоннеля поезда, с визгом тормозящего у платформы.
Зашипели тормоза. Зазвенели звонки.
Прямо перед ним раскрылись двери вагона. Вагон чистый, ярко освещенный. Множество пустых сидений. Несколько пассажиров. Никто не вышел.
Пожилая леди прошаркала в вагон, оставляя за собой запах детской пудры и сырой резины.
Мужчина в перчатках по-прежнему стоял на платформе, с важным видом глядя на свои часы.
— Отстань, чувак, — сказал высокий парень в черной куртке у Джона за спиной. — Спасибо.
Звук поцелуя.
Смех.
Предупредительный звонок.
Дальше по платформе только два вагона, мужчина в перчатках направился к поезду. Быстро, к ближайшему вагону. Три рокерские куртки уже внутри, толкаются, смеются, только трое, глаза девушки с огненно-рыжими волосами, направленные на него, расширяются...
Резкий разворот, молниеносное движение согнутой правой рукой вверх...
Отбивает руку Зеленого плаща. Сверкающая сталь, направленная в него, проходит рядом с глазом Джона, в том месте, где должно было находиться основание черепа, если бы...
Раздаются последние предупреждающие звонки, и двери вагона захлопываются, резиновые края сжимают острие пестика для колки льда.
Поезд уносится прочь, увозя пестик для колки льда в темноту тоннеля.
Разворот, круговое движение, и ладонь ударяет по ребрам Зеленого плаща, который на долю секунды потерял равновесие, когда его смертоносный удар пришелся в поезд, а не в тело.
Зеленый плащ отлетел назад. Правая рука мокрушника нырнула под распахнувшийся зеленый плащ...
Скорее, вперед, сохраняй спокойствие...
Три мгновенных шага Синг-и, и мокрушник уже в пределах досягаемости. Правая рука Джона взлетела вверх. Киллер дернул головой, уклоняясь от удара, в это время левая рука Джона обрушилась вниз...
Схватил мокрушника за запястье, отвел девятимиллиметровое жерло ствола от себя. Правой рукой вывернул державшую пистолет руку киллера, одновременно локтем другой нанес ему удар в грудь.
Мокрушник колотил Джона по затылку.
Огонь, боль, попытаться ухватить его за запястье...
Пистолет грохнулся на пол.
Еще один удар сотряс голову Джона.
Развернулся. Ударил ребром ладони по груди.
Оттолкнул его.
Неправильно: не сила против силы...
Мокрушник атакует, прямой сокрушающий удар, второй...
Но удары не нашли Джона. Развернулся, ладонь повернута к центру, другая рука опущена, тихо и плавно следуя Па-ква.
Против внешнего стиля мокрушника, карате или таэквандо или китайской системы шаолинь: жестокой, быстрой.
Вот он — молодой, натасканный, в белой рубашке и галстуке под зеленым плащом; мотоциклетная кожа брошена вместе с мотоциклом. Быстрый, как кобра, он...
Мокрушник бросил сокрушающий кирпичи удар в человека, который описывал странные круги вокруг него вместо того, чтобы наносить удары налево и направо, как те парни в школе восточных единоборств.
Не сила против силы, не будь напряженным, как он, расслабься, не атакуй, как он, не будь таким, как он.
Сконцентрированный удар мокрушника опять пришелся мимо цели. Жестко и быстро, с резкими выпадами и проклятьями следуя за кружащимся вокруг него парнем, изменил направление, его руки отразили удар. Там, его голова будет там, направь удар туда...
Промахнулся, где он, черт побери...
Развернулся, удерживая равновесие, получил...
Упал, еще один размашистый удар... Зеленый плащ развевался, как плащ матадора. Вытянутая нога киллера направлена... в невесомую ногу Джона, рассекающую воздух широко и плавно.
Но Джон удержал равновесие и остался в стойке, а вращающаяся «пушка» мокрушника пролетела, скользя по плиткам, и упала на рельсы.
Защита мокрушника оставалась твердой, Джон приготовился к удару, обе руки, как ножи, готовы к блоку...
Джон нанес удар, нацеленный в сустав правого бедра мокрушника.
Поймал наносящую удар руку и, сконцентрировав энергию чьи, шагнул вперед, нанеся удар ребром ладони, вложив в него и эту, дополнительную, силу. От такого сокрушительного удара киллер отлетел на несколько метров и грохнулся спиной о будку.
Следующий удар в голову, затем в ребра, защищающие сердце. Коленом в пах.
Фрэнка, он убил Фрэнка...
Коленом в лицо, голова мокрушника бьется о металлическую будку, дежурный по станции что-то кричит с верхней платформы.
Мартин Синклер, подвешенный вверх ногами. Взрыв машины в Париже. Пестик для колки льда.
Подобная ножу рука, нацеленная для смертельного удара в трахею.
Не уподобляйся ему.
Джон нанес удар тыльной стороной руки, мокрушник повалился на кафель пола. Из кармана его рубашки выпал пластиковый пакетик.
Фальшивые усы. Очки с простыми стеклами. Губная помада.
«Копы уже идут!» — прокричал дежурный, высунувшись из своей пуленепробиваемой будки.
Мужчина, бегущий вниз по эскалатору, был одет в кожаную куртку и синие джинсы.
Это мог быть как переодетый полицейский, так и горожанин, возомнивший себя супергероем.
А может, подкрепление, дублер...
Мокрушник на полу стонет, корчится, пытаясь подняться...
Наемные бандиты, всего лишь кучка кровавых наемных бандитов.
Не дай схватить себя, не сейчас. Можно убить его. Или оставить. Нельзя захватить его, нет возможности...
Мужчина в распахнутой куртке достиг платформы.
Вспыхнул сигнал, предупреждающий о прибытии поезда.
Не смогу противостоять двоим.
Быть пойманным, значит, быть убитым.
Бежать.
К дальнему эскалатору, к выходу на О-стрит.
Бедро ноет: удар мокрушника.
Не хромать, нельзя хромать.
Вверх к турникетам. Выбраться отсюда.
К главному эскалатору, более длинному и крутому, чем тот, по которому спускался вниз.
Ребристые стальные ступеньки, бегущие вверх. Дыхание сбилось. Нога горит.
Тоннель стремится вверх к серому свету низких облаков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44