«Эта работа требует невероятных усилий и приносит огромное удовлетворение». Подборка кадров из Эйпл-Джанкшена. Снимок Абигайль с матерью. В голосе Абигайль появилась нежность: «Мама столкнулась с проблемой, знакомой сегодня всем работающим женщинам. Она овдовела, когда мне было шесть лет. Мама не хотела оставлять меня одну, поэтому пошла работать экономкой. Она пожертвовала карьерой гостиничного администратора, чтобы встречать меня дома, когда я возвращалась из школы. Мы были очень близки. Помню, мама всегда стеснялась своего веса. У нее было что-то не в порядке с обменом веществ — думаю, многие знают, что это такое. Когда я пыталась уговорить ее переехать к нам с Виллардом в Вашингтон, она смеялась и говорила, что гора никоим образом не может пойти к Магомету. Она была очень веселой, милой женщиной». Тут голос Абигайль задрожал. Потом она объяснила, почему решила принять участие в конкурсе красоты: «Я хотела выиграть его для мамочки...»
Пэт поймала себя на мысли, что вновь невольно поддается чарам Абигайль. Даже сцена в доме сенатора, когда миссис Дженнингс обозвала мать жирной тираншей, казалась теперь нереальной. Но это же было, подумала Пэт. Просто Абигайль Дженнингс — превосходная актриса.
Клипы о свадебном приеме и первой избирательной кампании. Вопрос Пэт: «Сенатор, вы заканчивали учебу в колледже, только что прошел ваш медовый месяц, и вы тут же стали помогать мужу бороться за избрание в конгресс. Расскажите нам, что вы чувствовали тогда». Ответ Абигайль: «Это было чудесное время. Мы так любили друг друга! Я всегда мечтала работать помощницей какого-нибудь общественного деятеля, а оказаться у самых истоков его карьеры было захватывающе интересно. Видите ли, хотя это место в конгрессе всегда принадлежало Дженнингсам, Вилларду пришлось бороться по-настоящему. У него были очень серьезные конкуренты. Тот вечер, когда мы узнали, что избрали Вилларда... Я не могу его описать! Каждая победа в выборах — волнующее событие, но первая — незабываема».
Клип с Кеннеди на приеме по случаю тридцатипятилетия Вилладра Дженнингса... Абигайль: «Мы все были так молоды... В нашу компанию входили три или четыре пары, мы постоянно собирались вместе и разговаривали часами. Нас переполняла уверенность, что нам удастся изменить мир к лучшему. Теперь эти политики ушли... Я единственная из всей компании осталась в правительстве и часто вспоминаю о планах, которые Виллард, Джон и другие вынашивали в те далекие счастливые годы».
«И одним из этих „других“ был мой отец», — думала Пэт, глядя на экран.
Несколько сцен получились по-настоящему трогательными: Мэгги, пришедшая в офис поблагодарить сенатора за то, что Абигайль устроила ее мать в клинику для престарелых; молодая женщина, крепко прижимающая к себе трехлетнюю девочку и рассказывающая, как бывший муж похитил ребенка: «Никто не хотел помочь мне. Никто. А потом кто-то посоветовал позвонить сенатору Дженнингс. Она все уладит, уверяли меня...»
«Да, она все уладит», — мысленно согласилась Пэт.
В беседе с Лютером Абигайль завела речь о хищении денег из фондов избирательной кампании.
— Я очень рада, что Элеонор Браун решила искупить до конца свою вину перед обществом. Надеюсь только, что у нее хватит порядочности вернуть оставшиеся деньги или рассказать, кто помог ей потратить их.
Что-то заставило Пэт обернуться и в полутьме демонстрационного зала отыскать глазами грузную фигуру Тоби.
Он сидел в кресле, подперев подбородок руками; и одобрительно кивал. Пэт быстро повернулась к экрану, чтобы не встретить его взгляд.
Тем временем Лютер осведомился о взглядах сенатора на положение с безопасностью авиаполетов.
— Вилларда постоянно просили выступить в каком-нибудь колледже, и всегда, когда мог, он принимал эти приглашения. Он говорил, что колледж — это место, где у молодых людей начинают складываться зрелые представления о мире. Мы жили на его зарплату конгрессмена, приходилось быть очень экономными. Я овдовела потому, что муж нанял самый дешевый самолет, какой только сумел найти. Вам когда-нибудь доводилось знакомиться со статистикой по чартерным авиалиниям? Знаете, сколько летчиков покупает подержанные самолеты, чтобы заняться собственным бизнесом без начального капитала? Почти все они быстро отказываются от этой затеи — не хватает средств содержать самолеты в надлежащем состоянии. Мой муж погиб больше двадцати пяти лет назад, а я до сих пор борюсь за изгнание этих маленьких самолетов с перегруженных аэродромов. И в ходе сотрудничества с Американской ассоциацией пилотов я пыталась добиться ужесточения требований к профессиональным летчикам.
Абигайль ни разу не упомянула имени Джорджа Грэни, но все равно косвенно возложила на него вину за смерть Вилларда Дженнингса. Прошло столько лет, а она по-прежнему делает из погибшего пилота козла отпущения, недоумевала Пэт. Неожиданно она поняла, что программа получилась именно такой, какой была ею задумана. Абигайль Дженнингс предстала перед зрителями душевным человеком и ревностной поборницей справедливости. Но эта мысль не принесла Пэт удовлетворения.
Передача завершилась кадрами, где Абигайль в сумерках возвращается домой под комментарий Пэт: «Как и многих одиноких американцев, сенатора ждет пустой дом. Она проведет вечер за письменным столом, изучая новый законопроект».
Экран погас, загорелся свет, и все встали. Пэт наблюдала за реакцией Абигайль. Сенатор повернулась к Тоби. Он одобрительно кивнул, и тогда миссис Дженнингс с улыбкой облегчения посмотрела на Пэт.
— Несмотря на трудности, вы сделали замечательную передачу. Признаю: вы были правы насчет начала моей биографии. Простите, что я доставила вам столько неприятных минут. Лютер, а вы что думаете?
— Я думаю, вы обе произведете фурор. Ваше мнение, Пэт?
Пэт задумалась. Все довольны, и финал с технической точки зрения ее устраивает. Тогда что заставляет ее настаивать на дополнительной сцене? Письмо. Она хочет прочесть письмо, которое Абигайль написала Вилларду Дженнингсу.
— У меня есть одно замечание, — сказала она. — Особенность этой программы — ее личностный аспект. Мне не хотелось бы заканчивать ее на деловой ноте.
Абигайль нетерпеливо вскинула голову. Тоби нахмурился. Атмосфера в комнате неожиданно накалилась. В динамике раздался голос киномеханика:
— Ну что, закругляемся?
— Нет! Прокрути еще раз последнюю сцену! — рявкнул Лютер.
Комната снова погрузилась в темноту. Секунду спустя оператор запустил последний двухминутный фрагмент.
Все внимательно смотрели на экран. Лютер высказался первым.
— Мы можем это оставить, но, по-моему, Пэт права.
— Это чудесная сцена, — запротестовала Абигайль. — Что еще вы собираетесь делать? Через несколько часов мне надо быть в Белом доме, и я не могу появиться там в последнюю секунду.
«Как мне убедить ее?» — гадала Пэт. По какой-то причине она отчаянно хотела прочесть письмо, начинающееся словами «Билли, дорогой...», и понаблюдать за реакцией Абигайль. Но та всегда настаивает на предварительном просмотре каждой строчки сценария перед началом съемки. Пэт заговорила, стараясь ничем не выдать своей заинтересованности.
— Сенатор, вы великодушно предоставили нам свои личные архивы. В последней связке, которую привез Тоби, я нашла ваше письмо. Мне кажется, оно позволит нам как нельзя лучше поставить заключительную сцену. Конечно, вы можете прочесть его перед съемкой, но, я думаю, сцена получится более естественной, если для вас в этом будет элемент неожиданности. В любом случае, если вам что-то не понравится, мы можем оставить прежний вариант концовки.
Абигайль, прищурившись, посмотрела на Лютера.
— Вы читали это письмо?
— Да. И согласен с Пэт. Но решать вам.
Она повернулась к Филиппу и Тоби.
— Вы просмотрели все, что отобрали для использования в программе?
— Да, сенатор.
Абигайль пожала плечами:
— Что ж, в таком случае... Я просто хотела удостовериться, что вы не прочтете письмо от какой-нибудь особы, утверждающей, что она стала «Мисс Эйпл-Джанкшен» через год после меня.
Все рассмеялись. «Она заметно изменилась, — подумала Пэт. — Стала увереннее в себе».
— Мы управимся за десять минут, — пообещал Пелхэм.
Пэт поспешила в гардеробную и торопливо нанесла свежую пудру на покрывшийся испариной лоб. «Что со мной происходит?» — недоумевала она.
Дверь открылась, и в комнату вошла Абигайль. Она порылась в сумке и достала пудреницу.
— Пэт, я не ошибаюсь — программа получилась чудесная?
— По-моему, да.
— А я так возражала против нее. Меня мучили ужасные предчувствия. Вы проделали колоссальную работу и сотворили из меня просто очаровательную личность. — Она улыбнулась. — Я смотрела фильм и думала, что давно так себе не нравилась.
— Я рада. — Перед Пэт снова была женщина, которой она восхищалась.
Через несколько минут они снова расположились перед камерой. Пэт сидела, прикрывая рукой письмо, которое собиралась прочесть. Заговорил Лютер.
— Сенатор, мы хотим поблагодарить вас за искренность и откровенность, которая позволила нам познакомиться с вами поближе. Ваша жизнь, безусловно, вдохновит каждого, кто посмотрел эту передачу, и послужит примером, как трагедия может возвысить сильного духом. При подготовке программы вы передали нам много личных документов. Среди них мы нашли письмо, которые вы написали мужу, конгрессмену Вилларду Дженнингсу. Думаю, оно как нельзя лучше дает представление о вас, какой вы были тогда, и о вас теперешней. Вы позволите Пэт прочесть его прямо сейчас?
Абигайль склонила голову. На ее лице появилось вопросительное выражение.
Пэт развернула письмо и чуть охрипшим голосом начала читать:
— "Билли, дорогой. — У нее перехватило горло, во рту пересохло, и ей пришлось сделать невероятное усилие, чтобы продолжить. Она подняла глаза. Абигайль впилась в нее взглядом: краска отхлынула от ее лица. — Ты был великолепен на сегодняшних слушаниях, — охрипшим голосом продолжала Пэт. — Я так горжусь тобой! Я люблю тебя безмерно и с замиранием сердца думаю о нашем будущем, о жизни и работе с тобой. О, мой милый, вместе мы действительно изменим этот мир".
Снова вмешался Лютер.
— Эта записка датирована тринадцатым мая, а двадцатого мая конгрессмен Виллард Дженнингс погиб, и вам пришлось в одиночку менять наш мир к лучшему. Благодарим вас, сенатор.
Глаза Абигайль блестели, в уголках рта играла нежная полуулыбка. Она кивнула и сложила губы в ответное «благодарю вас».
— Стоп! — крикнул режиссер.
Лютер вскочил:
— Сенатор, это великолепно! Все будут... — Он оборвал себя на полуслове. Абигайль ринулась к Пэт и выхватила у нее из рук письмо.
— Где вы его взяли? — визгливо закричала она. — Что вы пытаетесь со мной сделать?
— Сенатор, я же говорил вам, мы можем это не использовать, — растерянно залепетал Лютер.
Пэт пожирала глазами лицо Абигайль, превратившееся в маску гнева и боли. Когда она видела такое же выражение на этом лице?
Чья-то тяжелая туша едва не сбила Пэт с ног. Тоби схватил Абигайль за плечи и принялся трясти ее. Он едва не кричал:
— Эбби, возьми себя в руки! Это великолепный конец для программы. Эбби, нет ничего плохого, если люди узнают, что ты писала в последнем письме к мужу.
— В моем... последнем... письме? — Абигайль прикрыла лицо рукой, словно хотела скрыть его выражение. — Ох, конечно... Простите... Просто это так неожиданно... Мы с Виллардом все время писали друг другу такие маленькие записки... Я рада, что вы нашли последнюю...
Пэт сидела, не в силах пошевельнуться. «Билли, дорогой... Билли дорогой...» — эти слова гремели у нее в голове барабанной дробью. Вцепившись в подлокотники, она приподнялась и встретила свирепый взгляд Тоби. И тут, неожиданно для самой себя, Пэт съежилась от ужаса и снова упала в кресло.
Шофер повернулся к Абигайль и с помощью Лютера и Филиппа вывел ее из студии. Один за другим гасли софиты.
— Эй, Пэт, — окликнул ее оператор. — Это ведь конец?
Пэт с трудом поднялась на ноги.
— Конец, — механически повторила она.
Глава 39
Всякий раз, когда Сэм сражался с какой-нибудь трудной задачкой, он старался выбраться из дому. Хорошая прогулка проясняла голову и помогала думать, а потому он решил пройти пешком несколько миль от своего дома до юго-западной части округа. Ресторан, где у него была назначена встреча, находился на Вашингтонском канале, и, шагая вдоль набережной, Сэм любовался изменчивым узором барашков на беспокойной воде.
Его переполняли воспоминания. Мыс Код. Носетский пляж. Они с Пэт бредут по берегу, ее ладонь покоится в его руке. Ветер рвет ее платье, треплет волосы. Невероятное ощущение свободы, словно во всем мире — только они двое, небо, ветер и океан. Следующим летом мы вернемся туда, мысленно пообещал себе Сэм.
Ресторан напоминал корабль, пришвартованный в доке. Наслаждаясь легкой качкой, Сэм торопливо поднялся по трапу.
Джек Карлсон уже сидел за столиком у окна и потягивал перье. Перед ним стояла пепельница с несколькими раздавленными окурками. Сэм извинился за опоздание.
— Это я пришел слишком рано, — коротко ответил Джек, подтянутый седовласый мужчина с ясными пытливыми глазами. Их дружба длилась уже больше двадцати лет.
Сэм заказал себе мартини с джином.
— Может быть, это успокоит или, наоборот, взбодрит меня, — объяснил он с потугой на улыбку и встретил изучающий взгляд Джека.
— Бывали времена, когда ты выглядел куда веселее, — прокомментировал Джек. — Сэм, почему ты попросил нас проверить Горгона?
— Просто по наитию. — Сэм напрягся. — Ты откопал что-нибудь интересное?
— Похоже на то.
— Привет, Сэм. — К столику подошел Фрэнк Кроули. Его обычно бледное лицо раскраснелось от холода, густые волосы растрепались. Он представился Карлсону, поправил очки в серебряной оправе, открыл портфель и достал пухлый конверт. — Мне повезло, что я все-таки попал сюда, — объявил он. — Я начал просматривать судебную стенограмму и потерял счет времени. — У столика остановился официант.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37