— Не верю, и все тут.
Все утро его терзали страшные подозрения. Несколько раз он подходил к телефону, собираясь позвонить в Белый дом, но в последний момент отводил руку. Что он скажет? Что Тоби Горгон не просто преданный слуга, шофер и телохранитель, каким представляется окружающим? Даже если Тоби совершил преступление, нет совершенно никаких доказательств, что Абигайль знала о его грехах.
Сегодня вечером президент объявит о назначении Абигайль на второй по значению пост в государстве. В этом Сэм не сомневался. Но сессия, на которой конгресс должен утвердить ее в должности, начнется только через несколько недель. Вполне хватит времени, чтобы провести тщательное расследование. «И на этот раз я прослежу, чтобы не осталось никаких белых пятен», — мрачно пообещал себе Сэм.
В нем крепла уверенность, что угрозы, полученные Пэт, исходят от Тоби. Если этот тип действительно что-то скрывает, то ему, ясное дело, не по нраву интерес Пэт к его прошлому.
Ну, если выяснится, что угрожал он!..
Сэм сжал кулаки. Сейчас он меньше всего походил на будущего старика, каким считал себя еще несколько дней назад.
* * *
Абигайль нервно сцепила руки.
— Нужно было выехать пораньше, — процедила она. — Мы вот-вот попадем в пробку. Прибавь ходу.
— Не волнуйся, сенатор, — успокоил ее Тоби. — Без тебя не начнут. Ты хорошо выспалась?
— Вообще не спала. Всю ночь в голове вертелась одна мысль: «Я стану вице-президентом Соединенных Штатов». Включи радио. Послушаем, что обо мне говорят...
Новости Си-би-эс только начинались: «Ходят настойчивые слухи, что на пресс-конференции, назначенной на сегодняшний вечер, глава государства назовет первую женщину — вице-президента Соединенных Штатов. По мнению осведомленных лиц, этой чести удостоится одна из двух выдающихся политических деятельниц — сенатор Абигайль Дженнингс или сенатор Клер Лоуренс».
«...Только что нам стало известно о трагическом совпадении: миссис Кэтрин Грэни, владелица антикварного магазина в Ричмонде, обнаруженная сегодня утром мертвой, была вдовой пилота, который двадцать семь лет назад погиб в авиакатастрофе вместе с конгрессменом Виллардом Дженнингсом. Абигайль Дженнингс начала свою политическую карьеру после смерти мужа, на чье место была назначена губернатором Виргинии до окончания выборного срока...»
— Тоби!
Он глянул в зеркало заднего обзора. Абигайль побледнела.
— Тоби, какой кошмар!
— М-да, паршиво...
Лицо Абигайль стало жестким:
— Никогда не забуду, как мать Вилларда отправилась к этой женщине и провела с ней немало времени, пока искали самолет. Она даже не соизволила поинтересоваться, что происходит со мной.
— Ну, теперь они снова вместе, Эбби. Смотри-ка, кажется, пробка рассосалась. Доберемся до студии вовремя.
Когда машина въехала на стоянку, Абигайль тихо спросила:
— Что ты делал прошлой ночью, Тоби? Играл в покер или ходил на свидание?
— Я встречался с малышкой из «Стекбургера». А почему ты спрашиваешь? Проверяешь? Может быть, вы хотите поговорить с этой женщиной, сенатор? — Теперь его тон был почти негодующим.
— Нет, конечно нет. В свободное время ты волен сколько угодно развлекаться со своей барменшей. Надеюсь, ты получил удовольствие.
— Получил. Тем более что у меня было не так много свободного времени в последние дни.
— Знаю. Я тебя ужасно загрузила, — заговорила она примирительно. — Просто...
— Просто что, сенатор?
— Ничего... Так, ерунда.
* * *
В восемь часов утра Элеонор повели на проверку на детекторе лжи. Она на удивление хорошо выспалась — особенно если сравнить эту ночь с той, что она провела в тюремной камере одиннадцать лет назад. Тогда Элеонор неожиданно начала кричать. «Вы испытали в ту ночь острый приступ клаустрофобии», — объяснил ей психиатр после нервного срыва. Но теперь она чувствовала себя по-другому: Элеонор охватил удивительный покой от того, что ей не надо больше прятаться и бежать.
Мог ли отец причинить вред тем старикам? Она рылась в памяти, пытаясь отыскать хотя бы один пример, когда ему изменила мягкость и доброта, но не могла припомнить ничего подобного.
— Вот эта дверь. — Надзирательница привела Элеонор в небольшую комнату рядом с блоком тюремных камер. Там уже сидел детектив Барротт и читал газету. Элеонор обрадовалась, что видит именно его — Барротт не считал ее лгуньей. Он поднял на девушку глаза и улыбнулся.
Даже когда вошел другой мужчина, чтобы закрепить на ней провода полиграфа, Элеонор не расплакалась, как в прошлый раз, на допросе после первого ареста. Она спокойно села в кресло и немного смущенно спросила, не возражают ли они, если она будет держать в руках куклу. Они не протестовали, хотя как будто удивились. Вошел мистер Кроули, ее адвокат. Этот чудесный человек отнесся к ней по-отечески. Элеонор пыталась вчера объяснить ему, что не может заплатить больше пятисот долларов, но он велел ей ни о чем не беспокоиться.
— Элеонор, вы все еще можете отказаться от проверки, — предупредил он ее; она ответила, что понимает это.
Сначала следователь, проводивший допрос, задавал простые, даже глупые вопросы о ее возрасте, образовании, любимых блюдах. Потом он перешел к другим вопросам — тем, которые Элеонор ожидала услышать:
— Вы что-нибудь украли?
— Нет.
— Даже в детстве, какую-нибудь мелочь вроде цветного карандаша или кусочка мела?
Когда Элеонор спросили об этом в прошлый раз, она разрыдалась: «Я не воровка, не воровка!» Но сейчас ей было гораздо легче отвечать на вопросы. Она представила себе, что разговаривает с детективом Барроттом, а не с этим безликим бесцеремонным незнакомцем.
— Я ни разу в жизни ничего не украла, — сказала она твердо. — Даже карандаш или кусочек мела. Я не смогла бы взять вещь, которая принадлежит другому.
— А как же флакон духов, который вы взяли в магазине, когда учились в школе?
— Я не крала его! Клянусь вам. Я забыла отдать его продавцу.
— Вы часто пьете? Каждый день?
— О нет. Иногда, бывает, выпью вина, но совсем немного. Меня от него клонит в сон. — Элеонор заметила, что детектив Барротт прячет улыбку.
— Вы взяли семьдесят пять тысяч долларов из офиса сенатора Дженнингс?
В прошлый раз, когда ее спросили об этом, у Элеонор началась истерика. Сейчас же она спокойно ответила:
— Нет, не брала.
— Но вы спрятали пять тысяч долларов в кладовой вашего дома?
— Нет.
— Тогда как, по-вашему, они туда попали?
Вопросы все сыпались и сыпались:
— Вы солгали, когда заявили, что вам звонил Тоби Горгон?
— Нет.
— Вы уверены, что это был действительно он?
— Так мне показалось. Если не он, то кто-то с таким же голосом.
А затем последовало невероятное:
— Вы знали, что Артура Стивенса подозревают в убийстве одной из его пациенток, миссис Аниты Гиллеспи?
Элеонор едва не потеряла самообладание:
— Нет, не знала. Я не могу этому поверить. — Но тут она вспомнила, как отец кричал во сне: «Закройте глаза, миссис Гиллеспи, закройте глаза!»
— На самом деле вы верите, что такое возможно. Это ясно видно по показаниям приборов.
— Нет, — прошептала она. — Отец никогда не смог бы причинить никому вреда. Он принимал страдания своих подопечных очень близко к сердцу.
— Вы считаете, он стремился прекратить их страдания?
— Не понимаю, о чем вы.
— Думаю, понимаете. Элеонор, Артур Стивенс пытался поджечь на Рождество дом престарелых.
— Это невозможно.
Элеонор побелела как смерть. В ужасе она уставилась на следователя, задавшего ей последний вопрос:
— Были ли у вас какие-нибудь основания подозревать, что Артур Стивенс — убийца-маньяк?
* * *
Ночью Артур глотал таблетки кофеина каждые два часа — не хватало еще заснуть и закричать во сне! Нервное напряжение не позволяло ему даже лечь. Согнувшись в три погибели, он сидел в стенном шкафу, уставившись в темноту.
Надо же было допустить такую оплошность! Когда Патриция Треймор вернулась домой, Артур приоткрыл дверцу шкафа и прислушался: до него донеслось урчание труб, когда она принимала душ, он слышал скрип лестницы, когда она спускалась на кухню. Потом ощутил запах кофе. Спустя какое-то время Патриция Треймор села за рояль. Артур решил выбраться из шкафа, сообразив, что, пока она играет, ему не грозит опасность быть обнаруженным. Он сел на верхнюю ступеньку и стал слушать музыку.
И тогда с ним вновь заговорили голоса. Они велели ему оставаться здесь, пока все не кончится, а потом найти другую клинику и продолжить выполнение возложенной на него миссии. Артур так глубоко погрузился в медитацию, что не заметил, как рояль замолчал. Он вообще не помнил, где находится, пока не услышал шаги Патриции на лестнице. Бросившись к убежищу, Артур в спешке наступил на просевшую половицу, и девушка, несомненно, заподозрила неладное. Он затаил дыхание, когда она открыла дверь стенного шкафа. К счастью, ей не пришло в голосу заглянуть за полки.
Только утром, когда она ушла, Артур наконец выбрался из шкафа, и то лишь на несколько минут. Он боялся, что может прийти уборщица и услышать его.
Медленно тянулось время. Потом голоса приказали ему взять из шкафа коричневую хламиду Патриции Треймор и надеть ее.
Если она предала Глорию, ему понадобится надлежащее одеяние, чтобы покарать грешницу.
Глава 38
В девять тридцать пять Пэт подъехала к зданию телекомпании «Потомак» и решила выпить в кафетерии кофе с булочкой. Она чувствовала, что еще не готова окунуться в наэлектризованную атмосферу студии, насыщенную раздражением и взрывоопасной нервозностью. Последний день съемок и монтажа всегда был самым трудным. После беспокойной ночи голова Пэт гудела, все тело ныло. Она помнила, что ей снились кошмары, один раз она даже закричала, но восстановить в памяти эти сны не могла.
По дороге на студию Пэт включила радио и узнала о смерти Кэтрин Грэни. Она не могла не думать об этой женщине. Как озарялось лицо миссис Грэни, когда она рассказывала о сыне, как нежно она поглаживала своего престарелого ирландского сеттера! Кэтрин Грэни непременно исполнила бы свое обещание и подала в суд на сенатора Дженнингс и на телесеть после выхода программы в эфир. Ее смерть избавляла Абигайль от этой неприятности.
Была ли Кэтрин Грэни случайной жертвой уличного грабителя? В сообщении говорилось, что вдова прогуливала собаку. Как ее звали? Слиго? Очень странно, что грабитель не побоялся напасть на женщину, вышедшую с такой крупной собакой.
Пэт отодвинула булочку. Ей больше не хотелось есть. Только три дня назад она пила кофе у Кэтрин Грэни, а теперь эта славная энергичная женщина мертва.
Когда Пэт пришла в студию, Пелхэм был уже на взводе — лицо покрыто пятнами, губы бледные, глаза бегали — он так и искал, к чему бы придраться:
— Я же просил избавиться от этих цветов! — орал он. — Мне плевать, что их только что принесли. Они выглядят мертвыми. Может здесь кто-нибудь сделать хоть что-то правильно? Этот стул слишком низок для сенатора! Он похож на табуретку доярки, черт бы вас побрал! — Тут Пелхэм заметил Пэт. — Ну наконец-то! Вы слышали новость об этой Грэни? Придется переделывать тот кусок, где Абигайль говорит о безопасности авиалиний. Она чересчур нападает на пилота, а это обязательно вызовет отрицательную реакцию, когда люди узнают, что его вдова стала жертвой преступника. Мы начинаем снимать через десять минут.
Пэт безмолвно уставилась на Пелхэма. Кэтрин Грэни была хорошим, достойным человеком, а единственное, что сейчас волнует их драгоценного босса, — осложнения в работе вызванные ее смертью. Ни слова не говоря, Пэт повернулась и направилась в гардеробную.
Абигайль Дженнингс сидела перед зеркалом с наброшенным на плечи полотенцем. Над ней хлопотала художница по гриму, легкими движениями наносившая пудру на лицо сенатора.
Абигайль сидела, крепко сцепив пальцы, впрочем, поздоровалась она с Пэт довольно сердечно.
— Вы, наверное, рады не меньше меня, что эта эпопея наконец завершилась, Пэт?
— Думаю, вы правы, сенатор.
Девушка-гример взяла баллончик с лаком для волос и проверила, нормально ли он работает.
— Не поливайте меня этой гадостью! — рявкнула Абигайль. — Я не хочу выглядеть, словно кукла Барби.
— Простите, — пробормотала девушка. — Я просто... большинство людей... — Она сникла и замолчала.
Пэт заметила, что Абигайль наблюдает за ней, глядя в зеркало, и отвела глаза.
— Нам нужно обсудить несколько вопросов. — Теперь тон Абигайль был деловым и напористым. — Я только рада, что мы переделаем фрагмент о безопасности полетов, хотя, конечно, смерть миссис Грэни — это ужасно. Но я бы хотела сделать акцент на необходимости улучшить оборудование маленьких аэропортов. Кроме того, мне кажется, нам следует подробнее поговорить о моей матери. Нет смысла обходить молчанием эту фотографию в «Миррор» и вчерашнюю статью в «Трибюн». И еще я считаю, что надо подчеркнуть мою роль в международных делах. Я заготовила для вас несколько вопросов.
Пэт положила щетку, которую вертела в руках, и повернулась к Абигайль.
— В самом деле?
* * *
Четыре часа спустя, перекусив бутербродами и кофе, они уже просматривали законченный фильм. Абигайль сидела между Филиппом и Лютером в первом ряду. Пэт устроилась чуть подальше, рядом с ассистентом режиссера. Позади всех нес свою одинокую вахту Тоби.
Программа начиналась с представления участников: Пэт, Лютер и сенатор сидят полукругом перед камерой. "Добрый вечер, и добро пожаловать на первую передачу нашей серии «Женщины в правительстве»...
Пэт критически разглядывала себя. Ее голос звучал более хрипло, чем обычно; принужденная поза говорила о внутреннем напряжении. Зато Лютер держался совершенно естественно, и в целом начало вышло неплохим. Они с Абигайль хорошо дополняли друг друга. Сенатор очень удачно выбрала синее шелковое платье — оно подчеркивало ее женственность даже без всяких рюшек и оборок. Теплая улыбка, лучистые морщинки у глаз. Ни малейшего намека на жеманство в словах благодарности за лестные слова в ее адрес.
Сначала они обсуждали, каково быть старшим сенатором от Виргинии. Абигайль:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37