Может, еще и потому, что рысь, как и Ур, была такой же одиночкой и не терпела над собой никакого насилия.
Ур шагнул к волокуше и, отогнув шкуру, щедро отмахнул кусок от туши оленя. Потом, насадив шмат мяса на копье, осторожно протянул угощение раненому хищнику. Тот опять тихо взрыкнул и попробовал достать здоровой лапой охотника, но снова ничего не вышло, и рысь, игнорируя маячившую у самого носа лакомую подачку, прикрыла глаза.
Второй раз Ур попал в эти места только через три дня. На реке начался ход идущей на икромет рыбы, и все стойбище заготавливало впрок ярко-красные жирные тушки. Теперь охотник вооружился луком и по дороге подшиб двух лесных куропаток.
Рысь лежала на старом месте. Мясо, оставленное в прошлый раз охотником, было почти нетронутым. Лишь слегка погрызено сбоку. Сейчас его активно растаскивали наглые коричневые крысы. Услышав приближающиеся шаги, рысь слабо зарычала, и только. На большее у нее уже не оставалось сил. Ур без опаски присел рядом с раненым зверем и сунул ему под нос двух птиц. Ноздри рыси дрогнули, но она осталась неподвижна. Ур посидел еще немного, встал и, нарочито топая, отошел в сторону. Потом пригнулся и беззвучно скользнул в кустарник. Через некоторое время рысь открыла глаза и, с трудом приподняв голову, огляделась по сторонам. Убедившись, что осталась одна, она, помогая себе здоровой лапой, подползла к куропаткам и стала жадно слизывать с них кровь. Ур, наблюдавший за ней из укрытия, хлопнул себя по лбу. Конечно же, как он сразу не догадался! Раненого хищника мучила жажда. Он спустился к небольшому роднику и, ободрав одну из растуших рядом березок, соорудил берестяную чашу. Набрав в нее воды, Ур отнес ее рыси. Теперь хищник даже не стал дожидаться, когда охотник отойдет в сторону, и жадно припал к берестянке. Ур еще три раза ходил к роднику, пока рысь не утолила жажду.
На следующий день хишник выглядел гораздо бодрее. Берестяная чаша была пуста, а от куропаток осталось лишь несколько перышек.
Ур кормил и поил найденную им рысь до сезона дождей, когда промозглая сырость и холодный ветер загнали все стойбище в укрытия.
Дожди закончились сильными заморозками. По утрам все вокруг покрывалось сплошным инеем. Листва окончательно покинула деревья, и в лесу лишь ели и кедры выделялись на буро-белом фоне яркими зелеными пятнами. Ур навестил свою подопечную. Но нора оказалась пуста. От мяса, что он оставил перед сезоном дождей, не осталось ни косточки. Лишь в дальнем углу под корнями валялась берестянка.
Ур разочарованно вздохнул. Он втайне надеялся подружиться с могучим зверем, но рысь, набравшись сил, удала туда, откуда спустилась, — к снегам. Ур поднял голову, всматриваясь в белеющие на восходе горные вершины, и вдруг краем глаза увидел короткий зеленый проблеск. Мгновенно развернувшись, он застыл с угрожающе поднятым копьем, а потом оружие медленно опустилось к земле. Перед ним сидела снежная рысь. Но до чего же она отличалась оттого жалкого существа, что Ур нашел в яме. Серебристая, в черных пятнах шерсть переливалась в слабых, негреющих лучах восходящего солнца, матово светились длинные грозные клыки. От страшной раны на теле рыси остался лишь уродливый рубец, вокруг которого вылезла шерсть. Рысь, казалось, в задумчивости разглядывала меняющими цвет с зеленого на желтый глазищами охотника, не проявляя никаких агрессивных намерений. А через миг она вдруг оказалась на ногах и снежно-белым вихрем умчалась вверх по склону. Ур зачарованно смотрел вслед грозному и красивому зверю. А когда опустил глаза, заметил то, что ранее ускользнуло от его внимания. На том месте, где сидела рысь, лежала тушка барсука.
В доме царил промозглый осенний холод. Горящие в подтопке несколько поленьев были не в силах разогнать сырость, казалось навсегда поселившуюся в обширной и некогда теплой горнице. Ниом, кутаясь в потертый черный халат, придвинулся вплотную к печке, но холод будто пропитал насквозь тело, и дрожь начиналась где-то внутри. Наконец Ниому надоело бороться с сыростью.
— Эй! — рявкнул Ниом. — Есть кто там?!
Но никто не отозвался на слова хозяина. Слуги потихоньку, незаметно исчезали из дома. Вот и последние, наверное, сбежали от неудачливого хозяина. Даже Пантелей, клявшийся и божившийся ни при каких обстоятельствах не оставлять Ниома, не отзывался.
Ниом зло чертыхнулся и поплелся в подвал. Дом до того вымерз, что из открытого люка пахнуло теплом. Ниом, кряхтя, спустился по лестнице и, не зажигая свечи, пошарил справа от себя на полке. До его слуха донеслось умиротворяющее позвякивание бутылок. Он бы нисколько не удивился, нащупай его рука там лишь пустоту. Слуги вполне могли сами себя рассчитать и утащить у обедневшего хозяина то, что посчитали бы нужным. Но видимо, репутация темного волхва еще не утратила своей силы, и обслуга просто тихо исчезла, оставив все в неприкосновенности. Ниом, чертыхаясь сквозь зубы, угнездился в ставшем привычным кресле и зубами выдернул пробку из бутылки. Не озадачиваясь такой мелочью, как стакан, опрокинул содержимое сосуда. Ароматная струя, обжигая небо, скользнула в желудок, откуда сразу же начала подниматься волна тепла. Ниом оторвался от бутылки лишь тогда, когда опорожнил ее почти наполовину.
А не так давно темный волхв и чернокнижник Ниом был одним из самых богатых людей княжества. И одним из самых уважаемых. Ибо верно подмечено: если тебя боятся, значит, уважают. А Ниома боялись больше всех. Даже больше князя. Темный волхв мог поспорить по части влиятельности со жрецами других культов. Люди исправно несли богатые подношения Перуну, Велесу, Свантовиту, Даждьбогу, Яриле. Но у этих богов просили обычно удачи в любви, земледелии, охоте, войне… К Чернобогу же, чьим адептом был Ниом, шли, чтобы отвратить постигшее человека несчастье или, наоборот, навести порчу на своего врага. А люди, как известно, многое отдадут, лишь бы вернуть утраченное или пошатнувшееся здоровье. А уж если желают кому-то зла, то отдадут все.
Жизнь катилась по привычной колее, пока откуда-то с юга не пришли провозвестники новой, набирающей силу веры. Они провозгласили существовавший культ древних богов ересью и злом и принялись с воодушевлением искоренять его. Хорошо, пока только словами. Но Ниом нисколько не сомневался, что дойдет и до конкретных дел. И в списке угодных их вере дел уничтожение Ниома с его мрачным богом должно было стоять первым номером. Как же еще иначе объяснить, что к служкам Перуна или того же Белеса народ, правда робко, но все еще приходил, а к Чернобогу — как ножом отрезало. Проповедники, пользующиеся по какой-то причине особой благосклонностью князя, с каждым днем становились все влиятельнее и, как следствие, наглее.
Нет, пора было подаваться на север. Туда, где стояли первозданные, не тронутые людьми леса и куда еще не добралась эта странная вера в беспомощного бога нищих и рабов.
От горьких раздумий Ниома, незаметно прикончившего бутылку, оторвал робкий стук в дверь.
— Явились?! — рыкнул взбодренный алкоголем хозяин. Однако это были не его люди. У порога, переминаясь с ноги на ногу, стояла стройная женская фигурка. Ее лицо было так замотано платком, что в узкой щели были видны только поблескивающие испуганные глаза.
— Чего тебе? — пробурчал Ниом. — Я не подаю милостыню…
С этими словами он повернулся, собираясь захлопнуть перед просительницей дверь, но его остановил тихий голос.
— Я прошу не денег, — проговорила в спину Ниому женщина. — Я пришла за помощью…
— К кому? — с нескрываемым сарказмом произнес Ниом. — Ты хоть знаешь, куда пришла, дура?
— Знаю, — все так же тихо сказала женщина. — К служителю Чернобога…
Черные свечи, казалось, изгибались в клубящемся дыму, охватывая вдруг удлинившимся пламенем лежащий на столе пояс с богатой золотой чеканкой.
— Хорошо ли ты подумала, женщина? — последний раз спросил темный волхв.
— Да, — был непреклонный ответ.
— Тогда ты знаешь, что делать. — Ниом протянул посетительнице длинный тонкий кинжал.
Та, не раздумывая, полоснула себя по руке, и в чашу, откуда поднимался искажающий все вокруг дым, потекла струя крови.
— О Ты, мой Повелитель, — начал нараспев Ниом, — прими жертву крови и души этой женщины…
Когда он закончил обращение, дым уплотнился и в нем проступили очертания прелестной девушки, одетой во все черное.
Она пристально вгляделась в сидящую напротив Ниома женщину и произнесла лишь одно слово:
— Принимаю.
Ниом с облегчением откинулся в кресле, наблюдая, как медленно в чаше оседает клубящийся дым. Когда он совсем исчез и пламя свечей приняло обычную форму, темный волхв взял лежащий на столе пояс и протянул его просительнице:
— Вернешь его обратно хозяину, и, как только пояс окажется на нем, он будет в полном твоем подчинении…
Женщина молча приняла пояс.
После ухода полуночной посетительницы Ниом долго сидел в глубокой задумчивости. Легкая улыбка скользила по его губам. Повелитель не оставил своего верного слугу. Теперь можно было и повременить с отъездом на север.
Пожертвовавший часть своей души Чернобогу становился его верным адептом, и у темного волхва появлялся хороший шанс поспорить с носителями новой религии. Несмотря на то что женщина изо всех сил старалась остаться неузнанной, Ниом без труда догадался, кто был у него в гостях. Его навестила не кто иная, как жена князя.
Кайдаль
— Что ты там только что говорил о Боге и Писании? — Ешка, не спуская глаз с приближающейся фигуры, принялась торопливо одеваться.
— Почему тебе именно это пришло на ум? — хмыкнул Сева.
— Кажется, нам предстоит общение с альтернативной фигурой, — криво усмехнулась девушка.
— Я догадываюсь, что ты имеешь в виду. Однако, даже если этот абориген так похож на главного противника Бога, это еще ни о чем не говорит…
— Я считаю иначе, — не согласилась с ним Ешка. — И если вижу перед собой дьявола, то так и говорю — это дьявол.
— Тс-с, — цыкнул на нее Сева, — Тогда учти, что и слух у него дай боже… — Неожиданно конек-горбунок приостановился и озадаченно уставился на Ешку. — Как в этом случае будет правильно: дай боже или дай дьявол?
— Оставь свои литературные изыскания, — в свою очередь шикнула на него Ешка. — Лучше скажи, как нам с ним себя вести?
— А как хочешь, — с безразличием произнес Сева. — Если это тот, о ком ты думаешь, то все равно надует…
— Ну почему же вы обо мне такого невысокого мнения? — хорошо поставленным баритоном произнес подошедший тип.
Он действительно как две капли воды напоминал того извечного противника Всевышнего, которого так любят изображать на многочисленных гравюрах и иллюстрациях, живописующих загробные мучения грешников. Рост как у центрового в баскетбольной команде, здоровенные черные, будто лакированные, рога, мощный торс, мускулистые руки, пальцы, снабженные мощными, кривыми когтями, хвост. Вот только ноги оканчивались не копытами, а вполне человеческими ступнями, на пальцах которых были не менее мощные когти. И красно-бурая кожа, будто обожженная вечным пламенем преисподней.
— Я вам чем-то не угодил? — продолжил подошедший, не дождавшись ответа Ешки и Севы.
С этими словами он уселся на песок, скрестив ноги по-турецки.
— Пока нет, но все еще впереди, — пробурчал себе под нос Сева.
— Да? — Красно-бурый абориген недобро взглянул на Севу. — Может быть, вы тогда соизволите объяснить, чем вызвана такая неприкрытая неприязнь к моей персоне?
— Не обращайте внимания на моего друга, — поспешила вмешаться Ешка. — Просто вы так живо напоминаете одного персонажа нашего мира…
— Отрицательного? — заинтересовался обиженный.
— Да, — призналась Ешка.
— Пробу негде ставить, — не преминул вклиниться Сева
— И что же такого страшного он натворил?
— О, это долгая история, — покачала головой Ешка. — И начинать ее нужно аж с сотворения мира…
— Вашего мира?
— Естественно.
— И кто его сотворил?
Почему-то именно эта тема больше всего интересовала аборигена Кайдаля.
— Если придерживаться Библии…
— Библии? — не понял абориген. — Ну это такая священная книга, — пояснила Ешка и продолжила: — Бог создал мир и заселил его людьми по своему образу и подобию, а один из его ближайших помощников крупно напакостил и за это был отправлен в ад.
— В ад? — опять не понял собеседник.
— В преисподнюю, под землю. И с той поры он продолжает творить зло…
— Так я и знал, — прервал Ешку собеседник, — Какой мир ни возьми, везде одна и та же картина. Вот она, благодарность…
— Простите? — теперь уже не поняла Ешка.
— И как зовут этого вашего несчастного? — спросил абориген, не обращая внимания на вопрос Ешки. — Не Бога, конечно, а его противника.
— Дьявол, — вполне спокойным тоном ответил Сева. — И я бы не сказал, что он несчастен.
— Дьявол, — как будто пробуя слово на язык, произнес абориген. — Что ж, неплохо, весьма неплохо…
— Обнаружили родственную душу? — язвительно спросил Сева, игнорируя предостерегающий взгляд Ешки.
— Можно сказать и так, — задумчиво покивал собеседник.
— Но это все из области мифов, — поспешила сгладить реплику Севы Ешка. — Ученые отвергают…
— Да плевать я на них хотел, — несколько непонятно выразился новоявленный собеседник. — Меня больше интересует судьба дьявола вашего мира.
— Но это же мифологический персонаж, — пожала плечами Ешка, — как можно сказать о нем что-то конкретное?
— И все-таки? — не отставал абориген.
— А что с ним станется? — фыркнул Сева, — Как гадил, так и гадит исподтишка. Так, по крайней мере, утверждают священники.
— А вы им верите? — полюбопытствовал собеседник.
— Я же вам сказала, что это мифологический, сказочный персонаж, — терпеливо пояснила Ешка. — Большая часть населения нашего мира придерживается научной гипотезы образования Земли.
— Научной, значит? — протянул абориген. — И вы тоже?
— Да, — кивнула Ешка. — И мы тоже.
— А если все обстоит с точностью наоборот? — задал следующий вопрос абориген.
— С чего вы взяли?
— Ну хотя бы с того, что вы видите сейчас перед собой точную копию вашего дьявола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48