Тут есть все, рекомендую друзьям
— Существует только один надежный способ борьбы с таким страхом — надо думать о том, что должно быть сделано, а не о том, что может случиться. Вы должны вести себя как профессионалы, которые должны решить возникшую перед ними проблему, а не как дети, которые прячут голову под одеяло. Помните, что под кроватью может никого и не оказаться, но если там кто-нибудь окажется — отправьте этого ублюдка на тот свет. — Он помолчал некоторое время, потом закончил: — И это не пересказ лекции из учебника. Поверьте мне, я знаю, о чем говорю”.
“Веди себя как профессионал! Веди себя как профессионал!” Это наставление захватило мозг Сига подобно щупальцам капкана, вытеснив из его головы страх, едва не перешедший в ужас, и заставило его сосредоточиться на том, что их ждало впереди.
Он слышал шаги по направлению к себе и различил слабый свет карманного фонаря. Это был не мираж. Они на самом деле вошли в тоннель и, судя по всему, решили, что нашли необороняемый проход к центральной башне. В противном случае они бы уже начали стрелять и швырять гранаты и уж, конечно, не стали бы включать фонарь. Они поверили, что никого из защитников замка не осталось в живых. Сиг расслышал перешептывание и уловил, что в интонациях слышалось облегчение. “Святой Езус, — сказал он про себя, — они на само деле решили, что добились своего”.
Через оптический прибор Андреас наблюдал, как террористы прошли через дверное отверстие. Первыми вошли двое разведчиков, явно ориентированные на то, чтобы устроить какую-нибудь пакость, — но без гранат. И их штыки были наготове. Может, у них действительно на исходе боеприпасы, а может, они таким образом подготовились к ближнему бою? Были ли у них штыки наготове, когда они ворвались в сторожку? Вряд ли, но полной уверенности у него все-таки не было.
Разведчики осмотрели ложные укрепления и не обнаружили ничего подозрительного. Ложные укрепления выглядели так, будто их бросили, не закончив, решив, что нет смысла оборонять тоннель. Похоже, уловка сработала. Первый разведчик подал знак своему коллеге, тот, в свою очередь, подал сигнал через дверной проем. Начало подтягиваться подкрепление. Защитники замка быстро вошли в тоннель и сгрудились у стены, готовясь к следующей фазе атаки. Андреас до сих пор не разглядел ни одной гранаты. Может, они их держат в патронных сумках, хотя в подобной ситуации они должны были бы быть на виду. Неужели им наконец улыбнулась удача? Она им так нужна сейчас. Теперь в тоннеле было уже восемнадцать террористов — судя по всему, целая штурмовая бригада, — и разведчики приготовились к очередному броску вперед.
Андреас коснулся руки Джудит. Она мысленно сосчитала до пяти, чтобы дать Андреасу время опять нацелить свой SA-80. Первый разведчик находился всего в нескольких шагах от него. Теперь он был вне досягаемости “клейморов”.
Джудит привела “клеймор” в действие, и в приближающихся террористов полетело семь сотен стальных шариков. Зажглись прожекторы, осветив кровавое месиво.
Андреас прострелил первому разведчику торс и выпустил вторую очередь в его голову. Пятеро уцелевших террористов рванулись вперед, зная, что скорость и огневая мощь являются их единственной надеждой. Им негде было укрыться и не оставалось времени, чтобы сбежать.
Сиг увидел, что на его лицо надвинулся штык, и парировал его отчаянным взмахом своего “узи”. Еще один АК-47 повернулся в его сторону, он увидел вспышку и почувствовал резкую боль в плече. Он опустошил полмагазина “узи” в обезумевшее лицо перед ним.
Андреас был на полу, в рукопашной схватке с террористом. Джудит ухватила террориста за волосы, откинула назад его голову и перерезала горло.
Кинжал блеснул у бедра Сига, и тут же рука, держащая кинжал, была перехвачена одним из студентов-добровольцев — это был русский по фамилии Когачев, — и они оба скатились по мешкам с песком на залитый кровью пол. Когачев оказался отброшенным к стене. Когда террорист уже приготовился прикончить его, в грудь ему вонзилась стрела, и он медленно упал на спину. Тут его настигла вторая стрела.
Еще один террорист налетел на де Гювэна, когда он в третий раз заряжал свой лук, и француз выстрелил в него в упор, пригвоздив террориста к двери кладовой.
У Андреаса опять был в руках его SA-80 — он вел прицельную стрельбу. Точно в замедленной съемке, Сиг видел, как медные гильзы отскакивают от стен и падают на землю. Андреас в безумии боя стрелял в каждого террориста, был тот живым или мертвым.
Когда обойма опустела, он вытащил ее и вставил новую и открыл неистовый огонь, в беспамятстве нажимая на курок до тех пор, пока наконец щелчок бойка по пустому патроннику не прозвучал словно пощечина под гулкими сводами тоннеля.
Они с Сигом посмотрели в глаза друг другу и поняли, что атака отбита. В тоннеле было тихо, слышалось только тяжелое дыхание защитников.
Немного погодя послышался упреждающий окрик, и первый из рейнджеров появился в дверном проеме, который они обороняли.
— Похоже, что мы вам не очень-то были и нужны, — сказал он.
Андреас устало улыбнулся:
— Может, и так, но очень хорошо, что вы теперь здесь. От нас теперь мало что осталось. Рейнджер огляделся вокруг.
— Молодцы, — задумчиво сказал он, — молодцы.
НАД ДАНКЛИВОМ — ЦЕНТРАЛЬНОЙ БАШНЕЙ ЗАМКА ФИЦДУЭЙНА. 00.30
Сканер “Оптики” уловил бы инфракрасное излучение дирижабля Кадара, но Килмара был занят уничтожением пулеметных позиций и инфильтрацией рейнджеров. Кадару повезло и в том, что радиопередатчики рейнджеров, которые видели его на земле, молчали, пока не был осуществлен запуск “Милана”, — кроме того, голова у них была занята другими проблемами.
Кадар не имел ни малейшего представления об установленном на “Оптике” изощренном оборудовании, но он принял меры предосторожности, чтобы избежать визуального наблюдения, и кружил около передних стен замка на высоте нескольких метров над поверхностью и тем самым находился вне поля зрения защитников замка.
Высоту он набрал только тогда, когда оказался над океаном.
Замок простирался внизу, впереди его дирижабля.
За пределами замка он мог разглядеть оранжевые огни и вспышки разрывов гранат. Это свидетельствовало о том, что рейнджеры прибыли раньше, чем ожидалось. К счастью, их была всего лишь горстка. Он не сомневался, что его люди сумеют продержаться до того, как он закрепит за собой оставшуюся часть замка — и тогда присутствие рейнджеров не будет иметь никакого значения. Когда заложники окажутся в его руках, противнику не останется ничего иного, как вести игру на его условиях.
Кадар с облегчением отметил, что пулеметы прекратили стрельбу. Он посмотрел на часы. Все идет по плану, значит, его люди прекратили огонь в указанное время. Он сразу и не заметил, как это произошло, потому что в тот момент находился над океаном. Это напомнило ему о том, что он на минуту отстает от расписания. Он попытался связаться с Сартави по радио, но не получил ответа. Ясно, что Сартави сейчас очень занят. Кадар попытался вызвать штурмовую группу, которая ждала его у основания центральной башни, и получил в ответ двойной щелчок микрофона. Это не было условным сигналом, но было вполне объяснимо в нынешних обстоятельствах. Он остался доволен. Все складывалось как нельзя лучше.
Кадар полностью отдавал себе отчет, что его затея носит весьма рискованный характер, и хотя он мог бы с легкостью покинуть поле боя, он не собирался это делать. Ему приходилось слышать, что у войны есть свой, особый момент истины, и теперь убедился в верности этой аксиомы. Он не собирался отказываться от своего замысла по захвату заложников, но это сейчас отступило на второй план. На первый план вышла жажда победы любой ценой. И он не сомневался, что одержит победу. И не потому, что его бойцы были лучше обучены, лучше вооружены или по какой-либо еще объективной причине. Нет, дело было не в этом. Он победит благодаря своему предвидению, своим качествам лидера и своей подавляющей силе воли. Он всегда добивался успеха, даже если поначалу ситуация складывалась не в его пользу. Так было всегда, с тех пор, как он взял свою судьбу в собственные руки. И так оно будет впредь.
Кадар попытался представить, что бы почувствовали защитники замка, если бы узнали, что он находится здесь, наверху, вооруженный столь беспощадным оружием, которому они не могут ничего противопоставить. Стали бы молиться?
Попытались бы бежать? Куда они могли бы убежать? И как они поведут себя, когда окажутся лицом к лицу с непередаваемым ужасом быть сожженными заживо — волосы в огне, кожа лопается, глаза вылезают из орбит, каждое нервное окончание молит о помощи? Не останется даже трупа, лишь небольшая кучка пепла, по которой даже нельзя догадаться, чем этот пепел был раньше. По мнению Кадара, это был очень непривлекательный способ отхода в мир иной.
Впереди него небо озарилось пламенем, это рухнула кровля главного зала и озарила отблесками пламени ночное небо. Да, впечатляющее зрелище — доказательство его, Кадара, силы и предвидения и прямое оскорбление Фицдуэйну. Ведь замок был его родным домом и простоял здесь не одно столетие — а теперь он, Кадар, с легкостью уничтожает его. Интересно, представится ли ему шанс сжечь Фицдуэйна заживо — или он уже мертв? Кадар надеялся, что Фицдуэйн еще жив. Он бы с удовольствием взглянул бы ему в глаза, прежде чем направить на него струю — огнеметчики именуют это “шомполом” — горящего напалма.
Он решил сделать еще один круг, чтобы интенсивность огня из главного зала немного уменьшилась. Так всегда бывает, когда обрушивается крыша, — яростный всплеск огня, который гаснет очень быстро, последний вздох перед смертью.
Он приземлится на крышу центральной башни на пару минут позже, чем рассчитывал, но это уже не будет иметь значения. Жар из главного зала в сочетании с интенсивным пулеметным огнем наверняка уже сделал пару верхних этажей необитаемыми. Во всяком случае, он не мог разглядеть никого на крыше блиндажа, а ему доносили, что она была занята.
Огонь в зале утихал, и он еще раз перебрал в уме подробности плана штурма. Его советский огнемет ЛПО-50 был точно таким же, как тот, который он с успехом применял в лагере в Ливии. Сюда он его привез не для военных целей — даже в самых пессимистических прогнозах он не предполагал, что такое может случиться, — а для того, чтобы испытать его на заложниках в случае их неповиновения.
Вот почему он захватил только три воспламеняющихся заряда — баки, напоминающие водолазные резервуары сжатого воздуха, наполненные густой огнесмесью, стреляющие прессованными зарядами через одноходовые клапаны при нажатии на спусковой крючок, — продолжительностью действия до девяти секунд, что делало их непригодными для длительного боя, но зато вполне достаточно для нескольких показательных казней.
Кадар был уверен, что при помощи этих трех зарядов он без труда справится с узкими лестницами и комнатами центральной башни. Одной-двух секунд на комнату будет вполне достаточно, чтобы испепелить всех защитников. Инструктор предупредил его, что ЛПО-50 предназначен для использования на открытом воздухе из-за высокой температуры и большого потребления кислорода. Кадар не придал значения этим предостережениям. Он не сомневался в том, что успешно применит огнемет в ограниченном пространстве замка и при этом не поджарится и не задохнется сам. Его не нужно было учить, как надо убивать.
Вначале он намеревался облететь вокруг башни и направить в каждое отверстие по струе напалма, но в этом случае он бы оказался уязвимым для огня противника. Кроме того, ЛПО-50 был довольно громоздким и им невозможно было воспользоваться с борта дирижабля, сохранив при этом его устойчивость. И ему не хотелось находиться так близко к пламени в этом нейлоновом абажуре. В одно мгновение можно было отправиться по стопам незадачливого Икара.
Поэтому он предпочел простой план высадки на опустевшую крышу. Отсюда, сквозь мешки с песком он испепелит затаившихся внизу защитников, подтянет от основания башни по веревке подкрепление и затем методично, этаж за этажом, проложит себе дорогу к заложникам. План был логичным и ясным и должен был сработать, потому что устоять перед огнеметом никто не мог. Очень скоро главная башня будет в его руках.
Он мысленно вернулся к тем беззаботным, радостным, счастливым дням на Кубе, когда он и Уитни были любовниками. Он тогда был наивным и не подозревал о сложности человеческих взаимоотношений. Отношения эти должны быть управляемыми и использоваться в твоих собственных целях, в противном случае тебя ожидает печальный исход. Он вспомнил смерть Уитни — она не прошла для него бесследно. Ужасное потрясение сделало Кадара сильным и стойким. Он вспомнил, с какой тщательностью он разрабатывал план казни своей матери и майора Вентуры. Впоследствии ему неоднократно приходилось заниматься подобным планированием. С течением времени это ему давалось все легче. И постепенно жестокость превратилась в органическую потребность, и теперь он получал от нее необычное, чувственное наслаждение.
Палач приготовился к атаке. За шестьдесят секунд до того, как он должен был приземлиться на крышу центральной башни, мотор дирижабля всхлипнул и остановился. Кончилось топливо. Во время предыдущей атаки дирижабля одна из пуль, выпущенных Итен, попала в топливный бак и проделала в нем небольшое отверстие.
Кадар содрогнулся от гнева и ужаса. Состояние эйфории сменилось паническим ужасом. Несколько секунд он просидел неподвижно, не зная, как ему действовать дальше. Затем он почувствовал, что судно продолжает двигаться вперед, и к нему вернулось самообладание. В отличие от вертолета, который начинает крениться по вертикали в случае выхода из строя двигателя, дирижабль был более безопасным устройством. Ведь это всего лишь парашют, к которому приделано что-то вроде мотора от машины для стрижки газонов. Парашют же был достаточно крупным и устойчивым, чтобы обеспечить пилоту со всей его поклажей мягкую посадку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
“Веди себя как профессионал! Веди себя как профессионал!” Это наставление захватило мозг Сига подобно щупальцам капкана, вытеснив из его головы страх, едва не перешедший в ужас, и заставило его сосредоточиться на том, что их ждало впереди.
Он слышал шаги по направлению к себе и различил слабый свет карманного фонаря. Это был не мираж. Они на самом деле вошли в тоннель и, судя по всему, решили, что нашли необороняемый проход к центральной башне. В противном случае они бы уже начали стрелять и швырять гранаты и уж, конечно, не стали бы включать фонарь. Они поверили, что никого из защитников замка не осталось в живых. Сиг расслышал перешептывание и уловил, что в интонациях слышалось облегчение. “Святой Езус, — сказал он про себя, — они на само деле решили, что добились своего”.
Через оптический прибор Андреас наблюдал, как террористы прошли через дверное отверстие. Первыми вошли двое разведчиков, явно ориентированные на то, чтобы устроить какую-нибудь пакость, — но без гранат. И их штыки были наготове. Может, у них действительно на исходе боеприпасы, а может, они таким образом подготовились к ближнему бою? Были ли у них штыки наготове, когда они ворвались в сторожку? Вряд ли, но полной уверенности у него все-таки не было.
Разведчики осмотрели ложные укрепления и не обнаружили ничего подозрительного. Ложные укрепления выглядели так, будто их бросили, не закончив, решив, что нет смысла оборонять тоннель. Похоже, уловка сработала. Первый разведчик подал знак своему коллеге, тот, в свою очередь, подал сигнал через дверной проем. Начало подтягиваться подкрепление. Защитники замка быстро вошли в тоннель и сгрудились у стены, готовясь к следующей фазе атаки. Андреас до сих пор не разглядел ни одной гранаты. Может, они их держат в патронных сумках, хотя в подобной ситуации они должны были бы быть на виду. Неужели им наконец улыбнулась удача? Она им так нужна сейчас. Теперь в тоннеле было уже восемнадцать террористов — судя по всему, целая штурмовая бригада, — и разведчики приготовились к очередному броску вперед.
Андреас коснулся руки Джудит. Она мысленно сосчитала до пяти, чтобы дать Андреасу время опять нацелить свой SA-80. Первый разведчик находился всего в нескольких шагах от него. Теперь он был вне досягаемости “клейморов”.
Джудит привела “клеймор” в действие, и в приближающихся террористов полетело семь сотен стальных шариков. Зажглись прожекторы, осветив кровавое месиво.
Андреас прострелил первому разведчику торс и выпустил вторую очередь в его голову. Пятеро уцелевших террористов рванулись вперед, зная, что скорость и огневая мощь являются их единственной надеждой. Им негде было укрыться и не оставалось времени, чтобы сбежать.
Сиг увидел, что на его лицо надвинулся штык, и парировал его отчаянным взмахом своего “узи”. Еще один АК-47 повернулся в его сторону, он увидел вспышку и почувствовал резкую боль в плече. Он опустошил полмагазина “узи” в обезумевшее лицо перед ним.
Андреас был на полу, в рукопашной схватке с террористом. Джудит ухватила террориста за волосы, откинула назад его голову и перерезала горло.
Кинжал блеснул у бедра Сига, и тут же рука, держащая кинжал, была перехвачена одним из студентов-добровольцев — это был русский по фамилии Когачев, — и они оба скатились по мешкам с песком на залитый кровью пол. Когачев оказался отброшенным к стене. Когда террорист уже приготовился прикончить его, в грудь ему вонзилась стрела, и он медленно упал на спину. Тут его настигла вторая стрела.
Еще один террорист налетел на де Гювэна, когда он в третий раз заряжал свой лук, и француз выстрелил в него в упор, пригвоздив террориста к двери кладовой.
У Андреаса опять был в руках его SA-80 — он вел прицельную стрельбу. Точно в замедленной съемке, Сиг видел, как медные гильзы отскакивают от стен и падают на землю. Андреас в безумии боя стрелял в каждого террориста, был тот живым или мертвым.
Когда обойма опустела, он вытащил ее и вставил новую и открыл неистовый огонь, в беспамятстве нажимая на курок до тех пор, пока наконец щелчок бойка по пустому патроннику не прозвучал словно пощечина под гулкими сводами тоннеля.
Они с Сигом посмотрели в глаза друг другу и поняли, что атака отбита. В тоннеле было тихо, слышалось только тяжелое дыхание защитников.
Немного погодя послышался упреждающий окрик, и первый из рейнджеров появился в дверном проеме, который они обороняли.
— Похоже, что мы вам не очень-то были и нужны, — сказал он.
Андреас устало улыбнулся:
— Может, и так, но очень хорошо, что вы теперь здесь. От нас теперь мало что осталось. Рейнджер огляделся вокруг.
— Молодцы, — задумчиво сказал он, — молодцы.
НАД ДАНКЛИВОМ — ЦЕНТРАЛЬНОЙ БАШНЕЙ ЗАМКА ФИЦДУЭЙНА. 00.30
Сканер “Оптики” уловил бы инфракрасное излучение дирижабля Кадара, но Килмара был занят уничтожением пулеметных позиций и инфильтрацией рейнджеров. Кадару повезло и в том, что радиопередатчики рейнджеров, которые видели его на земле, молчали, пока не был осуществлен запуск “Милана”, — кроме того, голова у них была занята другими проблемами.
Кадар не имел ни малейшего представления об установленном на “Оптике” изощренном оборудовании, но он принял меры предосторожности, чтобы избежать визуального наблюдения, и кружил около передних стен замка на высоте нескольких метров над поверхностью и тем самым находился вне поля зрения защитников замка.
Высоту он набрал только тогда, когда оказался над океаном.
Замок простирался внизу, впереди его дирижабля.
За пределами замка он мог разглядеть оранжевые огни и вспышки разрывов гранат. Это свидетельствовало о том, что рейнджеры прибыли раньше, чем ожидалось. К счастью, их была всего лишь горстка. Он не сомневался, что его люди сумеют продержаться до того, как он закрепит за собой оставшуюся часть замка — и тогда присутствие рейнджеров не будет иметь никакого значения. Когда заложники окажутся в его руках, противнику не останется ничего иного, как вести игру на его условиях.
Кадар с облегчением отметил, что пулеметы прекратили стрельбу. Он посмотрел на часы. Все идет по плану, значит, его люди прекратили огонь в указанное время. Он сразу и не заметил, как это произошло, потому что в тот момент находился над океаном. Это напомнило ему о том, что он на минуту отстает от расписания. Он попытался связаться с Сартави по радио, но не получил ответа. Ясно, что Сартави сейчас очень занят. Кадар попытался вызвать штурмовую группу, которая ждала его у основания центральной башни, и получил в ответ двойной щелчок микрофона. Это не было условным сигналом, но было вполне объяснимо в нынешних обстоятельствах. Он остался доволен. Все складывалось как нельзя лучше.
Кадар полностью отдавал себе отчет, что его затея носит весьма рискованный характер, и хотя он мог бы с легкостью покинуть поле боя, он не собирался это делать. Ему приходилось слышать, что у войны есть свой, особый момент истины, и теперь убедился в верности этой аксиомы. Он не собирался отказываться от своего замысла по захвату заложников, но это сейчас отступило на второй план. На первый план вышла жажда победы любой ценой. И он не сомневался, что одержит победу. И не потому, что его бойцы были лучше обучены, лучше вооружены или по какой-либо еще объективной причине. Нет, дело было не в этом. Он победит благодаря своему предвидению, своим качествам лидера и своей подавляющей силе воли. Он всегда добивался успеха, даже если поначалу ситуация складывалась не в его пользу. Так было всегда, с тех пор, как он взял свою судьбу в собственные руки. И так оно будет впредь.
Кадар попытался представить, что бы почувствовали защитники замка, если бы узнали, что он находится здесь, наверху, вооруженный столь беспощадным оружием, которому они не могут ничего противопоставить. Стали бы молиться?
Попытались бы бежать? Куда они могли бы убежать? И как они поведут себя, когда окажутся лицом к лицу с непередаваемым ужасом быть сожженными заживо — волосы в огне, кожа лопается, глаза вылезают из орбит, каждое нервное окончание молит о помощи? Не останется даже трупа, лишь небольшая кучка пепла, по которой даже нельзя догадаться, чем этот пепел был раньше. По мнению Кадара, это был очень непривлекательный способ отхода в мир иной.
Впереди него небо озарилось пламенем, это рухнула кровля главного зала и озарила отблесками пламени ночное небо. Да, впечатляющее зрелище — доказательство его, Кадара, силы и предвидения и прямое оскорбление Фицдуэйну. Ведь замок был его родным домом и простоял здесь не одно столетие — а теперь он, Кадар, с легкостью уничтожает его. Интересно, представится ли ему шанс сжечь Фицдуэйна заживо — или он уже мертв? Кадар надеялся, что Фицдуэйн еще жив. Он бы с удовольствием взглянул бы ему в глаза, прежде чем направить на него струю — огнеметчики именуют это “шомполом” — горящего напалма.
Он решил сделать еще один круг, чтобы интенсивность огня из главного зала немного уменьшилась. Так всегда бывает, когда обрушивается крыша, — яростный всплеск огня, который гаснет очень быстро, последний вздох перед смертью.
Он приземлится на крышу центральной башни на пару минут позже, чем рассчитывал, но это уже не будет иметь значения. Жар из главного зала в сочетании с интенсивным пулеметным огнем наверняка уже сделал пару верхних этажей необитаемыми. Во всяком случае, он не мог разглядеть никого на крыше блиндажа, а ему доносили, что она была занята.
Огонь в зале утихал, и он еще раз перебрал в уме подробности плана штурма. Его советский огнемет ЛПО-50 был точно таким же, как тот, который он с успехом применял в лагере в Ливии. Сюда он его привез не для военных целей — даже в самых пессимистических прогнозах он не предполагал, что такое может случиться, — а для того, чтобы испытать его на заложниках в случае их неповиновения.
Вот почему он захватил только три воспламеняющихся заряда — баки, напоминающие водолазные резервуары сжатого воздуха, наполненные густой огнесмесью, стреляющие прессованными зарядами через одноходовые клапаны при нажатии на спусковой крючок, — продолжительностью действия до девяти секунд, что делало их непригодными для длительного боя, но зато вполне достаточно для нескольких показательных казней.
Кадар был уверен, что при помощи этих трех зарядов он без труда справится с узкими лестницами и комнатами центральной башни. Одной-двух секунд на комнату будет вполне достаточно, чтобы испепелить всех защитников. Инструктор предупредил его, что ЛПО-50 предназначен для использования на открытом воздухе из-за высокой температуры и большого потребления кислорода. Кадар не придал значения этим предостережениям. Он не сомневался в том, что успешно применит огнемет в ограниченном пространстве замка и при этом не поджарится и не задохнется сам. Его не нужно было учить, как надо убивать.
Вначале он намеревался облететь вокруг башни и направить в каждое отверстие по струе напалма, но в этом случае он бы оказался уязвимым для огня противника. Кроме того, ЛПО-50 был довольно громоздким и им невозможно было воспользоваться с борта дирижабля, сохранив при этом его устойчивость. И ему не хотелось находиться так близко к пламени в этом нейлоновом абажуре. В одно мгновение можно было отправиться по стопам незадачливого Икара.
Поэтому он предпочел простой план высадки на опустевшую крышу. Отсюда, сквозь мешки с песком он испепелит затаившихся внизу защитников, подтянет от основания башни по веревке подкрепление и затем методично, этаж за этажом, проложит себе дорогу к заложникам. План был логичным и ясным и должен был сработать, потому что устоять перед огнеметом никто не мог. Очень скоро главная башня будет в его руках.
Он мысленно вернулся к тем беззаботным, радостным, счастливым дням на Кубе, когда он и Уитни были любовниками. Он тогда был наивным и не подозревал о сложности человеческих взаимоотношений. Отношения эти должны быть управляемыми и использоваться в твоих собственных целях, в противном случае тебя ожидает печальный исход. Он вспомнил смерть Уитни — она не прошла для него бесследно. Ужасное потрясение сделало Кадара сильным и стойким. Он вспомнил, с какой тщательностью он разрабатывал план казни своей матери и майора Вентуры. Впоследствии ему неоднократно приходилось заниматься подобным планированием. С течением времени это ему давалось все легче. И постепенно жестокость превратилась в органическую потребность, и теперь он получал от нее необычное, чувственное наслаждение.
Палач приготовился к атаке. За шестьдесят секунд до того, как он должен был приземлиться на крышу центральной башни, мотор дирижабля всхлипнул и остановился. Кончилось топливо. Во время предыдущей атаки дирижабля одна из пуль, выпущенных Итен, попала в топливный бак и проделала в нем небольшое отверстие.
Кадар содрогнулся от гнева и ужаса. Состояние эйфории сменилось паническим ужасом. Несколько секунд он просидел неподвижно, не зная, как ему действовать дальше. Затем он почувствовал, что судно продолжает двигаться вперед, и к нему вернулось самообладание. В отличие от вертолета, который начинает крениться по вертикали в случае выхода из строя двигателя, дирижабль был более безопасным устройством. Ведь это всего лишь парашют, к которому приделано что-то вроде мотора от машины для стрижки газонов. Парашют же был достаточно крупным и устойчивым, чтобы обеспечить пилоту со всей его поклажей мягкую посадку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79