Мониторы все еще светились. Комната, откуда велась съемка, почти опустела. На экранах была одна только Итен, задержавшаяся, чтобы собрать свои записи. Она наклонила голову и вдруг показалась Фицдуэйну усталой и беззащитной. Ему захотелось обнять ее, и он снова мысленно обругал себя за то, что никак не перестанет скитаться по миру. Пора бы все-таки угомониться. Он и сам порядком устал.
Девушки, работавшие над программой, переводили взгляды с Фицдуэйна на экраны и обратно. Он словно забыл об их существовании. Продюсер положила руку ему на плечо.
— Пошли выпьем, — сказала она. — Итен присоединится к нам через пару минут.
Комната для гостей программы “Сегодня вечером” служила примерно той же цели, что и больничный травматологический пункт, но средства здесь применялись другие: опыт научил редактора передачи, что алкоголь, вводимый внутрь в достаточно больших количествах, позволяет гораздо скорее привести пациента в чувство.
Ведущие программы норовили вцепиться своим собеседникам в горло, однако если в дальнейшем жертву собирались пригласить снова, необходимо было помочь ей восстановить толику самоуважения. Тут и оказывалась кстати комната для гостей: приведенные сюда политики и бюрократы, чья глупость и некомпетентность была выявлена в прямом эфире всего несколько минут назад, выпивали парочку порций джина “винсент” и вскоре начинали думать, что выдержали испытание не хуже Дэвида Фроста — и что теперь их здесь ждут не дождутся для повторной беседы.
Это удовлетворяло редактора, понимающего, что в такой маленькой стране, как Ирландия, существуют весьма ограниченные запасы фуража для политического телевидения. К тому же, он был добрым человеком. За рамками прямого эфира он любил делать людям приятное.
Чтобы не показывать прочим дурного примера, Фицдуэйн взял огромный бокал джина — напитка, к которому он обычно почти не притрагивался, — и сел за столик, по-прежнему обуреваемый мыслями, которые гнал от себя вот уже без малого двадцать лет.
Вошла Итен; она уже успела подкраситься, и к ней вернулась профессиональная собранность. Он посмотрел на ее ноги. Она тоже была в темных чулках. Наверное, это у них что-то вроде униформы. Он проводил ее в дальний угол комнаты, где можно было с минуту побыть в относительном уединении.
— Я тут все думаю, — сказал он. Итен глянула на него поверх бокала, затем перевела взор на тающий лед и ломтик лимона.
— О чем?
— О нашей будущей жизни вместе, о том, чтобы зажить своим домом, обо всяких таких вещах, — сказал он.
— И в каком свете ты все это видишь — в розовом или в черном?
— В самом что ни на есть розовом, — ответил он. — Мне кажется, что все сложится замечательно, но я хотел бы, чтоб мне это подтвердили. — Он подался вперед и чмокнул ее в лоб.
— Значит, тебе нужно подтверждение? — спросила она, слегка побледнев.
Сидевший в другом конце маленькой комнатки — то есть в двух шагах от них — министр юстиции, который уже порядком охмелел, был поражен, увидев, что его недавняя мучительница способна проявлять человеческие чувства. Если бы она на его глазах принялась глотать огонь, он и то удивился бы меньше.
Зазвонил телефон. Чтобы покинуть студию, Фицдуэйну хватило тридцати секунд.
Министр подошел к Итен и обнял ее за плечи мясистой рукой. Он держался нагло и самоуверенно.
— Милая леди, — сказал он, — пора бы вам научиться соображать, кто заказывает музыку. Вашу студию финансирует правительство. — Он развязно ухмыльнулся ей.
Итен убрала его руку двумя пальцами, точно ей неприятно было даже дотрагиваться до нее. Она оглядела его с головы до ног, удивляясь, почему это в Ирландии, столь богатой талантами, так часто всплывает на поверхность подобная дрянь.
— Пошел вон, ублюдок, — сказала она, и ее слова совпали с паузой в общем разговоре.
Редактор программы чуть не подавился джином.
Джеронимо Грейди не зря пользовался репутацией отчаянного малого. В его руках автомобиль рейнджеров, усовершенствованный “сааб-турбо”, превратился в завывающий вихрь синих вспышек “мигалки”, который оставлял после себя запах паленой резины. Они промчались по улицам Дублина и вылетели на шоссе, ведущее в Голуэй. Если им вовремя не уступали дороги, Грейди проскакивал под запрещающие знаки в переулки с односторонним движением или между гаражами, а то и вовсе несся по тротуарам. Фицдуэйн решил, что это маньяк-виртуоз, и возблагодарил Бога за то, что машины рейнджеров, предназначенные для гонок с преследованием, снабжены надежными ремнями безопасности и специальными “крылышками”, которые в случае чего не дадут автомобилю перевернуться. Он замигал, когда Грейди промчался на красный свет и “подрезал” двухэтажный автобус. Он закрыл ладонью бокал с джином и тоником, стараясь, чтобы его содержимое не выплеснулось наружу.
Тридцать восемь миль, которые отделяли их от передвижного Командного пункта, были покрыты за тридцать минут. Фицдуэйн порадовался тому, что его шевелюра успела посеребриться еще до этой поездки. Он отстегнул ремень и передал Грейди пустой бокал.
— Вы настоящий рейнджер, — сказал он.
Глава восьмая
— Ноги, — сказал Гюнтер. — Они могли бы уйти, если бы не ноги этой девицы. Капрал в “лендровере” обратил на них внимание и поделился своим восторгом с приятелем, который тоже сидел на радио в нескольких километрах оттуда. А после тот услыхал выстрелы и крики, и секунд через пять передатчик замолчал. Этого предупреждения оказалось достаточно. Машину террористов остановили меньше чем через три километра. Началась перестрелка. Террористы бросили машину и побежали под прикрытием ограды вдоль дороги, которая шла в сторону от шоссе. Метров через триста вломились в сельский дом. Армейцы сразу окружили его и не давали им удрать, а потом и подкрепление подоспело.
— Итак, — продолжал Гюнтер, — два полисмена, военный и фермер уже убиты. Другой военный, похоже, долго не протянет, а медсестра, которая пришла на помощь, попала под сильный огонь. Видимо, капрал перепутал ее с террористкой и выпустил целую обойму из “густава” по ее ногам. Получается, четверо погибли и двое при смерти. — Он на мгновенье умолк. — Вот и все, что мы знаем, — добавил он.
— Естественный вопрос, — сказал Фицдуэйн. — Зачем столько крови?
Гюнтер пожал плечами.
— Мы уверены, что они не из ИРА, но и только: неизвестно ни кто они, ни куда они направлялись, прежде чем им помешали, — в общем, сплошные загадки.
На пороге возник Килмара.
— Нам показалось, что ты можешь помочь, Хьюго, — сказал он и положил на стол перед Фицдуэйном два прямоугольничка, обернутых в пластик и заляпанных кровью. — Внимательно посмотри на них и как следует подумай.
Фицдуэйн взял в руки первое из международных водительских удостоверений. Человек на фотографии улыбался, обнажив белые зубы, сверкающие под висячими усами. Фицдуэйн пристально вгляделся в его лицо и покачал головой. Затем взял со стола другие права. Теперь на него смотрело лицо девушки — абсолютно серьезное, почти отрешенное. Он снова покачал головой.
Килмара подался вперед и положил оба удостоверения рядом.
— Глянь-ка на них вместе, — произнес он, — и подумай спокойно.
Фицдуэйн смотрел на маленькие фотографии, роясь в памяти и ища хотя бы отдаленной подсказки. Он перебирал в уме свои путешествия за несколько последних лет. Девушка якобы итальянка, но может оказаться арабкой — а то и израильтянкой. Их типы лица довольно схожи. Мужчина тоже достаточно смугл, чтобы подозревать его ближневосточное происхождение; однако, если не считать усов, он больше похож на европейца.
Фицдуэйн подтолкнул удостоверения через стол к Килмаре и Гюнтеру.
— Типы лица знакомые, и меня подмывает сказал”, что я мог видеть эту пару прежде. Это не исключено — но если и так, то я видел их только мельком. Опознать, конечно, не могу. — Он пожал плечами.
Вошедший в комнату рейнджер поставил на стол три кружки с кофе. От них подымался ароматный парок.
Килмара положил перед Фицдуэйном тяжелую книгу.
— Хьюго, — сказал он, — мы нашли ее в машине у террористов. Возможно, это простое совпадение… — Он улыбнулся. — Но когда дело касается тебя, я начинаю относиться к совпадениям с меньшей доверчивостью.
— Ты настоящий друг, — суховато сказал Фицдуэйн, взирая на знакомый томик. Эта книга продавалась на удивление хорошо, и во время своих поездок он нередко видел ее в магазинах и на книжных прилавках в аэропортах. Солдата с голубкой в руках убили через два дня после того, как было сделано фото. Птица, по слухам, уцелела.
Он показал на книгу.
— Можно ее взять?
— Конечно, — ответил Килмара. — У экспертов она уже побывала.
Фицдуэйн неторопливо и методично осмотрел книгу. Потом открыл ее. На форзаце были написаны карандашом цена, дата продажи и код: “Фр. 195 — 12/2/81 — Map. 283”. — Недавнее увлечение, — сказал он.
— Во всяком случае, куплена недавно, — заметил Килмара.
— Франки? — спросил Фицдуэйн.
— Французские, швейцарские, бельгийские. А может, покупали в одной из целой кучи французских колоний, — сказал Килмара. — Сейчас мы это проверяем.
— Как ты думаешь, — сказал Гюнтер, — зачем двум убийцам могла понадобиться твоя книга? Когда ты в бегах, тяжеловато таскать такую с собой.
— Не знаю, — ответил Фицдуэйн, — но я подумаю.
— Хм-м-м, — протянул Килмара. — Ну ладно, сейчас у нас других забот хватает. Спасибо, что приехал. Я попрошу Грейди отвезти тебя домой.
Фицдуэйн содрогнулся.
— По-моему, здесь мне будет безопаснее. Ничего, если я пока останусь с вами?
Килмара поглядел на своего друга, чуть помедлил, затем кивнул.
— Гюнтер выправит тебе нужную бумагу, — сказал он, — а то без нее никуда не пустят. Но ты поосторожней, не высовывайся. Чувствую, ночка будет горячая.
Фицдуэйн удивленно поднял брови.
— А я думал, когда бандиты берут заложников, вы применяете выжидательную тактику.
— Вообще-то да, — ответил командир рейнджеров, — если есть такая возможность. Но сейчас ее нет. Эта милая парочка в доме предъявила нам ультиматум: либо на рассвете мы пригоним сюда вертолет, чтобы доставить их в аэропорт, а потом отправить на самолете туда, куда они скажут, — либо они будут убивать по заложнику каждые полчаса, причем начнут с самой маленькой девочки, двухлетней Дейзи.
— Блефуют? — Килмара покачал головой. — Мы думаем, что они выполнят обещанное. Они уже убили отца этой девочки с единственной целью: показать, что настроены серьезно. Что ж, они сделали это, и мы не можем ни дать им уйти, ни пожертвовать заложниками — значит, через несколько часов мы ворвемся в дом.
В дверь просунул голову один из рейнджеров.
— Полковник, — сказал он, — кран уже привезли.
Дети наконец заснули. Трое младших лежали, разметавшись под пуховым одеялом на огромной кровати. Старший, Роури, — ему было почти шестнадцать — устроился на полу, в спальном мешке. На лбу его белела большая, запятнанная кровью повязка: ворвавшийся к ним в дом немец с черными усами жестоко ударил его прикладом автоматического пистолета.
Хозяйская спальня была тускло освещена единственным ночником. Маура О`Фаррелл — по ее глазам было видно, что она находится в состоянии глубокого шока, — сидела в кресле рядом с задернутыми шторами и вязала. Она работала машинально, и спицы так и мелькали в ее руках; почти законченный шарф двойной вязки волнами ложился ей на колени, а оттуда сбегал на пол. Шарф предназначался для Джека, владельца этой преуспевающей фермы: он не должен был мерзнуть, обрабатывая их четыреста акров. А теперь ему, наверное, так холодно. Она знала, что ей этого не позволят, но все же хотела выйти и обернуть шарф вокруг его шеи. Хотя бы ради того, чтобы прикрыть рану.
Она встала и направилась в ванную, дверь которой выходила в спальню. Все кругом напоминало о Джеке. Его бритва лежала на обычном месте, халат висел на внутренней стороне двери. Она отвинтила колпачок его крема после бритья и втянула носом знакомый, интимный аромат; потом снова закрыла тюбик. После этого причесалась и изучила свое отражение в зеркале. Лицо у нее было немного бледным и вытянутым — что ж, это вполне извинительно, — однако в остальном она выглядела ухоженной и аккуратной. Джек был помешан на опрятности. Он остался бы доволен ею.
Она вынула из домашней аптечки моток пластыря и вернулась в свое кресло. Снова замелькали спицы, и шарф начал медленно ползти на пол.
Через равные промежутки времени молодая итальянка проверяла их комнату и выглядывала наружу из маленьких дырочек, проделанных в толстых шторах. Маура О`Фаррелл не обращала на нее никакого внимания. Иногда дети начинали стонать во сне, однако не просыпались. Наскоро приготовленное успокоительное — бренди и аспирин, смешанные с подогретым молоком, — сделало свое дело. На несколько часов им был обеспечен отдых: они могли забыть о том, как отца зарезали у них на глазах, точно свинью.
Молодая итальянка тоже чувствовала себя усталой, но нынешняя ситуация представлялась ей довольно сносной. Вначале им не везло, но теперь все, похоже, налаживается. Этим дуракам снаружи придется спасовать. Убить фермера было блестящей идеей. Благодаря этому они избавились от нудных, бесполезных переговоров. В половине четвертого утра, как и было обещано, зазвонит телефон, и власти признают свою капитуляцию; на рассвете прилетит вертолет, отвезет их "в аэропорт, а там их будет ждать самолет до Ливии.
Ирландское правительство не позволит себе пожертвовать жизнями матери и четверых детей. Тина с нетерпением ждала обещанного телефонного звонка. Она уже чувствовала, как ее лицо пригревают лучи ливийского солнца. Ирландская природа, конечно, очень красива, но здешние ветры, дожди и холодная сырость слишком утомительны для женщины с горячей кровью.
Последнее краткое совещание перед атакой состоялось в двенадцатиметровом трейлере, предназначенном для перевозки оружия и спецоборудования. На его стенах рядами висели винтовки, автоматы и прочее снаряжение. В сделанных по специальному заказу шкафчиках и ящиках хранились оружие, веревочные лестницы, пуленепробиваемые жилеты и сотни других нужных вещей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79