Неудивительно, что Рамзес II так любил свою прекрасную Нефертари — царицу нубийскую.
Босые ноги танцовщиц исполняли па, которые можно было примерно описать как большой шаг — два маленьких шаркающих шажка, большой шаг — и так далее. Аккомпанировал им ансамбль, состоящий исключительно из ударных инструментов, — тамтамы и разного рода барабаны. Причем они были скрыты за кулисами. Это был примитивный чувственный ритм. Вибрируя, он наполнял собой зал и заставлял вибрировать ее живот.
Рука Рэма, покоящаяся на ее бедре, легонько отбивала этот ритм. Каждый удар барабанов и каждое касание его пальцев заставляли ее сердце биться в этом же ритме. Ее груди покачивались, ее лоно пульсировало.
Мери передернуло.
Господи, неужели все в этой стране призвано стимулировать работу гениталий? Представление только начинается, а мне уже жарко и тревожно. Это на меня так действует музыка или человек, что сидит рядом?
Она посмотрела на Рэма и обнаружила, что его потрясающие глаза устремлены на нее. Губы его медленно раскрылись в чувственной улыбке.
— Смотри на танцовщиц, — прошептала она.
Он сжал ее бедро:
— Я хочу смотреть на тебя.
Все развивается в таком темпе, что не знаю, смогу ли я выдержать рядом с ним три дня плавания на пароходе и не сойти с ума. Конечно, можно пойти по пути наименьшего сопротивления и наслаждаться моментом. Но это будет большой ошибкой. Я просто чувствую это. Стоит мне лечь с ним в постель хотя бы раз, и я полностью подчинюсь ему. Воля моя будет окончательно парализована. Я стану его.
Как корова. Или как лошадь. В общем, я буду его собственностью.
Она встряхнула головой. Эти мысли совсем сбили ее с толку. Однако вскоре гипнотический ритм танца увлек ее в более мощное русло, где разумное, рациональное было вытеснено эмоциями. И она предалась им, не помня уже ни о чем и не думая ни о чем.
Когда занавес упал, она некоторое время сидела тихо и неподвижно. В ее ушах по-прежнему стучали барабаны, она видела движения танцовщиц, чувствовала касания Рэма. Она до сих пор ощущала ритм. Он оставался в ней, и когда они вышли из театра и шли по берегу Нила к причалу, и когда плыли на пароме к острову. Казалось, прохладный ветерок на реке должен был бы ее охладить, но Мери стало еще жарче, когда дизельный мотор завибрировал под ее ногами, передавая эту вибрацию всему ее телу.
Когда они шли по дорожке к отелю, Рэм обнял ее за талию. И повел: большой шаг — два маленьких шаркающих шажка, большой шаг — два маленьких… Она легко включилась в эту игру, которая захватывала не меньше, чем самый причудливый танец. У входа в отель она рассмеялась:
— Ну ты и мошенник! Зачем ты меня заводишь?
Он сделал невинное лицо:
— О чем это ты?
— Как будто не знаешь.
— А чего бы ты сейчас хотела? Пойдем танцевать? Или хочешь спать? Или может быть — и это было бы самое лучшее — займемся любовью?
— Рэм!
— Шучу, шучу.
— Я думаю, что лучше всего нам сказать сейчас друг другу спокойной ночи. Вэлком, наверное, волнуется, куда это я пропала.
— Она выглядит дамой весьма сообразительной. Не думаю, чтобы твой поздний приход ее удивил.
Они подошли к двери, Мери вынула ключ. Но он, похоже, не собирался отпускать ее.
— Ты сегодня такая красивая. Это платье очень идет тебе. Ты должна носить его всегда. Оно меняет цвет твоих глаз. Они сейчас как вода в Ниле в час заката.
Эти слова, если бы их произнес кто-то другой, звучали бы банально, слащаво, сентиментально, но в его устах они казались единственно правильными. Не было никаких сомнений, что он самый красивый, восхитительный мужчина из всех, кого она когда-либо встречала. В этом взгляде, каким он продолжал ее ласкать, можно было легко и просто утонуть. Она стояла и ждала, когда он отпустит ее руки.
Вместо этого он поднял свою руку и указательным пальцем провел от шеи до груди вдоль глубокого выреза ее платья. Со сводящей с ума медлительностью повел поверх шелка пальцем дальше, через нежную выпуклость ее груди.
— У тебя вот здесь очаровательная родинка. Прямо вот здесь. — Он коснулся ее левой груди, а затем наклонился и нежно поцеловал то место, где только что был его палец.
Ее соски моментально напряглись и отвердели, что, конечно, было заметно через тонкую материю.
Он прикоснулся языком к маленькому шрамику на ее скуле и наклонился к самому уху:
— Скоро, моя дорогая. Скоро. — Повесив что-то ей на шею, он снова прошептал:
— Я приду к тебе во сне.
И ушел.
Она скользнула внутрь, закрыла за собой дверь и, тяжело дыша, оперлась на нее спиной. Произнести что-нибудь членораздельное она не могла. Она потрогала грудь и рукой нащупала сокола, висящего на цепочке. Ощутив его тепло, Мери улыбнулась.
— Сразу видно, вечер был потрясающий, — сказала Вэлком. Она сидела на диване и делала педикюр. — Судя по вашему виду, мадемуазель, любовь на пороге.
Все еще глупо улыбаясь, Мери вяло подняла руку:
— Привет. Как повеселилась?
— Отлично. Мы с ребятами славно покутили.
— Это хорошо, — произнесла Мери с отсутствующим видом и двинулась в свою комнату.
— Если б ты видела, что творилось, когда он притащил в холл отеля крокодила и гиппопотама.
— Это хорошо.
— Что же это делается с человеком? — задумчиво произнесла Вэлком, когда за Мери закрылась дверь.
А у той в мозгу вертелось одно и то же.
Я полюбила этого человека. Неужели действительно полюбила?
Каким-то образом ей все же удалось раздеться, умыть лицо. А мысли о Рэме все роились и роились. Сегодня все прошло чудесно, кроме, пожалуй, инцидента с тем человеком у театра. Она вспомнила, какое холодное, жестокое выражение лица было в тот момент у Рэма, и поняла, что многого еще о нем не знает.
Нет, что бы Вэлком о нем ни говорила, он все-таки очень похож на мою мать. Такой же собственник, так же бесцеремонно вмешивается в мою жизнь. Спрашивается, нужно ли мне все это? Может быть, после замужества он заставит меня надеть чадру? Я ведь просто стану его движимым имуществом.
А пошел он ко всем чертям, этот самонадеянный сумасшедший египтянин! Каждый раз, стоит ему посмотреть на меня этими потрясающими глазами и прошептать на ухо какую-нибудь ерунду, весь мой разум, вся моя рассудительность берут отпуск.
Нет, надо все-таки думать и о будущем. Рэмсон Габри при всей его несомненной привлекательности не может рассматриваться как объект серьезного чувства или каких-то длительных отношений. Это все фантазия, мимолетность. Я здесь не для того, чтобы воплощать в жизнь девичьи мечты и прочие романтические штучки. Я здесь для того, чтобы работать. Спустись на землю, Мери.
Она с остервенением причесалась, разломав при этом расческу, потом переоделась в пижаму и через минуту уже совала в руки Вэлком небольшой коричневый пакетик:
— Хочешь «M&M's»?
Та оторвалась от своего педикюра.
— Ну прямо как манна небесная. Откуда это у тебя?
— От Рэма. Их привезли из Нью-Йорка, на самолете.
— Вот это кавалер, я понимаю. Ты, я вижу, понемногу начала сдавать позиции.
— Только временное помешательство. Но это пройдет. Уже проходит. Если я снова начну вести себя, как глупая влюбленная школьница, ущипни, пожалуйста, меня, и побольнее. — Она открыла свой пакетик и отправила в рот горсть «M&M's». — Мне кажется, я просто насмотрелась старых фильмов.
Однако ее голова все еще была занята мыслями о Рэме. Чувства, которые он возбудил в ней, не утихали. С несчастным видом она уставилась в темное окно, не зная, что же будет дальше.
— Давай поговорим об этом? — предложила Вэлком.
Мери замотала головой.
После нескольких минут тишины Вэлком снова подала голос:
— Это ты оставила стеклянную дверь на веранду открытой?
— Нет. А почему ты спросила?
— Когда я пришла, она была открыта. Возможно, это просто случайность. — Она отправила несколько карамелек в рот и снова занялась ногтями. Закончив, она полюбовалась работой и спросила:
— Хочешь, чтобы я навела лоск тебе?
— С превеликим удовольствием. — Мери заулыбалась и протянула ногу ей на колени. — Хотите знать, что такое настоящая подруга? Это та, которая поздно вечером сделает тебе педикюр.
Глава 16
Если придется тебе вступить в спор со сварливым, не пытайся его победить с помощью слов.
Лучше отступи, сохрани достоинство.
Из притчей Аменхотепа, 1580 — 1320 гг. до Рождества Христова
— Вэлком. — Мери ждала ее, стоя перед зеркалом. — Могу я надеть этот купальник?
— А почему нет? Он очень интересный. Кстати, оригинальная работа Генри. А это безобразие больше не надевай. — Она взяла в руки купальник, лежащий рядом. — Ему же лет пять, не меньше.
— Да нет, он у меня с прошлого лета. Я носила его весь сезон, и все было в порядке.
Сейчас на ней был розовый супербикини, который больше открывал, чем прикрывал.
— Нет, я не могу пойти в бассейн в таком виде. Это неприлично.
— Да Господи, ты посмотри, какие у тебя ноги! А грудь! Большинство женщин все бы отдали за возможность показать такое. А ты стесняешься. Генри пришел бы в восторг, увидев, как хорошо сидит на тебе его произведение.
— Я боюсь, меня могут арестовать. Это ведь мусульманская страна. Здесь женщины еще носят чадру и никогда не открывают ноги. Нет, я подожду, пока откроется магазин в отеле, и куплю что-нибудь поскромнее.
Вэлком вздохнула:
— Я же тебе уже говорила, что бутик откроют только после трех. А посадка на пароход, кажется, в начале второго. Может, ты наденешь тогда вот этот? — Она показала на свой купальник, состоящий из нескольких черных полосочек.
— Да этот еще хуже.
Вэлком улыбнулась:
— К твоему сведению, и этот, и твой стоят по шесть сотен баксов.
— Неужели?
— Представь. Генри подарил их мне сразу после показа коллекции. Ладно, хватит базарить, надевай этот розовый и не думай ни о чем. А то пропустим утреннее солнце.
Мери осталась в своем бикини, Вэлком — в его черном двойнике, и они обе направились к двери, игнорируя трезвонящий телефон.
Всю дорогу к бассейну Мери что-то ворчала себе под нос.
Они расположились в шезлонгах, и Мери с облегчением отметила, что купающихся всего несколько человек. Возможно, удастся скользнуть в воду незаметно. Ей просто необходимо было сейчас искупаться в прохладной воде, чтобы смыть смятение бессонной ночи.
— Золотко, помажь мне спину. — Вэлком протянула ей флакон и легла на живот.
Мери втирала пахнущий кокосом лосьон в безукоризненную кожу.
— А я думала, у рыжих всегда веснушки. Ты уверена, что тебе не вредно лежать на солнце? Может быть, пойдем в тень?
— Мери, купальник на тебе смотрятся отлично. Так что будем лежать здесь, не надо меня уговаривать уйти в тень. Тебе тоже втереть лосьон?
Сделав глубокий вдох, Мери сбросила платье:
— Нет, я сначала искупаюсь.
— Какой ужас, — раздался у нее за спиной глубокий баритон. — Как хорошо, что я вовремя.
Мери оглянулась и уперлась взглядом в Рэма. Некоторое время они, потрясенные — это еще мягко сказано, потрясенные, — смотрели друг на друга. Он был в узких черных плавках. Она впервые увидела его обнаженный мускулистый торс, бронзовую грудь, поросшую густыми курчавыми волосами, его стройные ноги. У нее заныло в животе. Он был великолепен.
Рэм тоже любовался ею, это было очевидно, однако фраза, которую он произнес в следующий момент, вернула ее из мира грез на грешную землю.
— Я не позволю тебе устраивать здесь демонстрации.
— Не позволю? Что значит не позволю? — Она удивленно подняла брови.
Он молча продолжал смотреть на нее. Мери вздернула подбородок:
— А что плохого в этом купальнике? Если хочешь знать, это оригинальная работа Генри. Он существует в единственном экземпляре.
— Ничего, я куплю тебе еще один, который прикроет тебя лучше. Я не желаю, чтобы любой мужчина в Египте, глядя на мою женщину, ронял слюни. Надень это. — Он протянул ей халат и уже всунул одну ее руку в рукав.
Мери тут же взорвалась. Освободившись, она встала перед ним, уперев руки в бока:
— Если ты такой блюститель нравов, то прикрой лучше себя. Я не твоя женщина. Понял? Вбей это в свою тупую башку. Я буду носить то, что хочу и когда хочу. Ты слышишь меня?
Вэлком рядом хохотнула.
Рэм подошел к Мери вплотную и прикрыл ее своим телом.
— Дорогая, будь благоразумна. Ведь люди смотрят.
— Благоразумна! Благоразумна? Так вот, если кому здесь и надо быть благоразумным, так это тебе. — Она начала высвобождаться от его рук. — Я хочу искупаться. А ты, Рэмсон Габри, пошел к черту!
С высоко поднятой головой она прошагала к краю бассейна и прыгнула. Вынырнув через довольно большое расстояние, Мери быстро поплыла. И плыла, пока не прошел гнев. Перевернувшись на спину, она стала смотреть на безоблачное небо. Рядом с ней всплыла темная голова.
— Любовь моя, прости меня, пожалуйста. Я не хотел, чтобы ты сердилась. Признаюсь, я действовал как безмозглый ревнивый дурак. Сразу нарушил три пункта соглашения. Извини. Просто, когда ты рядом, я становлюсь немного сумасшедшим.
У него был такой удрученный вид, такая нежная улыбка озаряла его мокрое лицо, что Мери не могла не смягчиться. Она улыбнулась в ответ, мягко положила руку ему на голову и утопила ее.
Он вынырнул, смеясь и отплевываясь. А потом началась война. Они гонялись друг за другом по воде, топили друг друга, играли, плавали наперегонки, пока Мери окончательно не выдохлась.
Когда она поднималась по лесенке наверх, он выскочил раньше и подал ей полотенце. Рядом стояли двое мужчин. Он встал к ним спиной, стараясь по возможности заслонить ее, пока она не наденет халат. Заметив это, она улыбнулась. Он пожал плечами и посмотрел на нее с невинным видом.
Как и предполагалось, все встретились при посадке на теплоход «Жемчужина Нила». Нонна и Эстер занимали каюту рядом с Вэлком. Несколько других членов клуба «Золотые годы», включая доктора Стоктона, располагались по соседству. С озабоченным видом прошествовала Ли Генри, ведя на буксире понурого Брэдли.
Каюта Джорджа и Жан-Жака была напротив Мери. Рэм, который сопровождал Мери и Вэлком до их смежных кают, занял каюту рядом с Мери, а его помощник Марк Маклеод — напротив него.
Мери всех перезнакомила. Женщины были в восторге от Жан-Жака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35