Прямо на западе от Вейлина, низко припадая к истрескавшейся земле, под широким безоблачным куполом неба располагался форт Харрис – растянувшийся в длину армейский комплекс низеньких, в основном без окон, строений из рифленого железа. База тянется километр за километром по потрескавшейся рыжеватой почве, на которой кое-где редкими купами росли чахлые, карликового вида сосны.
Форт Харрис в течение нескольких десятилетий был полигоном танкового корпуса армии США. Женатые сержанты и унтер-офицеры жили недалеко от базы, в абсолютно лишенной растительности деревеньке. В маленьких, состоящих из двух спален домиках, походивших друг на друга как две капли воды. Позади домов начинались кемпинги, где передвижные домики со снятыми колесами располагались на крохотных, великолепно ухоженных участках, разделенных посыпанными гравием дорожками.
Расположенный на территории кемпинга «Вечерняя Заря», последний домик по правой стороне Земляничной Аллеи принадлежал пехотному сержанту Дэррилу Т.Слайду – коренастому, прошедшему огонь и воду сверхсрочнику. Находясь на армейской службе с семнадцати лет, Дэррил Слайд проводил свои рабочие дни в бронетранспортере. Не имея достаточного образования и подготовки, необходимых, чтобы стать офицером, сержант Слайд полагал, что весь оставшийся срок службы он проведет в одном, уже достигнутом звании. Однако это огорчительное обстоятельство не мешало ему гордиться тем, что он танкист. Танкисты считали себя особой породой мужчин.
Самым повторяемым и любимым словом в лексиконе Дэррила было слово «бля». Из крепких напитков он отдавал предпочтение «Сигрэмс Севен» и «Се-вен-ап» или «семь плюс семь» – смеси, неизменно усиливавшей его едва ли не прирожденную озлобленность на весь свет за то, что с ним изначально, как ему думалось, играли краплеными картами. Его представление о юморе выражалось в издевательстве над беззащитными, вроде барменши, официантки придорожной закусочной или молоденького безусого служителя бензоколонки. Его представление о справедливости сводилось к тому, чтобы раскроить кому-нибудь губу костяшками покрытого шрамами кулака.
Характер Дэррила был мягким лишь в одном: он обожал свою крохотную снежинку-дочурку – Сюзанну Беатриче, появившуюся на свет в госпитале военной базы весной 1965 года и названную так в честь матери, миловидной сельской девушки, почти подростка, на которой Дэррил женился, когда им обоим было по семнадцать. Его жена умерла спустя две недели после родов от так называемой молочной лихорадки, как говорили местные жители; на самом же деле – от смертоносного вируса и плохого медицинского обслуживания.
На плечи Дэррила Слайда легла забота выходить и вырастить ребенка, который был таким хрупким, таким бледным и болезненным, что в течение нескольких первых недель после смерти жены он боялся даже брать дочь на руки. На мечты, касающиеся собственной жизни, он, вероятно, был неспособен, зато мечты относительно будущего его ребенка были безудержными.
Необлагодетельствованный судьбой, Дэррил на своем опыте понял, что образование прокладывает дорожку к лучшей жизни. В своих грезах он видел дочь обладательницей диплома об окончании колледжа – чего бы это ему ни стоило.
Сью-Би было почти десять, когда она стала замечать мужчин, приходивших каждую субботу по вечерам в трейлер выпить и перекинуться в карты. Отец позволял ей сидеть рядом с собой, пока играл. Ей очень нравилось это наблюдать, и она всю неделю страстно ждала наступления очередного субботнего вечера. Вскоре она научилась в уме играть лучше своего отца и его друзей. Разобраться в картах было так легко: на них были обозначены цифры, которые можно запомнить. Они не были похожи на буквы, которые Сью-Би было так трудно прочесть. Неспособность воспринимать смысл слов в книгах и журналах было единственным, что заставляло ее плакать. Но в первый раз, когда она бросила на пол школьный учебник и закрыла лицо руками, замешательство, появившееся на лице отца, огорчило ее даже больше, чем неспособность толком прочесть ни слова.
Однажды вечером после карточной игры она открыла для себя способ бороться с этой бедой. В понедельник нужно было отвечать по истории, для чего требовалось прочесть целую главу о второй мировой войне.
– Папа, – позвала она.
– Да, малыш, – отозвался он из-за дверцы открытого холодильника.
– По истории мне поручили подготовить доклад о войне. Ты бы здорово мне помог, если бы прочел вслух главу. – Она умолкла и зажмурила глаза, опасаясь отказа.
– Какие могут быть возражения, солнышко. Дай все уберу, и тогда засядем за чтение.
Тем вечером он читал ей в первый раз. Она прижалась к его плечу и слушала, как никогда и ничего прежде. Читал он очень медленно, и она успевала все запоминать.
Когда он закончил, она долго еще молча, не шелохнувшись лежала, прижимаясь к его плечу. Наконец он закрыл книгу.
– Ну как, солнышко?
– Чудесно, папа, – ласково прошептала она. – Просто восхитительно. Обещай мне, что будешь делать это каждый вечер.
Дэррил расправил плечи и слегка потрепал ее маленький носик.
– Каждый вечер обещать не могу, – сказал он, сдавленно смеясь. – если тебе так нравится, мы действительно скоро это повторим.
Позже, приютившись на выдвижном диванчике за грубошерстным постельным покрывалом, которым отец загораживал ее уголок, она попробовала пересказать про себя то, что он ей прочел, и убедилась, что помнит почти каждое слово.
На следующей неделе была контрольная работа по второй мировой войне. Сью-Би получила отличную отметку.
Отец продолжал читать ей. Всякий раз, когда он читал, она отвечала успешно. Но этого было недостаточно. Все чаще случалось так, что она не могла использовать помощь отца, и ее мир все больше и больше сужался, превращаясь в замкнутое пространство, наполненное страхом. Существовало жестокое несоответствие между тем, что думали о ней люди, и тем, что знала она сама. В классе она всегда садилась за самую заднюю парту – не потому, что было неинтересно, а потому, что так было легче оставаться незамеченной. Замысловатая вязь букв, написанных на доске, действовала на нее угнетающе. Когда Дэррил помогал ей, она получала отличные оценки, а когда не помогал – ее старания не давали никакого эффекта. Учителя обратили внимание на разительные контрасты и, не подозревая о роли отца, решили, что она попросту ленится.
К тому времени, подобно слепому, вынужденному рассчитывать на все человеческие чувства, кроме зрения, и потому развивавшему их сверх обычного, она научилась притворяться.
Застенчивость и постоянная озабоченность учебой отдаляли Сью-Би от других детей. Мальчики дразнили ее, потому что она была чувствительной и красивой. Очень скоро, однако, они сообразили, что чрезмерное внимание к Сью-Би чревато для них появлением сержанта Слайда с пистолетом в кобуре, грохочущего по двери их квартир. Так что связываться с ней не было никакого резона. Девочки же, собиравшиеся у кого-нибудь дома, чтобы поиграть после школы, редко приглашали Сью-Би в свою компанию, если вообще это делали. Она была слишком тихой, правильной и скучной.
Когда Сью-Би выросла, у нее остались такие же шелковистые ковыльного цвета волосы, с какими она появилась на свет. В двенадцать лет ее изящное маленькое тело начало расцветать. К тому времени, когда она училась в выпускном классе средней школы Вейлина, она была настоящей красавицей, подавленной тайным изъяном, который сделал из нее изгоя.
Последний барьер, который ей предстояло преодолеть, был переходный тест для колледжа. Никакой возможности приготовиться к нему заранее не было. Этот тест представлял собой итоговую проверку всех полученных школьников знаний и для Сью-Би означал полный провал.
Хильда Вайсман пролистала свой блокнот, в котором фиксировала все предстоящие дела, и увидела, что на девять тридцать у нее назначена встреча, которая обещала быть трудной. Она с содроганием думала об этом всю неделю. Заявление родителя с просьбой о встрече, как правило, сулило конфронтацию, то есть нечто такое, что было ненавистно Хильде. Но она как директор школы никак не могла уклониться от этого свидания.
Она получила письмо от некоего сержанта Дэррила Слайда, отца ученицы выпускного класса, в котором он испрашивал аудиенции у нее в кабинете. Ей пришлось хорошенько напрячь свою память, чтобы точно представить себе Сюзанну Слайд. Наконец она вспомнила. Эта девочка одно время посещала организованный Хильдой кружок. Насколько она помнила, это был красивый трогательно скромный ребенок.
Получив письмо сержанта Слайда, Хильда решила просмотреть школьное досье на девочку. В нем лежало написанное ею сочинение. Достаточно было одного взгляда на перевернутые буквы, на подчистки и вымарывания, как стало ясно, в чем состоит проблема. Девочка страдала дислексией. То, что этот факт оставался необнаруженным так долго, привело Хильду в ярость.
До своего переезда в Техас Хильда преподавала английский в престижной нью-йоркской частной школе, где изъяны выявлялись на этапе зачисления.
Здесь же девочке позволили окончить начальную школу и дойти до выпускного класса средней при уровне чтения намного ниже удовлетворительного. То обстоятельство, что она продвинулась так далеко, было чудом воли и целеустремленности, и это Хильда хотела тщательно изучить. Быть может, разговор с ее отцом прольет какой-то свет на то, как все-таки девочке это удалось. Если он знает об изъяне своей дочери, очень странно, что он так долго тянул с беседой, которая им предстоит.
Услышав стук в дверь кабинета, она аккуратно отвела назад выбившиеся пряди седоватых волос и надавила кончиками пальцев на виски.
– Войдите, – громко сказала она.
В проеме возник краснолицый коренастый мужчина в форме сержанта. Губы его раздвинулись, что, вероятно, означало улыбку.
Хильда Вайсман улыбнулась.
– А, сержант Слайд. Пожалуйста, проходите, – любезно произнесла она, вставая и жестом указывая на стул с жесткой спинкой, стоявший против ее стола.
Он кивнул и строевым шагом направился, прямой, как шомпол, к стулу, на который и опустился. Руки, стиснувшие пилотку, неподвижно застыли на коленях. Его сильно обветренное лицо бороздили морщины, хотя ему не было, пожалуй, и сорока.
– Я пришел поговорить о моей дочери, – сказал он, переходя прямо к делу.
– Чем могу помочь вам, сержант?
– Я хочу знать, в какой колледж мне ее направить и сколько это будет стоить?
Хильда от изумления часто-часто заморгала.
– В колледж? – переспросила она.
– Да, мэм.
– Вы с Сюзанной уже обсуждали эту тему? – Она задала этот вопрос, выигрывая время, которое было необходимо для того, чтобы лучше его узнать, прежде чем начать отговаривать. – Сюзанна Слайд и колледж...
– Сью-Би, – поправил он.
– Простите? – сказала она, чуть наклоняя голову.
– Ее зовут Сью-Би, – еще раз уточнил он. – Так звали ее мать.
– О да, понимаю-понимаю, – с чуть большим, чем хотела жаром произнесла Хильда. – Что ж, пусть так. Э-э... Сью-Би.
– Мать у нее давно умерла.
– Да. Извините меня. Я знаю об этом из ее документов.
– Я растил ее один, – сказал он, в первый раз встретившись взглядом с Хильдой.
Выражение его глаз было почти вызывающим.
– Она все, что у меня есть. Она и армия. Оттрубил уже двадцать лет. Мог бы уйти в запас, но моей пенсии не хватит на колледж.
Хильда вновь надавила пальцами на виски.
«О Господи, – подумала она, – на легкий разговор нечего и рассчитывать».
Она раскрыла папку, лежавшую перед ней на письменном столе.
– Сержант Слайд, боюсь, я разочарую вас тем, что должна сказать.
– Как это? – сказал он, суживая глаза.
– Не знаю, как бы вам объяснить это поделикатней, сэр. Видите ли, чтение и письмо Сюзанны... извините, Сью-Би, ее возможности просто не отвечают уровню колледжа. Дай Бог, чтобы она вместе с классом сумела сдать в июне выпускные экзамены.
Ну вот, слово сказано. Теперь оставалось откинуться на спинку стула и ждать его реакции.
– Что вы такое говорите, мэм? Она нигде никогда не болтается. Не шляется с парнями, вроде этих шалавых девчонок. Я строго-настрого запрещаю. Регулярно выполняет домашние задания. Это я точно знаю, потому что работаю вместе с ней. Да что там говорить, она любого своего сверстника в два счета обыграет в карты. Да и меня самого тоже. А ведь чтобы играть в карты, надо, наверное, уметь читать, а? – Его голос от слова к слову становился все громче. – Я не верю тому, что вы мне здесь наговорили. Девочка дошла до последнего класса средней школы. Как бы она сумела сделать это, если она такая глупая?
Хильда постаралась придать своему голосу особую мягкость.
– Я не критикую ее, сержант. Равно как вас. Вы так много, так удивительно много сделали, чтобы поставить ее на ноги. Без чьей-либо помощи, в одиночку. Она замечательная девочка. Наперекор судьбе она сумела справиться со своим недостатком. Она решила архисложную задачу, она преодолела себя. Ею можно только восхищаться.
– Похоже, вы и теперь утверждаете, что она глупая. Так? – Он встал со стула и начал вертеть свою пилотку, пока не скатал в узкую трубочку. – И такую не примет ни один колледж.
– Успокойтесь, сержант Слайд, прошу вас. Я говорю вам совершенно о другом. Я просто-напросто пытаюсь объяснить, что ее оценки не отвечают уровню требований, которые предъявляются при поступлении в колледж. Я говорю, ради самой Сью-Би, что вам следует изменить планы относительно ее будущего. Она станет жутко страдать в колледже, если вдруг каким-то чудом сможет туда попасть. У нее есть проблема. А у этой проблемы есть название. Это очень серьезно, но кое-что все же можно сделать.
Лицо Слайда стало бурым, как свекла. Хильда чувствовала: будь она мужчиной, он бы сейчас ее ударил.
Девочка проявила незаурядный ум. Она перехитрила всех и даже этого, преисполненного самых благих намерений человека, что было горше всего. Хильда дотянулась до папки и пролистала несколько страниц.
– С вашего позволения, я попытаюсь объяснить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51