– Простите. Обычно я кормлю их до восхода солнца, а сегодня проспала.
– Чьи это птицы? Зачем они здесь?
– Для еды, – твердо сказала Клео. Майор снова уставился на нее:
– Ты лжешь!
– Почему вы не верите мне, месье? Ведь вы сами много раз ели жаркое из голубей, я видела.
– Значит, это голуби мадам Дексии... Вот как интересно.
Клео поднялась к двери, ведущей на крышу.
– Пожалуйста, разрешите пройти, – вежливо попросила она. – Я должна подойти к ним. Они успокоятся, когда я покормлю их и дам воды.
Она почувствовала большое облегчение, когда он отступил, чтобы она могла открыть скрипящую дверь. И тут, к своему ужасу, поняла, что он идет за ней на крышу.
Как по сигналу, птицы одна за другой затихали, почувствовав ее присутствие. Клео обвела взглядом крышу. На клетке, стоящей у стенки, окружающей крышу, сидел одинокий, только что прилетевший голубь, на его лапке был ясно виден цилиндрик. Видимо, получилась какая-то путаница. Сегодня они не ждали никаких посланий.
Клео стала ловко пробираться к большому мешку с зерном, прислоненному к стене, пытаясь заслонить собою клетки от майора.
– Птицы начинают очень шуметь, когда проголодаются. Они очень симпатичные... Не хотите подержать? – Залезла в клетку, ухватила ближайшую птицу и протянула ее майору.
– Я хочу посмотреть вон того. – Майор указал на голубя, расхаживающего по крыше у стены. Голубь невинно покачивал головой.
Клео, прищурившись, посмотрела на голубя, словно не понимая, о чем он говорит.
– Которого? – спросила она.
Он обхватил ее запястье.
– Пойдем покажу. – И повел ее к дальней стене.
Цилиндрик на лапке был на виду, надо было срочно что-то предпринять.
Звук упавшей кружки с зерном перепугал всех – майора, Клео, расхаживающую птицу.
– О Боже! – воскликнула Клео, притворяясь, что смотрит вниз, на рассыпавшееся зерно, хотя прекрасно видела, как голубь расправил крылья и поднялся над крышей.
Майор сжал ее плечо.
– Идиотка! – закричал он. – Ты ведь это сделала нарочно!
Она заморгала и подняла на него глаза.
– Да что вы, это чистая случайность. – Она всхлипнула, потом снова опустила взгляд. – Вы только посмотрите, что я натворила. Теперь придется идти вниз, за метлой.
– Ты никуда не пойдешь, моя радость, – прорычал он. – Я понял, что ты здесь делаешь. Эта птица, – он показал на стену, – это был почтовый голубь. Ты думаешь, я дурак?
– Какая птица? – спросила она, стараясь, чтобы в голосе звучало то ли непонимание, то ли идиотизм.
Почему-то она знала, что сейчас он ее ударит. Слава Богу, его тяжелая рука не успела сжаться в кулак. Подняв ладонь к горящей от пощечины щеке, она смотрела на майора, в глазах ее стояли слезы.
– Отвечай! С кем ты работаешь?
Клео закрыла лицо руками, чтобы получить несколько драгоценных секунд на обдумывание.
– Кое-что я знаю. Если я вам это скажу... – Она медленно опустила руки и вытерла нос рукавом свитера. – Вы меня отпустите?
Майор встал между ней и дверью.
– В твоем положении не торгуются.
– Я ничего не знаю о почтовых голубях. Но я не глухая. И кое-что да слышу.
Клео старалась выиграть время. Все произошло так быстро, словно она не действовала, а наблюдала за собой со стороны. Клео схватила отвертку и одним движением со всей силы воткнула ее в грудную клетку майора прямо под сердце.
Разбудив Жака, Клео рассказала ему обо всем.
Майор наилучшим образом поместился в деревянный ящик для корма, стоявший на крыше, торчали только ноги. Жак приказал ей идти вниз, пока он справится с этим делом.
Она выскользнула на лестницу, а Жак взял отвертку. Когда он догнал Клео, отвертка все еще была покрыта кровью.
Через несколько дней четверо гестаповцев пришли к ним и перебили всех птиц, не обратив никакого внимания на протесты повара, пытавшегося убедить их, что они уничтожают любимое блюдо офицеров Генерального штаба.
Затем в старом ящике на крыше они нашли тело майора с отрезанными ногами.
Когда они пришли за Жаком, он лежал в постели с Клео. Это случилось несколько дней назад, но в ушах Нанти все еще стояли крики девушки.
Только она подумала об этом, как до нее снова донесся крик. Нанти отложила кусок ткани с блестками и прислушалась. Нет, это была песня. С улицы послышалось пение и громкие голоса.
Нанти подбежала к окну и посмотрела вниз. Узкая улица перед отелем была заполнена радостно кричащими людьми. Поодаль кто-то размахивал самодельным американским флагом.
Нанти бросилась к Клео и обняла ее худые плечи.
– Они пришли! Девочка моя, американцы уже здесь! Пришли!
Погруженная в свою печаль, Клео молчала и лишь нежно гладила руку Нанти.
Следующие две ночи улицы вокруг их дома были забиты народом.
Дексия только начала дремать, как услышала, что кто-то колотит во входную дверь. Озабоченная, она накинула халат на обнаженное тело и поспешила по застеленной ковром лестнице навстречу сердитым голосам.
Недоумевая, Дексия продолжала спускаться. В вестибюле полдюжины мужчин в темной одежде и надвинутых на глаза вязаных шапках бросились к ней с криками: „Предательница! Коллаборационистка»
Это были не маки! Она наверняка узнала бы хоть одного из них. Просто уличные хулиганы, обезумевшие от жажды мести.
Дексию вытащили на улицу, сорвав легкий халат. Ее ноги беспомощно волочились по земле.
В толпе послышался шум. Сзади раздались выкрики, требующие отпустить ее, но гнев пьяной толпы бил через край. Когда к Дексии двинулся мужчина, здоровый и плечистый, воздух прорезал высокий чистый голос.
– Отпустите ее! – кричал кто-то. – Она убила нацистского майора! Я видела это своими глазами! На крыше! Вот этим!
Все как один изумленно повернулись и уставились на маленькую фигурку, прокладывающую себе путь к месту, где стояла Дексия.
Клео держала в вытянутой руке что-то похожее на отвертку. Человек, вышедший вперед, подтвердил, что она покрыта засохшей кровью. В толпе все знали, что расчлененное тело майора фон Кесселя было найдено в ящике на крыше отеля.
Люди начали переговариваться, явно не зная, как быть, когда молодой американский солдат пробрался к центру событий. На боку у него висел пистолет, а на рукаве была черная повязка с надписью «военная полиция». Он быстро подошел к Дексии, наклонился, чтобы подобрать то, что осталось от ее изодранного халата, и вежливо накинул лохмотья на ее голые плечи.
– С вами все в порядке? – спросил он мягко.
Дексия кивнула.
– Все нормально, – сказала она по-английски. – Спасибо, сэр.
– Меня зовут лейтенант Эйлер, я из американской военной полиции, – сказал он, когда они благополучно добрались до дома.
– А я – Дексия Соланж. Входите, лейтенант, будьте нашим гостем. Все, что у нас есть, в вашем распоряжении.
Через три недели в отеле на улице Сен-Дени вновь появилась военная полиция, на этот раз пришли за юным лейтенантом, чтобы арестовать его за самовольную отлучку. Попав в отель, он уже не мог расстаться с ним. В свои девятнадцать лет он не представлял себе лучшего места на земле – только здесь он понял, что такое прекрасная еда, развлечения и женщины.
Позднее Дексия узнала, что его с позором выгнали из армии, но когда он стал богат и влиятелен, то сумел добиться, чтобы эту запись изменили. На всю жизнь он подружился с мадам Клео и никогда не забывал поздравить мадам Соланж с Рождеством.
14
Фидл получила свой саквояж у консьержки в отеле «Георг V». Ей так не терпелось увидеть Питера, что она даже забыла зарегистрироваться. Она взглянула на часы: почти полночь. Сейчас Питер должен уже быть с Сандриной и уже осознавал, как далеко пошла Фидл, заботясь о том, чтобы проект осуществился.
Видимо, сама идея свести его с Сандриной была весьма гнусной, но что поделать – отчаянные времена требуют отчаянных средств. И если Питер не захочет поддержать этот план, это может сказаться на них обоих. Конечно, если бы она не была влюблена в Питера, то не нервничала бы так, что втравила его в это дело.
Фидл знала, что остаток ночи будет мучить себя, воображая, как обнимаются Питер и Сандрина. До утра она не сможет узнать, сработал ли ее план, и до тех пор демоны будут одолевать ее.
Раньше, в Нью-Йорке, ее поразила готовность Сандрины вступить с ней в благородный заговор с целью помочь Питеру выйти из игры. Но по пути в Париж Сандрина сказала ей, что по причинам, которые она предпочла бы не объяснять, она изменила свое решение и теперь хочет, чтобы Питер писал книгу. Сандрина добавила, что сделает все возможное, чтобы помочь, что у нее есть дела за границей и что она была счастлива все бросить и полететь в Париж вместе с Фидл.
В самолете Сандрина упомянула, что имеет доступ во все дома Журдана Гарна, хотя они как раз начали бракоразводный процесс. Фидл пожалела, что не знала об этом до вылета из Нью-Йорка. Она могла бы предложить эту информацию какому-нибудь репортеру светской хроники в обмен на хорошую рекламу своего журнала.
Сначала Фидл относилась к Сандрине, как к светской вертихвостке. Однако во время совместного путешествия она была приятно удивлена серьезностью и смышленостью своей спутницы. Из разговора стало понятно, сколько горя принесла ей мать и что красота Сандрины очень мало ее утешает.
Вспомнив о красоте Сандрины, Фидл снова застонала и зарылась с головой в подушку. Она сгорала от нетерпения позвонить Питеру и узнать, что там происходит в этот момент. Она все еще с ним? Отвела ли его Сандрина как обещала, к мадам Соланж, или они остались на ночь в квартире Питера, утопив все помыслы о проекте в море возобновившейся страсти?
Мадам Соланж – последняя надежда. Она была права, не упомянув о ней за ужином. Рассказ о мадам Соланж вызвал бы долгую дискуссию на тему бесперспективности этой идеи. Она понимала теперь, что если у мужчины выработался комплекс, то он будет упорно считать себя неудачником, даже когда ему предоставляется шанс.
По мере того как светало, ее решимость оставить Питера в покое угасала. Не в силах бороться с собой, она набрала его номер. Три раза прозвонил звонок, а потом автоответчик повторил знакомый ответ, который Питер надиктовал, когда только что приехал в Париж. После сигнала переключения на запись Фидл несколько раз громко повторила его имя.
«Он, конечно же, узнает, что я звонила, когда проснется».
Заказав в номер сок и кофе, она снова набрала номер. Безуспешно! Теряясь в догадках, Фидл позвонила по телефону, который дала ей Сандрина.
– Сандрина, извини меня, но я так волнуюсь!
– Все нормально, – промычала Сандрина. – Что стряслось?
– Я насчет Питера. Он не подходит к телефону. Сейчас уже десятый час. Не могу себе представить, куда он подевался.
– Он уехал в Лондон.
– Что-что? – переспросила Фидл встревоженно.
– Да, он сейчас на пути в Лондон. Дворецкий подсказывает мне, что Дексия звонила около семи утра. Она передала, что Питер оставил записку и просил о нем не беспокоиться. Он заедет за своими вещами через несколько дней.
– Дексия?
– Мадам Соланж.
– А он говорил с ней?
– Да, думаю, что да, – сказала Сандрина безразличным топом. – По крайней мере, я его там оставила.
Фидл пришла в ярость:
– Боже мой, что же он делает?
– Самой интересно, Фидл!
– Сандрина, – спросила она вкрадчиво. – Тебе известно что-то, о чем я не знаю?
Последовала короткая, но очень подозрительная пауза.
– Послушай, Фидл, сегодня в Лондоне я должна встретиться со своим адвокатом. Как ты думаешь, где Питер может там остановиться? Я попозже свяжусь с ним, а потом перезвоню тебе.
У Фидл словно кусок льда в горле застрял.
– Спасибо тебе огромное, Сандрина! – Фидл надеялась, что ярость чувствуется в ее голосе достаточно ясно и отчетливо. – В дальнейшем я смогу разобраться во всем самостоятельно. Ты была чрезвычайно любезна.
– Ну, как хочешь, – сказала Сандрина, зевнув так сладко, что ей позавидовала бы персидская кошка. – Не пропадай!
Фидл швырнула телефонную трубку. Ей хотелось разбить что-нибудь. Она залпом выпила стакан апельсинового сока и запустила им в стену над туалетным столиком. Стакан обиженно звякнул и упал на ковер.
– Где он может там остановиться? Я попозже свяжусь с ним и перезвоню тебе, – передразнила Фидл. – Ну и сучка! – выругалась она про себя. – Я должна выяснить, в каком отеле остановился Питер, а она побежит и бросится ему на шею. Она что, не врубается, что я и сама могу позвонить ему в Лондон?»
В этот же день, ранним утром, когда тоненький лучик света пробился сквозь тяжелые занавеси в комнате Дексии Соланж, Питер допил чашку кофе, которую она принесла ему до того, как задремала.
За время их беседы Питер не раз удивлялся, почему же мадам Клео сама не описала ему свою историю. Может быть, Клео настолько вошла в чужую роль, что не могла позволить себе раскрыть свое истинное «я»? Когда между ним и Дексией возникло доверие, он спросил, чего опасается мадам Клео.
Питер подключил наушники к кассетнику и прокрутил ленту назад, чтобы еще раз услышать ее ответ.
«Потерять свою маску, – услышал он голос мадам Соланж. – Человек становится беззащитен перед миром, если обнаруживает свое уязвимое место. Сначала эта Клэруайн убедила ее, что американского издателя интересуют лишь сексуальные подробности ее бизнеса. Мадам не призналась бы, но, поверьте мне, она читает все эти саморазоблачительные мемуары, которые вы, американцы, так любите. Кое-кто из числа ее бывших девушек написал такие книги. И она считает, что, если на страницах достаточно секса, всему остальному можно и не придавать особого значения. Но вы, я думаю, поняли, что в жизни самой мадам Клео секс занимал очень мало места. Когда вы начали нажимать на нее, чтобы она рассказала о себе, Клео поняла, что вы хотите сделать книгу совсем иного рода. Она осознала что, работая с вами, она не избежит возвращения к полуживой девочке, побывавшей в руках этих скотов, которая упала у моего порога почти пятьдесят лет назад. Но она слишком горда для этого. Жалость унизительна мистер Ши. Вам приходилось когда-нибудь быть объектом жалости? Это почти то же, что чувствовать себя оскорбленным».
Она поведала, как со временем вернулась на сцену, а управление домом передала Клео.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51