– Вовсе он не кошмарный. Для меня, во всяком случае.
Ей пришлось защищать честь Дункана, чтобы оградить свою честь. По этой причине люди так щепетильны в отношении своих партнеров – даже бывших. Согласиться, что Дункан ничего не стоит, означало признать, что годы жизни выкинуты на свалку, что ты не обладаешь чутьем, вкусом, здравым смыслом. Именно из этих соображений она продолжала в школьные годы защищать «Шпандау балет», хотя сама уже давно их не слушала.
– То есть ты завела второго? И к шести часам уже с ним закончила? Скоростные скачки? – В трубке раздался восторженный смех, вызванный собственной шуткой.
– Что-то теряешь, что-то находишь.
– То есть в этот раз ты потеряла? – Жадное ожидание подтверждения.
Да, хотелось сказать Энни, именно об этом я и говорю, тупица ты этакая. С чемпионского пьедестала с олимпийской медалью на шее не спрыгивают с присказкой «что-то теряешь, что-то находишь».
– Боюсь, что так.
– Через полчаса буду. Все обсудим подробненько.
Дезертировать из системы среднего образования Линде удалось после прозябания в одной из средних школ на севере Лондона. С тех пор она подбирала колоски на сжатых полях светской хроники, воспевала успехи липосакции, рассыпала проклятия целлюлиту, восхищалась декором дамских сапог, расписывала кошачьи бантики, малокалорийные пирожные, эротическое белье и иные прелести жизни, преподносимые женскими журналами своим читательницам. Когда они общались в последний раз, Энни показалось, что подруга едва сводит концы с концами, тем более что Интернет откачивал работу все успешнее. Линда красила волосы хной, разговаривала чересчур громко и всегда стремилась выяснить «позицию» Энни по целому ряду вопросов: ток-шоу, которого Энни никогда не видела; группа, о которой Энни в жизни не слышала; президентские выборы в Штатах и лично Обама, с которым Энни, признаться, знакомства не водила. Энни же о «позиции» обычно не заботилась, хотя иной раз могла высказать свое мнение. Но ей казалось, что Линду интересует не мнение, а нечто более агрессивное, категоричное, по возможности парадоксальное. Энни же, обладай она агрессивностью, категоричностью и способностью к парадоксальным побуждениям и поступкам, не стала бы тратить их на «позицию», а нашла им более практическое применение. Жила Линда с партнером, скучным вежливым господином, столь же безнадежным, как и Дункан. Все общие знакомые, однако, вежливо соглашались, что партнер ее отмечен божественною искрой, что эпохальный литературный опус его скоро созреет для миллионных тиражей и осчастливит человечество, а сам он сможет прекратить преподавание скучного вежливого английского скучным вежливым японским технократам.
– Ну?! Давай выкладывай!
Энни еще не успела снять пальто, а Линда уже плюхнулась на стул, уперлась локтями в столешницу и приготовилась впитывать новости.
Свести бы их с Дунканом, подумала Энни. Чтобы они вволю смогли «выкладывать» друг другу свои эмоции.
– Я оставила Майка дома, чтобы он не мешал нашему девичнику.
Девичник! Энни чуть зубами не скрипнула. Ну и лексикон!
– Так что там у вас? Где вы были, что делали?
Энни подивилась интенсивности интереса подруги.
Может, притворяется? Неужели можно всерьез интересоваться нелепым интернет-свиданием?
– Ну… – Чем там они должны были заниматься? – Выпили кофе, сходили в кино на Рассел-сквер на французский фильм и… вот, собственно, и все.
– И чем все кончилось?
– Фильм? Жена героя обнаружила, что он спит с поэтессой, и ушла от него.
– Балда, при чем тут фильм, я спрашиваю, чем свидание кончилось!
В этом вся Линда: никакого чувства юмора. Но Энни и сама идиотка, нашла с кем шутить.
– Ну, я…
Ох, ну какая разница? Все это просто курам на смех. Изобрела свидание, чтобы замаскировать другую встречу, тоже наполовину выдуманную. Фантазия на тему фантазии. Ладно, придется врать дальше, Линда ждет.
– Мы просто распрощались. Неловко получилось. Он пришел не один, с девицей. Похоже, что он хотел…
– Бог мой!
– Ну да.
Если история, которую она сейчас рассказывает Линде, когда нибудь будет опубликована, надо выразить благодарность Роз, а то и взять ее в соавторы. Ведь именно Роз ей объяснила, что в интернет-знакомствах такое сплошь и рядом.
– Подобные вещи случаются чаще, чем ожидаешь, – сказала Энни. – Я могла бы кое-что порассказать…
Она вдруг почувствовала себя заправским сочинителем. Первое «творение» отличалось некой полуавтобиографичностью, теперь же она вступила на территорию чистого воображения.
– Значит, ты уже ветеран в интернет-контактах? Шаришь по сайтам знакомств?
– Нет-нет. Не совсем. – Сочинительство оказалось несколько более сложным занятием, чем Энни себе представляла. Истину предстояло выкинуть полностью, а к этому она оказалась не готова. – Но то, с чем я уже столкнулась, выглядит достаточно нетривиально. И о каждом случае можно рассказать не одну и не две истории.
Линда сочувственно покачала головой:
– Слава богу, что мне это ни к чему.
– Да, тебе повезло.
На самом деле Энни так не думала. Она достаточно успела узнать Майка, чтобы считать Линду одним из несчастнейших существ на планете.
– А как же Дункан?
– Он ушел к другой.
– Смеешься? Не верю.
– Что, он так плох?
– Энни! Он ужасен!
– Ну конечно, до Майка ему далеко, но…
Может, она перегнула палку? Даже Линда поймет, что она издевается. Но Линда лишь слегка улыбнулась, причем несколько самодовольно.
– В общем, так или иначе, но Дункан нашел другую.
– Да кого он мой найти! Разве что какую-нибудь нашу читательницу.
– Ее зовут Джина, она преподает в том же колледже.
– Отчаявшаяся особа.
– Одиноких часто можно назвать отчаявшимися.
Отпор мягкий, почти незаметный, но Линда его ощутила. Возможно, она видела одиночество прямо перед собой – вот оно, сидит, потягивает лагер и старается сохранять полное спокойствие. Одиночество… Болезнь, высасывающая силы, ослабляющая разум. Разве торчала бы Энни в течение часа перед музеем Диккенса, если бы не эта болезнь?
Официант подал рулетики, и тут же заверещал мобильник Энни. Номер неизвестен – тем больше оснований ответить.
– Алло!
Голос в трубке солиднее, чем она ожидала, ниже тембром, однако слаб, чуть ли не дрожит.
– Энни?
– Да.
– Привет. Такер Кроу.
– Привет. – На этот раз первое слово, которое он от нее услышал, покрыла ледяная корка. – Надеюсь, у вас имеется какое-нибудь удовлетворительное объяснение.
– Надеюсь, мое объяснение вас удовлетворит. Хотя бы слегка. Сердечный приступ, сразу с трапа самолета. Хотелось бы оправдаться чем-нибудь посерьезнее, но, надеюсь, вы и это объяснение примете.
– О боже мой! Как вы себя чувствуете?
– Уже неплохо. Физически лучше, чем морально. Оказалось, что я не столь вечен, как раньше воображал.
– Я могу что-то для вас сделать?
– Было бы приятно видеть посетителя, не принадлежащего к моему семейству.
– Обязательно приду. Вам что-нибудь принести?
– Может… книжку-другую. Что-нибудь английское и туманное. Но не такое туманное, как «Барнаби Радж».
Энни несколько неестественно рассмеялась, записала адрес больницы, распрощалась и покраснела. Что-то слишком часто ей приходится краснеть в последние дни. Может быть, она действительно помолодела? Еще пубертатных эмоций не хватало.
– Это, похоже, одна из твоих историй? – спросила Линда. – Судя по цвету твоего лица, во всяком случае.
– Да. Да-да. Одна из историй.
Такер в любом случае история, даже если ничем другим ему стать не доведется.
На следующее утро она в одиночестве топталась у входа в книжную лавку, дожидаясь открытия. Других потенциальных покупателей не нашлось. Она мерзла, но не уходила. На Черинг-Кросс-роуд Энни прибыла без десяти девять и обнаружила, что книжные магазины открываются не раньше половины десятого. Она сбегала выпить кофе, вернулась на пост. В 9.31 он заметила сквозь витринное стекло какое-то шевеление. Чего они там копошатся, какого черта тянут? Не видят, что ли, что тут прыгает покупатель? Небось думают, что никто еще от жажды чтения не умирает, так и бросят ее подыхать на тротуаре. Наконец молодой человек с прикрытыми недельной щетиной прыщами и длинными, давно не мытыми волосами отпер и распахнул перед нею дверь. Энни ворвалась в лавку. За ночь она немало передумала. Такер об этом, конечно, никогда не узнает, но заснуть в эту ночь ей не удалось. Она интенсивно размышляла, какой литературой следует обзавестись. К двум ночи она остановилась на десятке книг – достаточно, чтобы удовлетворить его читательский аппетит и утолить ее жажду действия. С утра она, однако, сообразила, что, появившись перед Такером с горою книг, со всей очевидностью продемонстрирует свою неуравновешенность и одержимость. Двух вполне достаточно, в крайнем случае трех, чтобы расширить выбор. В конце концов она купила четыре, решив выбрать из них две по дороге. Откуда ей знать, понравятся ли ему эти книги, если она о нем ничего не знает кроме того, что он любит Диккенса. Лечебница находилась в районе Марбл-Арк, поэтому Энни села на Оксфорд-стрит на автобус, направлявшийся, как ей казалось, в западном направлении.
Только вот… Конечно же, каждый, кому нравится литература XIX века, читал «Ярмарку тщеславия». А книга с названием «Площадь Похмелья»?.. Хорош подарочек для завязавшего алкоголика. А в «Бархатных пальчиках» столько секса – не воспримет ли он это как намек? К тому же секс там преимущественно лесбийский – еще подумает, что она его отталкивает таким образом, в то время как дело обстоит ровным счетом наоборот. А вдруг после сердечного приступа о сексе вообще вредно думать? Ох черт. Она выглянула в окно, увидела еще одну книжную лавку и вышла на ближайшей остановке.
У входа в клинику Энни судорожно рванулась к урне и, одолеваемая чувством вины, принялась запихивать в нее четыре новенькие, только что купленные книжки в мягких обложках. Что поделаешь, купила слишком много, а куда их девать? Да и вкус ее мог его шокировать – еще подумал бы, что с намеком выбирала. К тому же одну или две она и сама не читала – а вдруг он спросит, о чем они, и придется опять заикаться и краснеть. Ладно, хватит паниковать. Она просто нервничает и от нервов только еще сильнее себя накручивает. Уже поднимаясь к палате, Энни глянула в зеркало лифта – на нее смотрела изможденная старуха. Вместо того чтобы о книжках переживать, лучше б накрасилась как следует. Да и выспаться не мешало бы – трудно хорошо выглядеть, если не проспишь хотя бы семь часов. Одно сомнительное утешение: он тоже вряд ли в лучшей форме. Может, у нее планида такая: она привлекает только таких задохликов, которых ни на что другое уже не хватает. Она безрезультатно попыталась поправить прическу и наконец ступила из лифта в коридор.
По пути в палату Энни увидела Джексона, которого водила за ручку шикарного вида мрачная дама лет под пятьдесят. Энни попыталась улыбнуться ей, но улыбка, если и получилась, не проникла сквозь броню отчуждения дамы. Натали, если это была она, очевидно, не привыкла расточать улыбки кому попало во избежание девальвации своих знаков внимания. Хорошо хоть, Энни не полезла знакомиться, не сползла до уровня идиоток, которые кидаются здороваться со звездами сериалов только потому, что знают их в лицо. Если фото Джексона висит у нее на холодильнике, это еще не значит, что надо бросаться на парня и пугать его до полусмерти. Тем более что Джексон и без того выглядел испуганным. А вдруг Такер совсем плох? А вдруг он умрет, когда она будет у него в палате? И его последними словами станет фраза: «Ой, бросьте, я все это уже читал сто лет назад»? Надо было еще что-нибудь купить. При ней еще никогда никто не умирал. Еще, чего доброго, она станет последним человеком, которого он в своей жизни увидит. Может, не поздно повернуть обратно? Или подождать, пока к нему придут какие-нибудь родственники или знакомые?
Рука Энни между тем поднялась и постучала в дверь. Изнутри донеслось приглушенное «Войдите», и вот она уже сидит на краю его кровати, и оба сияют улыбками.
– Я вам книжки купила, – ляпнула она чуть ли не сразу. Жуть, кто же об этом говорит, едва представившись!
– О, извините… то есть я хотел сказать, что верну вам деньги. Мы все же недостаточно знакомы, чтобы вы из-за меня тратились.
Ну вот, сама напросилась – тоже мне, добренькая нашлась. Идиотка.
– Нет-нет, ну что вы… Я просто хотела сказать, что не забыла. Ужасно, конечно, валяться в больнице, когда нечего читать.
Он кивнул в сторону прикроватной тумбочки:
– Тут у меня старик Диккенс, «Барнаби». Только что-то он меня не радует. Вы его читали?
– Э-э… – Ну же, рожай, дура, приказала она себе. Ты же знаешь, что прочла три-четыре романа Диккенса, но «Барнаби Радж» в их число не входит. Из-за этого тебя не повесят. Лучше не рисковать.
– И у меня так же, – выпалила она. – Я начала, но не одолела. Впрочем, у вас с сердцем проблемы, а мы о моем чтении толкуем. Как вы?
– Неплохо, в общем.
– Правда?
– Да. Только устал. И о Джексоне беспокоюсь.
– Я, кажется, встретила его в коридоре.
– Да-да. Натали повела его игрушки покупать. Все это так странно.
– Они раньше не встречались?
– Господи, конечно нет. – Ее рассмешило беспокойное выражение его лица. – Да и зачем мне это. Ведь любой отец хочет, чтобы сын брал с него пример. А с чего тут брать пример, если в прошлом одни ошибки?
– Но вроде бы она к нему хорошо относится.
– Да, пожалуй. И ко мне тоже. Ее муж оплатил наш перелет. А я в знак благодарности бухнулся, едва войдя в дорогущую клинику. Теперь им и за это платить придется. – Такер криво усмехнулся.
– Значит, она не такая уж и плохая? – подсказала Энни.
– Даже очень хорошая, теперь я это вижу.
– А как получилось, что вы женились на англичанке?
– Ох-х… – Он отмахнулся, как будто жена с другого континента непременно входит в джентльменский набор многоженца и этакую несущественную деталь даже и упоминать-то неловко.
Энни одернула себя и велела не задавать лишних вопросов и слишком много вопросов вообще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35