«Это замечательно», — сказал я. «Если вы согласитесь подготовить их к печати, я вам хорошо заплачу». Это тоже замечательно, подумал я. «А что это за документы?» — спросил я. Он открыл сумку и извлек оттуда несколько статей, написанных разным почерком. В одной как будто обсуждалась теория вероятности, и я сразу подумал о вас, Минар. Во всяком случае, каков бы ни был предмет этих статей, я не мог отказаться от его щедрого предложения. «Может быть, обговорим условия?» — спросил я. «Вас устроят десять процентов?» — ответил он. Мне никогда не предлагали заплатить в такой валюте, но я был уверен, что вознаграждение будет приличным, и мы пожали друг другу руки. «Давайте работу, — сказал я, — и через месяц все будет готово».
— То есть как, он даже не захотел посмотреть, какой у вас почерк? — изумленно перебил его Минар.
— Он же видел, что я человек слова. Кроме того, я записал для него свой адрес.
— Зачем это? — спросил Минар, считавший чердачную комнату, которую раньше снимал он один, их адресом, а не адресом Феррана.
— Он сказал, что пока что не может дать мне постоянного адреса, где я мог бы его найти, — продолжал Ферран, — и ему не хочется назначать мне встречи в общественном месте вроде того кафе, где мы сидим.
— Что он имеет против столь распространенной практики? — спросил Минар.
— Он сказал, что содержание документов, которые он мне передал, должно храниться в строжайшей тайне и я никому о них не должен рассказывать. Я даже утаил от него, что мы будем переписывать вдвоем с вами. Он предупредил меня, что если бумаги попадут в руки его недоброжелателей, то могут быть серьезные последствия…
Ферран помолчал, словно только сейчас осознав, что ввязался в опасное предприятие.
Минар смотрел на сумку. Потом медленно проговорил:
— Вы что, позволили себя втянуть в какой-то заговор?
— Ничего подобного!
Однако Ферран открыл сумку с некоторой опаской, поскольку ему не пришло в голову ознакомиться с ее содержанием до того, как он заключил сделку, коей так горился.
Минар перелистывал страницы тетрадки, извлеченной из сумки.
— Куда же он потом отправился, этот ваш странный благодетель? И как его зовут?
— Не знаю. — Ферран с трепетом читал другую тетрадку. — Мы еще раз пожали друг другу руки, я взял сумку, и на этом мы расстались — до истечения месяца.
— Но он знает, где мы живем. И если он замешан в чем-нибудь недозволенном и полиция станет его допрашивать…
Минар нашел статью, предметом которой как будто была механика, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что работа посвящена поэзии. Ферран же читал статью, где излагалась новая теория солнечных часов.
Оба почувствовали облегчение. В сумке содержались научные труды весьма сложного, невразумительного свойства. Анонимный приятель Феррана, видимо, был просто одержим манией скрытности, что вообще характерно для мелкотравчатых мыслителей, воображающих, будто кто-то захочет похитить их идеи.
— В месяц мы не уложимся, — сказал Минар, запуская руки в свои густые и жесткие волосы. — Тут хватит работы на год.
— Мы договорились, что, если я не буду успевать, он продлит срок.
— Тогда нам незачем браться за работу сегодня. Вы сказали, что мы пойдем в ресторан. Сколько он дал задатку?
— Кто?
— Как кто? Наш новый работодатель.
— Он ничего мне не заплатил. Мы просто договорились, что он придет за работой через месяц.
Минар окинул взглядом груду рукописей, загромоздивших их шаткий стол.
— Вы предлагаете потратить месяц на переписку всего этого, — воскликнул он, — когда ваш безымянный призрак может даже не прийти за работой, не говоря уж о том, чтобы за нее заплатить? — Минар всерьез рассердился. — Ферран, мне трудно поверить что вы способны на такую глупость.
— Вы просто мне завидуете.
— Если так, — отрезал Минар, — почему бы вам не поселиться у вашего приятеля-призрака вместо того, чтобы жить у меня?
И Минар ушел.
Это была первая размолвка между друзьями, но, когда Минар захлопнул за собой дверь, Ферран не стал его догонять и извиняться. Минар подождал за дверью, надеясь увидеть, как Ферран нажимает ручку, — и намереваясь сбежать по лестнице прежде, чем тот успеет его догнать; но из-за двери не доносилось ни звука. Правда, Минару показалось, что он слышит приглушенные всхлипывания, но, приложив ухо к дверной щели, убедился, что никаких всхлипываний нет, просто Ферран подтянул стул и разгреб на столе бумаги, видимо, собираясь взяться за работу без помощи Минара. Ну что ж, пусть его! Минар пошел вниз по грязной лестнице, держась рукой за шаткие перила.
Шум ссоры потревожил соседей, и некоторые вышли посмотреть, что происходит. Они молча проводили Минара враждебными взглядами, в которых любопытство уже уступило место раздражению. Спустившись на два этажа, Минар увидел стоящую в дверях портниху и остановился, чтобы с ней поздороваться. Остальные двери при этом закрылись, а Минар извинился перед девушкой за то, что помешал ей работать.
— Это не важно, — простодушно сказала она. — А вот булавки вы мне не вернули.
Минар утром сказал Феррану, чтобы тот отдал портнихе булавки, но у идиота не хватило ума даже на это. Минар объяснил это портнихе и униженно извинился.
— Ничего, отдадите в другой раз, — с улыбкой сказала девушка. — У меня же осталась ваша пуговица. Хотите, я пришью ее на место?
Она смотрела на концы ниток, оставшиеся на том месте, где Минар в их прошлую встречу оторвал пуговицу. И, отступив от двери, пригласила его зайти.
Минар оказался в мастерской, откуда две двери вели во внутренние комнаты. Кроме стола и швейной машины, в мастерской почти не было мебели, но все же она выглядела приятнее, чем его собственная комната, более уютной. Он снял пальто и сел на один из двух стульев.
— Сколько вам лет? — спросил он.
— Девятнадцать.
Девушка быстро вдела нитку и взяла пальто.
— И откуда вы приехали?
Поскольку она жила одна, Минар заключил, что она приехала из провинции, чтобы заработать денег себе на приданое.
— Мои родители живут к северу от Парижа. — сказала она и перекусила зубами нитку. Потом принялась пришивать пуговицу, с некоторым усилием протыкая серебряной иголкой плотную ткань черного пальто Минара, а затем легко протягивая нитку до конца. Так, равномерно повторяя эти движения, она рассказала Минару, чго ее зовут Жаклин и что ее родители живут недалеко от леса Монморанси. Она рассказала об их небольшом домике, о своих двух братьях и сестре, о холме, где она ребенком любила играть с куклой, сделаной для нее отцом.
— Не знаю, куда девалась эта кукла, — сказала Жаклин, — но я ее очень любила.
Минару показалось, что у нее в глазах блеснула слезинка.
Вскоре пуговица была пришита. Жаклин встала, встряхнула пальто, и в ее искусных руках оно вдруг показалось Минару модным и совершенно новым. Он протянул за ним руку, но Жаклин не сразу его отпустила, и какое-то мгновение оба держались за пальто. Затем Жаклин сделала шаг назад.
— Какие у вас красивые руки, — сказал Минар, а она покраснела и подошла к двери на лестницу, все это время остававшейся открытой.
Минару пора было идти.
— Я вам обязан вдвойне, — сказал он. — Я не только верну вам булавки, но и отблагодарю вас за то, что вы починили мое пальто.
Он взял девушку за руку — рука была мягкой и теплой — и распрощался с ней. Завернув за пролет лестницы, он увидел, как медленно затворяется дверь, скрывая от него лицо Жаклин,
Теперь можно было отдаться справедливому раздражению против Феррана. Поддержав дух легким флиртом с Жаклин, Минар уже был в состоянии и посмеяться над несуразной сделкой Феррана, и простить его. К тому же он напомнил себе, что заказ, полученный Ферраном, был единственным за последние несколько недель и что они не могли себе позволить от него отказаться. Ферран правильно сделал, согласившись на эту работу, а с тем, что они оказались полностью во власти работодателя, уже ничего нельзя поделать.
Каждая цветочница, мимо которой он проходил, каждая лавочка, где продавались кружева или изящные дамские сумочки, напоминали ему о Жаклин и о том, с каким удовольствием он купил бы ей небольшой подарок. Но с этим придется подождать до конца месяца, когда им заплатят за работу. Однако что подумает их таинственный патрон, когда наконец придет, какое впечатление произведет на него их жилище? Может быть, увидев их убогую обстановку, он решит, что с такими нечего церемониться и он ничем не рискует, даже если не заплатит им ни одного су? Но Минар знал законы. Он зубрил курс юриспруденции по крайней мере пять раз.
Увлекшись своими мыслями, Минар ушел гораздо дальше от дома, чем собирался, и через полчаса обнаружил, что, как лунатик, сам того не сознавая, забрел на окраину города. Он прошел через рынок, между лотками с фруктами, купить которые ему было не по карману, и затем оказался в поле. Тут пели птицы, порхали бабочки, под ногами шныряли ящерицы. Он попытался представить себе лес Монморанси, где он никогда не бывал и куда, может быть, следовало бы отправиться в поисках мира природы, известного ему только из докладов, которые он переписывал в Академии, по-настоящему в них не вчитываясь.
Минар вернулся домой через несколько часов с букетом полевых цветов. Он постучал в дверь Жаклин, но ее не было дома. Тогда он поднялся выше и вошел в свою собственную комнату. Ферран сидел за столом, углубившись в работу.
Ферран поднял голову, увидел в руках Минара цветы, но ничего не сказал по этому поводу.
— Не беспокойтесь, Минар, я сам сделаю всю работу, и, если мне за нее заплатят, я с вами рассчитаюсь, — заверил он Минара.
— Дорогой друг, — сказал Минар, вручая ему цветы, — давайте работать вместе. Даже если нам не заплатят, мы, может быть, узнаем что-нибудь занимательное и полезное. Будем считать нашу совместную работу чем-то вроде шахматной партии, удовольствием, которое нам ничего не стоит, или вроде этих цветов, которые растут у нас под носом, но на которые мы не обращаем внимания, замечая только те, что стоят больших денег.
Эти изящные высказывания завершились теплым объятием, после чего друзья выразили обоюдное убеждение, что даже самая прочная дружба иногда подвергается испытаниям. Затем Минар снял пальто и сел рядом с Ферраном, который к тому времени уже внимательно просмотрел пачку бумаг, полученную от работодателя.
Он переписывал перевод статьи шотландского философа по имени Магнус Ферпосон.
— Видимо, сторонник якобитов, — сказал о нем Ферран.
— Значит, человек благонамеренных политических убеждений, — с облегчением сказал Минар, который все еще испытывал сомнения по поводу предложенной им работы, хотя отказаться от нее был не в силах. Минар прочитал статью, озаглавленную «Космография», где описывались странствия среди планет и где, на его взгляд, отсутствовал всякий смысл.
— Значит, мы целый месяц будем переписывать этакое? — спросил Минар, почесав голову. — Вот уж действительно наберемся ума.
И Минар засучил рукава, готовясь разделить труды своего друга.
Через полтора часа оба очень устали и очень проголодались.
— В данную минуту, — сказал Минар, — я был бы готов броситься голым в гущу самой жестокой битвы, я бы согласился на то, чтобы меня засунули в ванну с ледяной водой и чтобы мне прижигали спичками кончики пальцев, я публично признал бы все совершенные мной прегрешения и даже те, о которых я только думал, — лишь бы за все это меня наградили жирной и сочной жареной уткой.
— Я бы согласился и на худшие истязания, — подхватил Ферран, хотя недоедание мучило его меньше, чем его толстенького приятеля. — Но ничего такого нам не предлагают. С другой стороны, если бы вы сейчас отправились на рынок Сен-Жан, вам бы удалось купить достаточно подпорченных продуктов, чтобы поддержать наше существование еще на одни сутки.
— Да, так я и сделаю, господин Ферран, хотя подозреваю, что, так же как и другие несчастные, которые не могут прокормиться иным способом, я вынужден буду ждать до закрытия рынка. А чтобы меня не приняли за нищего, возьму с собой что-нибудь почитать.
И Минар взял со стола пачку еще не переписанных статей.
— Разве у вас нет книги?
— Конечно, есть, но я принял решение, что впредь буду с большим вниманием относиться к переписываемым мной текстам. И лучше всего читать их заранее — тогда я выгадаю время при переписке.
Ферран неодобрительно поглядел на пачку бумаг в руках своего друга.
— Поаккуратней с ними обращайтесь, — сказал он. — Помните, что их хозяин ими очень дорожит.
— Ха! — хмыкнул Минар. — Писаки придают такое же смехотворно преувеличенное значение своим опусам, какое простушка-служанка — своей девственности.
И с этими неоправданно вульгарными словами он ушел.
Некоторые читатели (и, без сомнения, большинство писателей) не согласятся с этим высказыванием Минара, но он был совершенно прав, утверждая, что ему придется долго ждать на рынке на Бодуайе. Прошло немало времени, прежде чем ему и ему подобным позволили копаться в кучах побитых фруктов, подгнивших овощей и обрезков мяса сомнительного свойства. Вот тебе и ресторан, обещанный Ферраном! Дожидаясь конца торгового дня, Минар прочитал статью, в которой отрицалось существование Вселенной и которая не сумела заглушить голодное урчание у него в желудке. Но так или иначе он сумел набрать достаточно съестного. И отложил в сторону совершенно целое яблоко, коим собирался угостить свою юную подругу.
Поднимаясь по лестнице, Минар опять постучал ей в дверь, и на этот раз она была дома.
— Я принес вам кое что, — сказал он, когда Жаклин, приоткрыв дверь и разглядев, кто к ней пожаловал, распахнула ее перед ним. Минар подал ей яблоко. — Конечно, оно вряд ли вознаградит вас за ваши труды.
Жаклин неуверенно взяла яблоко, поблагодарила Минара и так и осталась стоять в дверях с лицом, освещенным признательностью, разглядывая его подношение.
— Конечно, я еще не вернул вам булавки, — сказал он. — Ну что это такое — все время про них забываю!
— У вас плохая память? — спросила Жаклин, созерцая яблоко, словно это был требник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41