— Вы любите играть в шахматы?
— Ну как же, — ответил Минар, — «Режанс» — мой второй дом. — Это было не совсем так. К тому же, вспомнив, что именно в этом кафе Ферран встретил человека с рукописью, от которой пошли все их беды, добавил: — Впрочем, я предпочитаю «Магри».
— В таком случае, — сказал Руссо, едва подавляя вздох, — почему ваш второй дом не «Магри», а «Режанс»?
Как мы знаем, Минар никогда не был силен в логике. К тому же перед его мысленным взором все еще стояло видение отца Бертье, убивающего Жаклин, и он неважно соображал.
— Когда я сказал, что «Режанс» — мой второй дом, я имел в виду, что мой первый дом — «Магри».
— А как же ваша комната у Д'Аламбера?
Минар все больше запутывался.
— Я там так редко бываю, что не считаю ее своим первым домом.
— И даже третьим? — спросила Тереза, заглянувшая узнать, не надо ли пополнить кувшин. Ее вмешательство в разговор заставило Жан-Жака недовольно нахмуриться.
— Нет, — сказал Минар, — даже не третьим. Третьим, пожалуй, можно считать наш домик в Монморанси, а наша комната у Д'Аламбера вообще не считается.
— Однако живете вы все-таки у Д'Аламбера, — с некоторым раздражением напомнил Руссо.
— Да разве это жизнь? — беззаботно бросил Минар.
— Как это понимать? — спросил Руссо, отсылая Терезу кивком головы.
Минару ничего не оставалось, как продолжать импровизировать:
— Вы же знаете, что за человек Д'Аламбер. Я бы никому не посоветовал жить с ним под одной крышей. А уж жена его…
Руссо недоуменно поскреб в голове.
— У Д'Аламбера нет жены! Неужели вы приняли за жену его приемную мать?.. Или вы хотите сказать, что этот карлик, этот урод, этот крикун наконец нашел себе любовницу?
Нет, Руссо явно не жаловал Д'Аламбера, и Минар пожалел, что хорошо о нем отозвался. Но по крайней мере он пренебрежительно поставил свою предполагаемую комнату в доме Д'Аламбера на третье или даже на четвертое место.
— Честно говоря, я предпочитаю общество Дидро, — сказал он.
Глаза Руссо сузились. Он потер подбородок.
— Извините за откровенность, но вы какой-то странный человек. Ваш друг Ферран похож на вас?
— Даже хуже, — с улыбкой ответил Минар, затем уловил в словах Руссо намек. — Но вы не подумайте, в наших отношениях нет ничего зазорного. Мы оба любим уединенную жизнь, но мы просто друзья. По сути дела, братья.
— У которых разные фамилии?
— Кузены.
— В таком случае прошу меня извинить, — сказал Руссо, вставая со стула. — Мне надо работать. Я с удовольствием побеседовал с вами и желаю вам и вашему кузену приятно провести лето в Монморанси. Тереза проводит вас к выходу.
Минар спустился по лестнице, довольный, что так ловко вывернулся из затруднительного положения. Он даже и словом не обмолвился, что друг Руссо отец Бертье — убийца. Способность Минара говорить об одном, думая совершенно о другом, порой поражала даже его самого, хотя он это делал всю свою жизнь. Но почему Жан-Жак заговорил о шахматах? И Минар крикнул с нижних ступеней лестницы:
— Может, как-нибудь сыграем в шахматы? — В ответ Руссо что-то проворчал. — Я приведу Феррана — он играет гораздо лучше меня.
Распрощавшись с Терезой и выразив сожаление, что ему не придется отведать ее морковного супа, Минар вышел через калитку на улицу и тут же расплакался.
— Бедная Жаклин, — прошептал он, утерев слезы рукавом и пускаясь в обратный путь. Бумаги, которые привели его в такое смятение, все еще щекотали его грудь.
Вернувшись домой, он увидел, что Ферран сидит, уронив голову на стол.
— Боже, он и вас убил! — воскликнул Минар, бросаясь к другу. Тот поднял голову с груды рукописей — он просто заснул за работой.
— Минар, иногда мне кажется, что на земле нет человека глупее вас, — сказал он, когда Минар поделился с ним своей теорией. Но тут Минар достал из-за пазухи потерянные странички рукописи. На них были пятна пота, и Ферран вглядывался в них, держа их на расстоянии вытянутой руки. Однако он был вынужден признать, что это — действительно часть сборника, который Ферран теперь называл «Энциклопедией» Розье.
— Тогда нам остается решить последнюю загадку, — сказал Минар. — Почему Бертье, забрав эти бумаги из комнаты убитой им Жаклин, отдал их Руссо?
Ферран медленно покачал головой.
— Перестаньте думать о загадках. Перед нами стоит только одна задача — переписать «Энциклопедию» Розье. Нам не следует ни на что отвлекаться.
И, заточив новое перо, Ферран вернулся к переписке трактата, излагавшего теорию Розье относительно сельского хозяйства, с того места, на котором заснул. Минар уныло взял из груды бумаг еще одну статью. Ферран поднял глаза от работы и неодобрительно посмотрел на Минаpa. Минар сел на узел, лежавший около двери, и принялся читать. Ферран углубился в работу.
Учитывая слабость Минара в логике, ему, пожалуй, повезло, что в документе, который он читал, описывалось изготовление «механизма умозаключений». Это, насколько мог понять Минар, был хитроумный прибор типа астролябии или часов, но отличающийся и от того, и от другого тем, что вместо цифр на нем были написаны слова и фразы. Минар не смог постичь принцип действия этой машины, так же как и ее назначение, но ему нравилось складывать и переставлять в уме разнообразные отрывки фраз, из которых должно было получиться умозаключение. В статье приводились примеры способности машины делать логические выводы.
Все люди жаждут славы. Человек — не собака. Следовательно, собаки не жаждут славы.
Прославившийся человек счастлив. Собака не может прославиться. Следовательно, счастливое существо не может быть собакой.
Человек — не собака. Некоторые люди не отличаются трусостью. Следовательно, некоторые собаки не отличаются трусостью.
Все люди — животные. У некоторых животных четыре ноги. Следовательно, у некоторых людей четыре ноги.
Минар решил, что «механизм умозаключений» выйдет отличный, если только кто-нибудь сумеет его сконструировать; однако это маловероятно, если только они с Ферраном не перепишут, как взялись, инструкцию. Но Минар знал и то, что Розье, их загадочный патрон, никогда не найдет их в Монморанси. Энциклопедия теперь принадлежит им, и терпеливый труд Феррана, скрип его пера нужны только ему самому. Точно так же, прочитав эту статью, Минар лишь расширил собственный кругозор, и теперь, когда они с другом оказались в сельской местности, у них наконец появится время изучить предметы и дисциплины, в которых они, к своей досаде, совершенно не разбирались.
Он начал заполнять пробелы в своем образовании с логики. Очень внимательно перечитав статью, Минар решил, что понял все, относящееся к силлогизмам во всех их четырех формах и двухстах пятидесяти шести наклонениях. Ему понадобится эта ясность и четкость мышления, если он хочет когда-нибудь забыть свои невзгоды и бедную Жаклин — тоже.
Прошел час. Ферран писал, Минар читал и уже начал ощущать себя докой в этой области. Он легко разобрался с modus ponens или modus tollens, тогда как modus tollendo ponens и modus ponendo tollens немного его озадачили, пока он не понял, что это, в сущности, то же самое, только менее внятно сформулировано. Логика, заключил он, это просто здравый смысл, а здравым смыслом он руководствовался всю жизнь.
Достанется ли когда-нибудь убийце Жаклин по заслугам? Преступника или повесят, или нет, рассуждал Минар, используя правило, которое, как он теперь знал, называется «принцип исключения среднего». Случится или то, или другое; но если убийцу все равно повесят, Минару незачем заботиться о неизбежном торжестве справедливости; если же нет, усилия Минара все равно будут тщетными. Так что ему надо про это забыть и заняться расширением своего образования.
Прошел еще час, в течение которого дедуктивное мастерство Минара возросло, по его подсчетам, в четыре или пять раз. Если так пойдет дальше, он скоро будет в состоянии решить сложнейшие задачи, стоящие перед человечеством. В какой-то момент он даже спросил Феррана:
— Ферран, вы согласны, что все люди — потенциальные убийцы?
Ферран перестал писать и задумался над этим совершенно не относящимся к делу вопросом.
— Нет, я так не считаю, — сказал он, возвращаясь к своему занятию.
— Каков же будет противоположный постулат? — спросил Минар, на что Ферран ответил, на сей раз не поднимая головы от рукописи:
— Ни один человек не является потенциальным убийцей.
— Ха! — сказал Минар. — Но кто-то же убил бедную Жаклин, значит, все-таки все люди — потенциальные убийцы. — Потом он добавил: — Даже вы или я.
Ферран не расслышал этих слов — или притворился, что не расслышал.
Логическая дедукция — тот же здравый смысл, который Минар безошибочно применял для разрешения повседневных проблем. Но как приятно узнать несколько изысканных терминов и определить с их помощью свои разнообразные суждения! Подумав еще минут десять, Минар так громко и неожиданно вскричал «Ну конечно!», что у Феррана дрогнула рука, и вместо точки над «i» получилась безобразная клякса, которую он тут же принялся соскабливать. Минар же заявил:
— Если я прав, то Жаклин Корне убил сам Жан-Жак Руссо!
Ферран сердито подул на страницу и воззрился на Минара:
— Что вы несете?
— Все очень просто, — объяснил Минар. — Разве вам это не очевидно? Если я прав, утверждая, что Руссо — убийца, тогда, поскольку я действительно прав, Руссо и есть убийца.
Ферран терпеливо его выслушал и сказал:
— Хорошо. Но допустим — как логическую гипотезу (а логика за последние два часа, кажется, совсем сбила вас с панталыку), — допустим, что вы не правы.
Минар закивал, радостно улыбаясь, словно Ферран попал в ловушку, которую он для него приготовил.
— Тогда позвольте мне сформулировать мой тезис иначе: если мое предположение справедливо, то Руссо — убийца.
Он с гордостью ждал ответа Феррана, уверенный, что сокрушил все его доводы.
— Да, — после некоторого размышления согласился Ферран. — А что, если ваше предположение несправедливо?
— Тогда справедливо противоположное. Так каково же будет противоположное утверждение тому, что я сказал: «Если мое предположение справедливо, то Руссо — убийца»?
Ферран, у которого были более важные дела, чем помогать Минару в его логических упражнениях, сказал:
— По-видимому, оно будет: «Если мое предположение несправедливо, то Руссо — убийца».
— Ага! — вскричал Минар. — Но мое предположение несправедливо, и, следовательно, Руссо — убийца.
— Болван, — пробурчал Ферран, но Минара не так-то просто было остановить.
— Хорошо же, — упорствовал он, — если Руссо не убийца, то, может быть, вы — король Франции?
Ферран подумал, что его друг чересчур увлекся изучением логики.
— А завтра вы меня начнете учить, как вывести квадратуру круга и как превратить свинец в золото? — спросил он.
— Очень может быть, — ответил Минар. — Я понял, что «Энциклопедия» Розье поможет мне возместить все мои провалы на экзаменах; хотя проваливался я потому, что в день экзамена был нездоров, или выпил накануне лишнего, или курс читал плохой лектор…
Ферран слышал все эти оправдания еще во время их первого разговора на скамейке — и много раз после.
— Ну так скажите, — вернулся Минар к своей аргументации, — вы — король Франции?
Ферран даже не потрудился ответить.
— Но вы признаете, что если бы Руссо не был убийцей, то вы были бы королем Франции?
Ферран был не в состоянии уловить логику, стоявшую за этим утверждением.
— Если вы когда-нибудь действительно станете адвокатом, Минар, то уж никак не благодаря «Энциклопедии» Розье. Как это вы выводите, что невиновность Руссо делает меня королем?
К этому времени Минар вскочил на ноги и принялся расхаживать по комнате, следуя примеру последователей Аристотеля, которые, как он где-то читал, всегда излагали свои доводы, расхаживая взад и вперед.
— А вот так: в «Энциклопедии» утверждается, что из несправедливого положения можно сделать любой вывод. Если несправедливо, что Руссо — не убийца, то вы — король Франции. А раз вы не король Франции, значит, Руссо — убийца. Сколько вам еще нужно доказательств логического факта, неопровержимого, как математическая теорема, что белую шейку невинной Жаклин стиснули и сломали жестокие руки самого знаменитого писателя на свете?
И Минар залился слезами, хотя трудно было сказать, что он оплакивал — горькую судьбу бедняжки Жаклин, неспособность Феррана следовать его логическим доводам или злодейство Жан-Жака Руссо, прежде вызывавшего у него восхищение.
— Мне очень жаль, мой друг, но вы совершеннейший олух, — только и сказал Ферран, возвращаясь к лежавшей перед ним на столе рукописи.
Но Минар на этом не успокоился. Пока Ферран работал, он торопливо перелистывал статью Розье о логике.
Если «механизм умозаключений» когда-нибудь удастся сконструировать, тогда правильность его анализа будет доказана; если же нет, тогда имеет смысл попытаться построить простые «силлогистические счеты», представляющие собой, по сути, познавательную игрушку, чертежи и расчеты которой были включены в статью. Минар принялся рвать на клочки листы бумаги.
— У нас и так мало бумаги! — воскликнул Ферран. Он рассердился еще больше, когда Минар заточил перо и сунул его в чернильницу Феррана, затем вытащил, чуть не забрызгав его чернилами, и принялся писать что-то на подготовленных им полосках бумаги. Поскольку на столе не было свободного места, Минар расположился на полу и принялся собирать полоски в порядке, рекомендованном Розье. Феррану его занятие представлялось каким-то каббалистическим ритуалом.
Через некоторое время Минар оказался на коленях в центре аккуратно разложенных сорока или пятидесяти полосок бумаги, на которых были написаны слова или фразы типа: «Все убийцы трусы», или «Если человек смертен, то…», или «У некоторых собак четыре ноги». С приближением сумерек эти поспешно нацарапанные надписи становилось все труднее разобрать. Полоски бумаги, казалось, лежали в полном беспорядке, но Минар пальцем прокладывал путь от одной к другой согласно инструкции, в которую он то и дело заглядывал, как моряк, старательно и со знанием дела намечающий курс корабля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41