Ее прижали к стене, а Дэнни рывком подняли и припечатали лицом к стойке, так, что он чуть не задохнулся. И только увидев, что на него собираются надеть наручники, Дэнни понял, что происходит.
– Мы журналисты, – простонал он. – Мое удостоверение в бумажнике. В заднем кармане.
Его не отпустили, но стали более вежливыми, обшарили карманы, ища бумажник, и дважды проверили, нет ли там оружия. Поднос с горой погнутых грязных ножей, вилок и ложек сбросили на пол, чаша для рождественских подношений оказалась там же.
– Есть, Сардж! – Один из полицейских нашел редакционное удостоверение. – Дэниел Блэкхарт, «Уэссекская хроника».
– Никогда не слышал о такой газете, – рявкнул тот в ответ, но все-таки кивнул, и Дэниела отпустили.
– И леди тоже, – Дэниел едва мог говорить.
– Не очень-то она похожа на журналистку. И на леди тоже, – пробормотал Сардж, изучая Изу.
– Надеюсь, я выгляжу, как настоящая шлюха, – ответила Иза. – Вы только что испортили мою «легенду».
– Кажется, вам было не до игры, когда мы появились, мисс, – пошутил Сардж, кивая на распростертого на полу Мо. – Вот, вытритесь. – Он протянул ей носовой платок.
– Благодарю. Вы вовремя приехали.
– Это не случайность, – ответил полицейский. – Эту облаву Отряд по борьбе с наркотиками планировал около трех месяцев. Мы понятия не имели, что придется выручать дамочку из затруднительного положения.
– Мы, циники из средств массовой информации, не верим в совпадения.
– Поверьте на этот раз. Если бы мы знали, что эти ублюдки мутузят здесь журналистов, может, и отложили бы свой визит еще на три месяца, учитывая, как вы с нами обращаетесь.
– О'кей, я верю в совпадения. – Иза робко улыбнулась, все еще не придя в себя. Сардж ей понравился. Ей хотелось обнять его, расцеловать или разразиться слезами. И она улыбнулась.
– Мне нужно знать, кто вы такая, мисс. Покажите ваше удостоверение личности. Кроме того, я обязан снять показания.
Улыбка Изы погасла. Полиция. Британские власти. Все ее старания в аэропорту насмарку.
– Это ваше, мисс? – Один из полицейских подобрал ее сумку с пола.
– Благодарю вас, офицер. Позвольте показать вам мое удостоверение.
Изидора надеялась, что полицейские не заметили, с какой поспешностью она выхватила у него свою сумку, вспомнив, что там лежит. Но выбора у нее не было.
– Изидора Дин. Я иностранный корреспондент «Уорлд Кэйбл ньюз» из Вашингтона.
– А я узнал вас, – вступил в разговор другой полицейский. – У меня кабельное телевидение, – добавил он с энтузиазмом.
– Восполняет нехватку общения, – съязвил Сардж.
Он взял из рук Изы паспорт.
– Подождите здесь, пока мы все проверим, если не возражаете, мисс Дин. Один из наших людей снимет с вас показания.
– Конечно, сержант. Но… – Она потрогала рану на щеке. – Нельзя ли нам глотнуть свежего воздуха? Не каждый день я переодеваюсь шлюхой и на меня нападают в наркопритоне.
– Конечно. Коллинз позаботится о вас. Сардж, конечно, намекал на то, что Коллинз не упустит их из виду, пока все не прояснится. Иза и Дэнни прислонились к капоту полицейской машины, не обращая внимания на влажный декабрьский ветер, а Коллинз сел на водительское место, оставив дверцу приоткрытой.
– Деверье узнает об этом, Дэниел, – тихо сказала она.
– Каким образом? Он считает, что ты улетела.
– Подумай сам. Что бы ты сделал на его месте, с его возможностями? Постарался бы немедленно получить информацию о моем возвращении в страну или о том, например, что я воспользовалась кредитной карточкой у Теско. – Она прикусила губу. – Он узнает, что мы в Лондоне. Поймет почему. И доберется до Полетт раньше, чем мы.
– Нам лучше убраться отсюда, – согласился Дэниел.
– Если они заглянут в мою сумку, все будет кончено. Нас никогда не отпустят.
– Что там?
– Помимо пары тысяч фунтов наличными – что уже трудно объяснить, – мое грязное белье и личный незарегистрированный номер телефона министра обороны. Что тут скажешь?
– Лучше не пытаться.
– Я боюсь.
– Ты не представляешь себе, что будет, как только они пропустят мое имя через компьютер.
– Что ты имеешь в виду?
– Не так я хотел рассказать тебе обо всем, Иза, но ты должна знать. – Даже во тьме зимнего вечера, в тусклом свете уличных фонарей, на лице Дэниела проступило былое страдание.
– Я наркоман. Я не прикасался к героину почти год, но наверняка остался в черном списке. Я же говорил тебе, на скорлупе старины Хампти много трещин.
Иза молчала, потрясенная. Потом судорожно вздохнула.
– Проклятье! Мне следовало самой догадаться. Ты слишком уверенно вел себя здесь. И о Полетт все понимал.
– Ты разочарована?
– Только в себе, Дэниел. Мне следовало спросить, я должна была больше знать о тебе.
– Я чист, Иза. Поправляюсь. Со мной все будет о'кей.
– А что, есть проблемы?
– Конечно. Особенно теперь, когда я встретил тебя. – Изидора видела, что он действительно говорит правду.
– Оказаться на улице с односторонним движением – не самое лучшее, что может случиться с выздоравливающим наркоманом. Снова болит все тело. Дьявол сидит у тебя на плече, вспоминаешь, что такое жить одним днем.
– Ты привел меня сюда не случайно?
– Я довольно хорошо знаю это место. Правда, был не слишком уверен, что сумею все сделать как надо. Это все равно что курить в ванне с бензином. Но у меня хорошо получилось, так ведь? – Дэниел как будто в одну минуту постарел на сто лет. Иза молила Бога, чтобы виноват был мертвенный свет фонарей.
– И все это ты сделал ради меня?
– Нет, не только. Я должен был испытать себя. Во что-то снова поверить. От наркотиков прячешься, потому что они сильнее тебя. Ненавидишь себя, свою слабость. Потом наступает момент, и ты чувствуешь, что можешь противостоять этому, если веришь во что-то, что сильнее наркотиков. – Он устало провел рукой по волосам. – Я так давно не испытывал к себе ничего, кроме отвращения. Но сегодня… полагаю, справился прекрасно.
– Ты сделал только одну ошибку, Дэниел.
– Какую?
– Когда сказал, что на нашей улице одностороннее движение.
Изидора обняла Дэниела и поцеловала его. Не как друг, а как страстно влюбленная женщина. Они стояли обнявшись, а агенты втаскивали Мо в фургон, он сопротивлялся, свирепо брыкаясь, они били его и ломали ему пальцы, один из полицейских пытался схватить его за ноги, и Коллинз решил ему помочь. Дэниел решил воспользоваться моментом.
– Нам надо выбираться, – прошептал он Изидоре.
– Ты собираешься сыграть роль человека, не дающего интервью? Я правильно поняла?
– Иза, это пьеса для нас обоих.
И они нырнули в рождественскую толпу на Хай-стрит, прежде чем Коллинз заметил их исчезновение.
Они перешли на шаг, наслаждаясь воздухом и свободой на темных улицах. Они прошли две мили на север, не обращая внимания на мелкий дождик, асфальт блестел, ноги у них промокли. Оба чувствовали себя измученными, выпотрошенными столкновением в кафе, они спешили, их гнали вперед неизвестность и тяжкое прошлое. Маски сорваны, и Деверье скоро узнает, что они в Лондоне. У них оставалось мало времени.
На Эндевер-роуд было пять питейных заведений, четыре паба и одна старая винная лавка. Они нашли то, что искали, в «Трафальгарской битве», мрачном викторианском помещении со стенами, обитыми Темными панелями и оцинкованной стойкой бара, с лепными украшениями, закрашенными несколькими слоями краски. Свет исходил от игровых автоматов, загораживавших вход в туалет, и экрана телевизора, висевшего над стойкой. В подобных заведениях на все закрывают глаза, а посетители предпочитают, чтобы их не замечали.
– Боже, какая грязь! – воскликнула Иза. – Кажется, здесь ни разу не убирались со времен Трафальгарской битвы. Вы уверены, что выиграли ее?
– Англичане выиграли сражение, – запальчиво поправил он ее. – Думаю, французы умирали со смеху, узнав, что Нельсон был одноглазый и однорукий.
– Здесь как-то не очень хочется смеяться. Так что мы делаем?
– Ты садишься и осматриваешься, а я возьму нам выпить, как настоящий джентльмен.
Иза взглянула на себя в зеркало, и у нее перехватило дыхание, так ужасно она выглядела. Темные круги под глазами от усталости, волосы завились от дождя, лицо бледное, косметика напоминает грим на лице трупа. Царапина на щеке подсохла, стала ярко-красной. Она совсем забыла, что должна изображать шлюху, хотя сейчас, может, и играть бы не пришлось.
Дэниел вернулся со стаканом коки и бокалом отвратительного белого вина, руки его так сильно дрожали, что он чуть все не расплескал.
– Ты в порядке? – озабоченно спросила Иза.
– Лучше не бывает, – ответил он, тяжело опускаясь на стул. – Попытались всучить мне дозу, пока я стоял у стойки. Совсем как в старые времена. И мне хотелось сказать да, Иза. – Он попытался отхлебнуть из стакана, но только расплескал коку по грязному столу. – Внутренний голос говорит мне, кричит, напоминает, как это хорошо. Небольшая доза не повредит. Ты справишься, Дэнни, без проблем. Подонок держал в руке маленький пакетик. И мне так хотелось! – Он стукнул стаканом по столу так, что тот едва не разбился.
– Мне казалось, ты преодолел это.
– Это преодолеть нельзя, Иза. Это тебе не корь. Оно всегда с тобой, предлагает легкое решение всех проблем, защиту от себя и нашего гнилого мира. Слишком поздно обнаруживаешь, что сам лег в гроб. Я не могу вернуться туда, Иза, на верную смерть.
– Тогда позволь мне помочь тебе. Дэниел чуть расслабился.
– Ты уже помогла. Ты дала мне кое-что посильнее наркотиков. Только, пожалуйста, не отворачивайся от меня.
– Никогда.
Изидора хотела поцеловать Дэнни, но он отодвинулся от нее.
– Иза, сутенер не бывает нежным со своими девушками. – Ему удалось улыбнуться. – Приму приглашение в другой раз.
– По первому требованию.
Изидоре показалось, что ему стало легче, дьявол оставил его в покое.
Они оглядывали бар, высматривая в дыму тех, кто собирался остаться здесь на всю ночь. Были здесь старички, пережившие свое время, на этих табуретах они просидели большую часть своей жизни и наверняка помнили лучшие времена этого паба, когда медные ручки блестели, дело процветало и «Трафальгар» не напоминал поле боя наутро после битвы.
Были тут и другие посетители, моложе, одетые в майки с лозунгами протеста и безвкусные яркие кричащие штаны. Грязные космы, вытравленные перекисью, вся одежда мятая, сильно поношенная, болтающаяся на болезненно худых телах. Кольца и цепи были в ушах, на пальцах, в носу, а у некоторых были проткнуты и губы. Все казалось чрезмерным. Украшения оскверняли людей, они как будто приносили себя в жертву. Этим детям не нравился окружающий их мир; еще меньше нравились они себе сами.
Дверь бара открылась, жалобно скрипнув несмазанными петлями, впустив человека в длинном, до лодыжек, кожаном пальто и широкополой шляпе. Тщательно подстриженные седеющие бакенбарды, в кривых почерневших зубах – тонкая сигара. Он остался у двери, внимательно всматриваясь в лица посетителей. С табурета поднялся молодой человек, они пожали друг другу руки и исчезли за автоматами, явно отправившись в туалет.
Дэниел кивнул им вслед.
– Через шестьдесят секунд один из них выйдет и уберется отсюда. Другой останется колоться там, в сортире.
Иза чувствовала себя отвратительно.
– Который из них дилер?
– Кто знает? Может, оба, покупают для себя, продают другим, чтобы иметь возможность опять купить. Чаще всего так и бывает. Тот, кто выйдет первым, сегодня толкает.
Как и предсказывал Дэниел, первым вышел человек в кожаном пальто. Он ушел и многие даже не заметили, что он вообще приходил. Через пять минут появился и молодой человек, он шел медленно, расслабленно, по пути здороваясь с приятелями. Следующие полчаса он просидел молча, потом ожил и включился в жизнь бара.
– Вот наш человек, – пробормотал Дэниел.
– О ком ты?
– Тот, кто может найти для нас Полетт.
– Я думала, мы спросим бармена.
– Можем попробовать, но скорее всего он не знает, а если и знает, то не захочет сказать или предупредит Полетт, прежде чем мы до нее доберемся. – Он покачал головой. – Слишком большой риск.
– А тот парень в военной рубашке, он как будто в коме, он разве не опасен? – спросила Иза скептическим тоном.
– Он наркоман, ему нужны деньги. Чтобы заработать их, он не задумываясь продаст свою бабку людоедам. А уж Полетт продаст за здорово живешь.
– Или Бэллу, – прошептала она.
– Когда мне нужны были бабки, я продавал все . Иза отвела взгляд от молодого человека и взглянула на Дэниела. Он явно пытался ей что-то объяснить.
– Не будь слишком строга к Полетт, Иза. Это бессмысленно. Попытайся понять. Когда у тебя ломка, становишься способен на все. Умирает совесть, отсутствует всякий контроль. Ничего не можешь с собой поделать.
– И способен продавать детей? – ужаснулась Иза.
– Я продавал все, чем владел, Иза. Все, что мог украсть. Боевые медали моего отца. Несколько семейных реликвий, которые так старалась сохранить моя мать. Воровал у брата. Даже торговал своим телом.
– Ты… что?
– Ты не ослышалась. Как сделала ты вчера вечером.
– Это совсем другое дело!
– Конечно, другое. И ты продалась всего один раз. А я поступал так много, очень много раз.
Изидора дрожала, она была не в состоянии взглянуть на Дэнни, и он это понял.
– Ты должна была знать. Я не хочу скрывать от тебя правду.
– Ты дошел и до этого? – прошептала она. Блэкхарт печально кивнул. Он видел, в каком замешательстве Изидора. Прошла, казалось, вечность, прежде чем она заговорила, и внезапно Дэнни почувствовал себя беззащитным испуганным ребенком. Он хотел бы сейчас вернуться в свою скорлупу защититься… Губы Изы шевелились, но она не могла выдавить из себя ни слова.
– Как страшно! – прошептала она наконец. – И ты рискнул снова. Ради меня? Ради Бэллы?
– Ради себя. Видишь ли, я надеюсь, что ты окажешься самым сильнодействующим лекарством в мире.
– Когда мы доберемся до дома, Дэнни Блэкхарт, если тебе еще потребуется лечение. – Улыбка осветила лицо Изидоры, она призывно взглянула на него через стакан.
– Вы, работающие женщины, все одинаковы.
Она протянула к нему руку, но момент был упущен:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35