Застывшая, окаменевшая душа. Не новое для Изы ощущение. Как часто, делая очередной репортаж, она ложилась на чистые накрахмаленные простыни в «Шератоне», измученная тем миром, который оставила на ночь, чтобы утром опять вернуться туда. К этому нельзя привыкнуть. Несколько часов тревожного сна – встать, умыться, надеть измятую одежду и сменить безопасность отеля на ужас войны. Чтобы спасти душу, пытаешься не реагировать.
Иза не была равнодушной от природы, но, для того чтобы продолжать делать свое дело, ей необходимо было подавлять чувства, замораживать их до возвращения домой. Это был единственный выход. Забыть о собственной жизни, о своих детях, ведь если начинаешь думать о них, глядя на искореженные дома и маленькие трупики в сточных канавах, тебе приходит конец. Продолжать невозможно. Значит, надо подавить эмоции.
Иза была сейчас в том состоянии, когда ничто не может помешать человеку довести до конца задуманное. Она захлопнет дверь в свою душу.
Иза была холодна и собранна, и Дэниел, приехавший вскоре после Помфрита, немедленно заметил перемену, хотя ничего и не сказал.
Они сели в его старенький «фольксваген», проехали по мощеному двору мимо дверей конюшни, за которыми – Иза была в этом уверена, – притаился Чиннери. Они ехали в Уэчестер сквозь пелену декабрьского дождя, с которой никак не могли справиться дворники на лобовом стекле. Брызги грязи, летевшие из-под колес машин, еще больше ухудшали видимость, и Иза вообще перестала понимать, куда они едут. В этой примитивной металлической коробке она чувствовала себя уязвимой, беспомощной. Сейчас она бы предпочла «роллс» и предполагала, что шпион Деверье вполне мог последовать за ними.
В «Миссии милосердия» горел свет. Там была жизнь. На их стук вышли пожилые леди с ясными лицами и щебечущими голосками, в неприметной, даже убогой одежде. Серовато-коричневые жакеты, как будто с чужого плеча. Женщины напомнили Изе двух промокших под дождем воробьев.
– Добро пожаловать в «Миссию милосердия». Входите, входите.
Их провели в большую комнату, когда-то, вероятно, служившую столовой. Комната выходила окнами в запущенный сад, спускающийся к реке, вдоль стен стояли высокие полки, прогибавшиеся под весом груды бумаг. Штукатурка на потолке потрескалась от сырости, а обои в цветочек во многих местах отклеились. Впрочем, комната, как и хозяйки, выглядела скорее бедной, чем запущенной, окна были чисто вымыты, пол подметен, два слишком больших письменных стола отполированы и аккуратны. Казалось, этим женщинам хватило бы одного стола на двоих, второй был явно лишним.
– Пожалуйста, господа, присаживайтесь. Чем мы можем вам помочь?
– Мы интересуемся вашей работой, – осторожно ответила Иза.
– О… Простите мою невежливость. Я сестра Агнесса. А это сестра Фейс.
– Монахини?
Сестра А. весело кивнула.
– А вы мистер и миссис?..
– Эпплтон, – быстро ответила Иза. Инстинкт подсказал ей, что правда только все усложнит. – И Бенджи.
– Мистер и миссис Эпплтон. И Бенджи. Очень мило, – прощебетала сестра Ф. – Вы иностранка, миссис Эпплтон?
– Канадка.
– Не имеет значения. Нам все равно. Наша Миссия предоставляет детей для усыновления за рубежом.
– Усыновления?..
– Да, конечно. «Миссия милосердия для облегчения участи детей и усыновления». Вы хотели бы усыновить еще одного ребенка, не так ли?
– Да. – Иза почувствовала, как у нее перехватило дыхание, и попыталась справиться с собой. – Расскажите мне, пожалуйста… немного о вашей работе… какие у вас дети… для усыновления…
– Что же, моя дорогая, вы, возможно, слышали, что Миссия – официальное агентство по усыновлению в этой части страны.
– Официальное?
– Да. В последние годы местные власти переложили на Миссию всю работу по усыновлению. Сокращение ассигнований, знаете ли, – прошептала монахиня, как будто помянула дьявола. – Миссия существует с викторианских времен, и, когда Совет обнаружил, что как благотворительная организация мы тратим гораздо меньше денег, чем они, закрыли свое бюро, отдали нам все дела и назначили ежегодное пособие. Сэкономив на этом массу денег.
– Понимаю… Сокращение ассигнований.
– Ужасно, ужасно, – прочирикала сестра Ф. Губы Изы едва шевелились, когда она задала следующий вопрос.
– А у вас много детей? Для усыновления?
– Да, сейчас достаточно! – ответила сестра А. – Многих оставляют в монастырях, знаете ли. Много добрых католичек в разных частях страны, в Ирландии, на континенте, попадают в беду. Наш Орден много времени тратит, пытаясь убедить их не делать абортов. И они приезжают сюда – тут прелестно, море близко, не правда ли? – и рожают своих прелестных малюток в мире и покое…
– И без огласки, – добавила сестра Ф.
– Да, без огласки. Мы помогаем им родить, а потом устраиваем малюток в хорошие семьи. Такие, как ваша, я надеюсь.
– Вы знаете, это ужасно, ужасно, – вмешалась сестра Ф. – Столько невежества. Так много подпольных абортов. Детей рожают в поле и бросают. А мы помогаем и матерям, и детям обрести любовь, в которой они нуждаются.
– Есть еще дети отсюда, из Уэчестера. Брошенные дети, чьи родители не в состоянии заботиться о них. Конечно, таких немного в наших краях. Это не Лондон, благодарение Богу, – прокудахтала сестра А.
– Сколько детей проходит через вас?
– В течение года? Около двадцати. Я права, сестра Фейс?
– По крайней мере. Никак не меньше.
– Вы знаете, найти хороший дом для них – не проблема. Когда я была молодой, дело обстояло иначе, но теперь… О, с этими противозачаточными средствами, абортами и тому подобным, нежеланных детей становится все меньше. Они сейчас на вес золота.
– Сестра Агнесса, как мне… как нам начать усыновление? Мы хотим еще одного ребенка! Я не смогу больше иметь детей…
С некоторым опозданием Дэниел протянул руку и положил ее на ладонь Изы.
– Будет ли тот факт, что я из Канады, против меня? Обязательно ли мне быть англичанкой? Имеет ли значение, что у меня уже есть ребенок?
– Ну, дорогая, это решаем не мы с сестрой Фейс. Конечно, есть правила, но мы в Миссии руководствуемся здравым смыслом в каждом случае, решая, что лучше всего для ребенка. Сотрудник, занимающийся усыновлением, прежде всего ищет хороших родителей. Это главное. Не обязательно, чтобы они были английскими гражданами. Существует только одно строгое правило – родители не должны быть старше сорока. – Она взглянула на Изу. – Ну, здесь все в порядке, не так ли?
– Конечно. – Изидора кивнула. Дэниел вновь сжал ей руку.
– А кто из вас официально отвечает за усыновление?
– О, что вы, мы всего лишь помогаем.
– А кто же облечен полномочиями?
– Мисс Полетт Деверье.
– Прошу прощения?
– Ее зовут Полетт Деверье. Она ведет дела по усыновлению. Милая девушка.
Дэниел так сдавил руку Изы, что хрустнули кости.
– А мы можем встретиться с ней?
Монахини обменялись взглядами и посмотрели на пустой письменный стол.
– Возможно, вам придется подождать, миссис Эпплтон. Боюсь, сейчас Полетт не совсем здорова.
– Не волнуйтесь. Она никогда не отсутствует больше двух недель, – успокоила сестра Ф.
– А можно узнать, что с ней случилось?
– О, полагаю, у нее что-то с нервами. Так, сестра А.? Полетт никогда не жалуется, говорит, что она вовсе не больна, хотя достаточно только взглянуть на нее, и… Бедняжка так истощена! Ужасно, ужасно. Очень много работает, мы бы без нее не справились. Конечно, это нервы. Полетт трудно сосредоточиться, она не спит, поздно приходит на работу. Время от времени ей приходится отдыхать.
– Значит, сейчас мисс Деверье отсутствует?
– Мы ее замещаем, держим оборону, пока она не вернется.
– Моя жена и я… нам бы так хотелось начать поскорее. Не могли бы вы сообщить нам, где найти Полетт, может быть, мы посетим ее, чтобы не откладывать? Скоро я должен буду уехать по делам.
– О, я так сожалею, господин Эпплтон. Я думаю, Полетт в Лондоне, хотя и не уверена.
– И у вас нет адреса?
– Никакого. Вряд ли вам кто-то поможет. Полетт занимается всеми бумагами, она единственный штатный сотрудник, которого может позволить себе Миссия.
Разочарование отразилось на лице Изы. Сестрам стало жаль ее.
– Послушайте, дорогая, я знаю, какими нетерпеливыми бываете вы, молодые. Если вы действительно очень спешите, возможно, вам стоит переговорить с председателем Фонда Миссии. Он местный, достойный человек, занимается благотворительностью, когда бывает здесь, хотя много времени проводит в Лондоне. Сейчас он там. Вот его визитка. Замечательный, замечательный человек. Его зовут Гидеон Фолд.
Иза чуть не вскрикнула от того, как сильно Дэниел сжал ее руку. Она обернулась к нему, но промолчала, увидев напряженное выражение его лица. Дэнни не произнес ни слова, пока не вытащил ее из дома и они не оказались в его машине.
– Дэниел, что, черт побери, с тобой случилось?
– Гидеон Фолд…
– Что Гидеон Фолд? – раздраженно спросила она. – Ты знаешь его?
– О да! Гидеон Фолд – тот самый коронер, который подписал разрешение кремировать Бэллу…
Руки Изы дрожали, она долго не могла успокоиться, но в конце концов заставила себя взять трубку и набрала номер. На Восточном побережье еще не было и шести, но Джо вставал рано. Работал он очень упорно, в этом Иза ему отказать не могла.
– Мишлини! – Голос мужа был сиплым, как будто он не до конца проснулся.
– Джо, это я. Прошу тебя, не вешай трубку. – Голос Изидоры дрогнул. – Я хочу отправить Бенджи домой.
Молчание.
– Ты все еще хочешь получить опеку над сыном?
– Конечно.
– Тогда помоги мне отправить его домой. Мне нужны деньги, Джо.
Некоторое время Мишлини размышлял.
– Хорошо. Но мне не нужны сюрпризы!
– Я понимаю. Мы сможем спокойно все обсудить, когда я вернусь в Штаты, а не перекрикиваться по телефону.
– Я пошлю деньги немедленно. Ты получишь их сегодня во второй половине дня, самое позднее – завтра.
– Прекрасно. Есть кое-что еще, Джо…
– Почему это у женщин всегда есть кое-что еще?
– Послушай, если мы собираемся вести спор об опеке…
– Безусловно!
– …тогда, я думаю, нам не стоит делать это на глазах у Бенджи. Давай не будем доставать друг друга через малыша.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я хочу, чтобы ты приехал за ним в аэропорт, чтобы он не испугался, сходя по трапу. Мальчику нужен отец. Я остаюсь его матерью, а ты отцом, независимо от того, что ждет нас в будущем. Давай не будем губить жизнь нашему сыну!
– Что-то это чересчур разумно. Похоже на ловушку…
– Никакой ловушки нет, Джо. Я слишком люблю сына, чтобы использовать его в каких-то играх. Просто будь в аэропорту, чтобы встретить его, как нормальный отец.
– О'кей, Иза. Когда?
– Во второй половине дня, в пятницу. «Бритиш Эйруэйз», рейс 223. Прибывает около половины пятого. Уйди с работы пораньше.
– Похоже на сказку.
– Просто будь там, Джо. Будь там!
Слезы текли, лед в душе оттаивал. Иза поклялась себе, что плачет в последний раз. За три минуты она заказала билеты, их можно было оплатить прямо в аэропорту. Все было кончено.
Иза посмотрела из окна кабинета Деверье на долину – необычайная красота, мир и спокойствие, которых не было в ее душе. Ведь именно здесь она потеряла ребенка. Изидора в тысячный раз пыталась убедить себя, что это единственный выход, но, как бы ни давило на нее чувство поражения, она не была уверена, что не ошиблась, решившись предать своего ребенка.
На все сборы, на то, чтобы покидать в сумку жалкое имущество, у Изы ушло меньше минуты. Все остальное время до рассвета она провела, сидя у кровати Бенджи, ожидая, когда он проснется.
Она умыла, одела и накормила сына без лишней суеты, постаравшись несколько раз упомянуть самолет. Она не хотела волновать мальчика. Такой маленький, он был довольно опытным путешественником и вряд ли мог испугаться. Скорее, он с нетерпением ждал, когда красивые тетеньки в форме начнут занимать его книжками для раскрашивания, принесут вкусную еду и будут улыбаться, а не браниться, если он что-нибудь прольет.
Даже упоминание об отце не взволновало мальчика, человек, которого он называл папой, слишком часто появлялся и исчезал, чтобы он привык к нему. Ребенок чувствовал даже какое-то облегчение, оттого что жизнь возвращалась в свою колею. Мать. Отец. Дом. Кошмар исчезал.
Приехал Дэниел, чтобы проводить их в аэропорт. Иза соблюла приличия, поблагодарив Салли за помощь. Чиннери нигде не было видно. Они ехали через аллею кустов, ведущую от дома Деверье, покидая Бауминстер и Уэчестер, а Бенджи показывал в окно машины на ревущий самолет, идущий на посадку. Иза объяснила Дэниелу, как кружным путем проехать к четвертому терминалу аэропорта Хитроу, что в час пик могло сэкономить им много времени. Они не опаздывали, но старые привычки живучи. Дэниел привез Изу с сыном на нужный уровень и, не выключая мотора, вышел из машины, чтобы передать Бенджи маленькую модель аэроплана в обмен на прощальный поцелуй, что Бенджи сделал с удовольствием, не замечая натянутых улыбок матери и ее друга. Он воспринял прощальное объятие Дэнни совершенно спокойно. Потом Дэнни ушел.
У них было всего одно место багажа, небольшой пластиковый пакет, Иза пробиралась к кассе через предрождественскую толчею. Формальности были недолгими. Деньги Джо в обмен на билеты. Несколько шагов к пункту таможенного контроля. Проверка паспортов. Порядок. Стюардесса ведет их к залу вылета с его суматохой и волнением.
Изе приходилось делать над собой усилие, чтобы побороть желание оглянуться. Она знала, что Деверье здесь, она чувствовала его присутствие, взгляд водянистых голубых глаз и подозревала – причем вполне резонно, – что он не сумеет преодолеть искушения и захочет лично убедиться, что все произошло так, как было условлено по телефону. Этот человек не откажется от триумфа.
Именно поэтому Иза зарезервировала места по телефону из его дома, а потом по телефону-автомату внесла поправку в заказ.
Наступил решающий момент. У выхода на посадку люди прощались, обнимались, целовались, а Иза с Бенджи и стюардесса пробивались в дальний конец зала, протискиваясь через толпу. Иза хотела уйти как можно дальше от хищного взгляда за ее спиной, чтобы между ними оказалось как можно больше суетящихся людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35