..
Нет, это все то же дикое, ненормальное, что охватило сейчас всю страну. Вон мать под фонарем, выкатив глаза, орет на ребенка. Что это — нормально? Аж слюна брызжет. Откуда столько злости в людях стало?
Ильгет ощущала безмерную усталость. И внутреннюю опустошенность. Будто страшная болезнь грызла ее внутренности, не давала разогнуться, давила на плечи свинцом.
Может быть, она все-таки сама виновата? Да, ей казалось, что она защищает точку зрения Питы. Раньше она вообще ничего и никогда не возражала, а тут... нахальство появилось. Но наверное, она не права. Да, Пита не хочет этот уголок, но он хочет слушаться маму. Это его воля. Значит, Ильгет тоже должна слушаться маму Питы. Видимо, так.
Не надо было его провоцировать. Хотя она на самом деле просто растерялась, когда поняла, что он психует. Не знала, что отвечать, что говорить.
Может быть, все это — расплата за то, что в последнее время она совсем забросила церковь. Да что там говорить, и дома-то почти не молится.
Да, наверное, она была неправа. Но раскаяния Ильгет не чувствовала — может, потому, что все последующее казалось ей слишком уж неадекватной расплатой за такую неправоту. За что ей — такое?
Да нет, не надо думать в таких категориях. Пита болен, это же очевидно. Предложить ему полечиться? Но он наверняка разъярится сразу.
Господи, если дальше такое будет продолжаться, я этого не выдержу, подумала Ильгет. Я сбегу от него. Лучше совсем одной жить, чем такое. Да мне, вдруг с просветляющей откровенностью подумала Ильгет, и вообще лучше бы было оставаться одной. Да, с Питой иногда бывало хорошо... мы гуляли... ужинали вместе. Да. Но если бы я жила одна, пусть в одиночестве, пожалуй, я была бы счастливее.
Но ведь не только обо мне речь. У нас семья. Другой не будет. Семья — это задача, данная Богом. Если уж ты не можешь ее сохранить и улучшить, то что ты вообще можешь? И до сих пор ведь все было нормально! Но сейчас стало просто невыносимо.
Подошел поезд, электричка. Ильгет смешалась с толпой, людской поток внес ее в двери.
Она с детства любила поезда. Место оказалось свободное у окна, и это особенно здорово, ехать и смотреть на крутящиеся за стеклом поля, на ленту лесопосадок, домики, людей... Что-то лязгнуло в тамбуре. Перрон медленно поехал назад. И этот особенный поездной запах, железа, искусственной кожи, странной затхлости... Ильгет поправила сумку под ногами. Пакет бы довезти.
В общем-то, ничего сложного. На вокзале встретят. Пароль, отзыв. Дома передать пакет. Не должно ничего случиться.
В конце вагона зазвенела гитара. Пел какой-то паренек. Один. Ильгет захотелось сесть к нему поближе, но жаль расставаться с местом — еще займет кто-нибудь, вот и будешь торчать среди вагона.
Голос едва пробивался сквозь громкий перестук колес.
Ночь закрыла глаза.
Ночь темна, как беда.
На ладонях земли
Тихо спят города.
Странная песня. Тревожная. И тоже нетипично — раньше бы орали веселой компанией «Корсара» или «Эх, да на пригорке!» А тут — одинокий голос. Справа обсуждают биржевые новости, слева — какое-то строительство. Почти и не разобрать песни.
Но звезда высока.
Посмотри, посмотри:
Все дороги во тьме,
А звезда все горит!
Все дороги во тьме, подумала Ильгет. Все дороги. Ее вдруг охватил страх — а не подозревает ли что-нибудь Пита? В общем-то, ему два и два сложить. Ведь и тогда она еле-еле смогла объяснить, что от нее нужно было квиринским спасателям. И теперь наплела какую-то ерунду про одноклассницу, объявившуюся в Тригоне (а почему одноклассница не позвонила?) Пита хотел с ней поехать, и даже, вроде, обиделся, что она его не позвала... плевать. Главное, чтобы ничего не заподозрил. Нет, он все-таки не подлец, чтобы пойти доносить, но...
Все дороги во тьме,
Миллионы дорог
Словно змеи, сплелись
В узловатый клубок...
Парень допел песню и замолчал. Какой-то галдеж раздавался в том углу... а, контроль. Только это ведь не обычный контроль... Ильгет почувствовала, как спина взмокла — в одно мгновение.
Народная Система . Просто проверяют документы. Теперь положено в поездах возить с собой документы. Ильгет вытащила билет, удостоверение личности... А что, если не просто проверяют?
Господи, страшно-то как! Ильгет почти ничего не видела перед собой, все заволокла белесая пелена. Сердце бешено билось.
— Ваше удостоверение, пожалуйста...
Ильгет, не видя, молча протянула корочки контролеру. Или кто это... полицейский... вроде не в форме. Кто это?!
Прошло несколько секунд, длинных, как часы.
— Пожалуйста.
Вернул... Пальцы Ильгет дрожали. Она засунула корочки в потайной карман. Господи, ну и трусиха...

Ильгет стояла, озираясь, на перроне. Вроде никого нет похожего... Высокая худая светловолосая женщина. По описанию — прямо модель, длинноногая блондинка. Ну и где она?
— Вы комнату хотите снять?
Ильгет едва не подскочила. Обернулась, хватая ртом воздух. Да, ничего не скажешь — высокая, худая, светловолосая. Правда, больше тут подошли бы слова — длинная, тощая, белобрысая. Очень спортивная, ловкая девица, возраст неясен, движения — ловкие, скрадывающие, как у кошки. Одета непритязательно, по-туристски — куртка-штормовка, лыжные штаны. Тонкий нос горбиком, лицо бледное, неяркое.
— Я... интересуюсь... только отдельные квартиры, — промямлила Ильгет. Неправильно... но повторять правильно было бы как-то нелепо. Блондинка сказала, понизив голос:
— Ильгет.
— Да... а вы... Иволга.
— Правильно. Пошли?
Спустились, похрустывая свежевыпавшим снежком, к переходу. Иволга замахала рукой ближайшему такси. Ничего себе, шик, подумала Ильгет. А как это с конспирацией согласуется?
Через четверть часа они уже стояли у дверей квартиры, которую Иволга отпирала своим ключом. За дверью слышался нетерпеливый цокот когтей и фырканье. Иволга открыла. Увидев собаку, Ильгет ахнула.
Большой белый пудель. Великолепный кобель. Стрижен коротко, но профессионально. Похож на ту собаку спасателей.
— Вот это да, — Ильгет погладила ластящегося к ней пса, — а у меня точно такая же... только девочка. И серебристая.
— Ну, у нас таких много, — улыбнулась Иволга и добавила негромко, — отличный рабочий пес.
Да ведь он ей, наверное, и правда нужен для работы. Если она с Квирина, подумала Ильгет. Зачем бы она просто так потащила сюда собаку?
А она, наверное, с Квирина... нездешняя какая-то. И как они рискуют работать здесь — что она, что Арнис? Ведь у них же на лице написано, что не отсюда они.
Девушки разделись, прошли в комнату. Ильгет сразу отдала Иволге пакет, и теперь сидела, осматриваясь. Квартирка ей понравилась. Явно меблирашка, Иволга, наверное, ее сняла на время. Но здесь уже царил какой-то особый, полубардачный уют — горит монитор, вещи кое-где разбросаны, на столе недопитый кофе и тарелка с огрызками, на стене — красивый стереоснимок, дети и собаки... Трое маленьких детей, два мальчика и девочка, все белобрысые, все чем-то похожи на Иволгу, и несколько белых и черных больших пуделей с бритыми добродушными мордами.
Иволга тщательно изучила содержимое пакета и понесла его куда-то в кухню. Видимо, прятать. Ильгет не двигалась с места. Меньше знаешь — лучше спишь. Хотя какая это тайна... но все равно.
— Иди сюда, — крикнула Иволга с кухни, — пожрать-то надо, как считаешь?
— Ага, — откликнулась Ильгет, — только руки помою.
После поезда осталось ощущение какой-то грязи. Да так оно, собственно, и есть, в поездах всегда грязновато.
Ильгет улыбалась, моя руки в маленькой ванной комнате. Утренняя тоска прошла, как рукой сняло. Как-то очень у Иволги было спокойно, уютно... Как будто домой пришла. В настоящий свой дом. Чушь, не мой ведь это дом. Это Иволга здесь все создала. А я... я не могу создать уюта в своем доме. Плохая хозяйка.
И почему так легко с Иволгой? Как будто сто лет ее знаешь... Ведь еще и не говорили, обмолвились несколькими словами — и уже ясно, что Иволга — свой человек, хороший, и уходить не хочется. И мы точно подружимся! Хотя она и старше, и дети на снимке, наверное, ее. Наверное, все это просто потому, что мы с ней... ну как бы это сказать — словом, товарищи. В одной войне участвуем.

— А ты с Квирина? — спросила Ильгет, зачерпывая очень вкусный, но очень горячий суп, поправилась тут же, — если это нельзя, то не говори...
Иволга улыбнулась.
— Да... то есть нет. Я сейчас на Квирине живу, а вообще-то я из другого мира. С Терры.
Глаза Ильгет расширились.
— С самой Терры?
— Да, а ты разве о ней слышала? Вроде такое захолустье... на вашу Ярну очень похоже, но там вообще никто ничего не слышал о других цивилизациях. Они до сих пор думают, что одни в космосе... Вот сагоны их посещают иногда.
— Но это же Терра, — сказала Ильгет, — Прародина, мир, где воплотился Сын Божий!
— А, так ты тоже в церкви... ну все понятно. Тьфу, надо было суп остудить сначала. Это называется — борщ, у нас так готовят. На Терре.
Ильгет задумалась.
— А у вас на Терре есть христианская церковь?
— Конечно есть, да еще несколько... ну в смысле, разные конфессии, понимаешь, что это такое? И вообще она у нас прямо скажем, кардинальную роль в истории сыграла.
— Но терране никак не контактируют с космосом, живут в полной изоляции...
— Ты сейчас умрешь, Ильгет! Они пока добрались только до орбиты своей собственной планеты, пару раз слетали на спутник планеты и с гордостью называют это космическими полетами. У них только последних два века технологический рывок начался, НТП так называемый...
— Слушай, — сказала Ильгет озадаченно, — а как же тогда получилось, что христианство с Терры распространилось на всю Галактику? И даже вот до нас дошло? И потом, ведь Терра — прародина, они что, потом одичали?
Иволга пожала плечами.
— Да, похоже... расселение произошло около 15 тысяч лет назад. Потом терранская цивилизация... там бедствие стихийное было какое-то. В общем, они заново начали. А как христианство распространилось — люди с других-то миров многократно бывали на Терре. На Эдоли народ был шустрый, пассионарный, они побывали на Терре, привезли оттуда святого Квиринуса, проповедника, ну и других, наверное, еще... А эта эдолийская империя ведь и стала главной основательницей Квирина. На Квирине есть даже специальная Терранская комиссия, я, к примеру, в ней состою. Мы изучаем тамошнюю культуру и все такое.
Иволга убрала тарелки, поставила вазочку с явно самодельным печеньем.
— Люблю готовить, — сказала она, — на Квирине этим уже почти никто не занимается, так, в качестве хобби...
— А, у вас эти... кухонные машины.
— Да, коквинеры. Все автоматизировано. Но ведь есть что-то в том, чтобы касаться продуктов руками, разминать тесто, сыпать специи, вдыхать эти запахи, верно? Я на Терре с детства привыкла... иной раз балуюсь. Муж ценит.
— А дети там, на снимке — твои?
— Да, трое у меня. Люку уже семь, Дэну пять, и девочке — Эрике — три. Сейчас они с отцом остались. Он не летает в последние годы. В науку ушел. А я вот... А ты ведь тоже замужем?
— Арнис говорил? Да, я замужем. Но детей нет. Не получилось...
Иволга посмотрела на нее с сочувствием.
— Попробуй печенье, это называется «лахундрики». У вас продукты тоже очень похожи на терранские... вкусно, честное слово!
— Ого! Это с творогом? Рецепт дашь?
— Обязательно.
Ильгет вдруг подумала, что вот ей так уютно, хорошо здесь... остаться бы с Иволгой. Побродить по Тригоне, здесь развалины старого замка есть, и собор хороший, древний... Вечером посидеть, попеть под гитару — инструмент вон в углу комнаты стоит. Но не за этим же она здесь...
А жаль. Ильгет почему-то казалось, что не кончится все это добром. Смертью кончится... так и не успеешь подружиться с Иволгой.
— Слушай, я не знаю, когда мне домой-то лучше ехать.
— Ты с какой легендой здесь?
— Ну якобы ты — моя одноклассница, это я мужу сказала. Сказала, что вернусь до ночи, а если заночую — то позвоню.
— Езжай лучше сегодня, — решила Иволга, — по легенде... ну часов в шесть я тебя провожу на поезд.
Она улыбнулась.
— Ничего, вот после победы... на Квирине будешь, я тебя в гости приглашу. Обязательно! Мы обязательно потом будем встречаться. Увидишь, какой у меня дом! Я сама проектировала. И собак моих увидишь. Я ведь одно время не хотела летать больше, завела питомник, у меня и сейчас пять собак. Зевса я взяла, потому что он в самой лучшей форме...
Иволга потрепала по загривку пуделя, лежащего у ее ног.
— У нас считается, что это чисто декоративная порода, — заметила Ильгет, — хотя я свою тоже дрессировала, она даже след хорошо берет.
— Даже! — фыркнула Иволга, — даже обычный пудель — одна из лучших собак в смысле пригодности к обучению, сообразительности, послушания. А наши-то генетически изменены, Зевс может взять след десятидневной давности... знаешь, до сих пор не изобрели машин, способных сравниться с носом такой собаки. А то, что они еще и красивые... ну так это же плюс.

Допили чай, убрали посуду, перешли в гостиную. Ильгет подошла к книжному шкафу, стала разглядывать корешки.
— Я и сама почти ничего здесь не читала, — сказала Иволга, — я ведь здесь живу совсем недавно. Слушай, мне почему-то кажется, что ты на гитаре играешь.
Ильгет повернулась к ней, улыбнулась застенчиво.
— Немного. Давай?
Иволга взяла инструмент. Коснулась струн... играла она довольно-таки профессионально.
— Я тебе спою терранскую песню... в молодости мне очень нравилась. А на Квирине уже сделали ее перевод на линкос, ну и я потом сама немного побаловалась и перевела уже на лонгинский... Я ведь лонгинский уже давно выучила.
В сети связок (2)
В горле комом теснится крик,
Но настала пора,
И тут уж кричи, не кричи.
Лишь потом
Кто-то долго не сможет забыть,
Как, шатаясь, бойцы
Об траву вытирали мечи.

Низкий глуховатый голос Иволги, казалось, касался самого сердца, самого донышка. Ильгет замерла, вцепившись пальцами в спинку стула.

И как хлопало крыльями
Черное племя ворон,
Как смеялось небо,
А потом прикусило язык.
И дрожала рука
У того, кто остался жив,
И внезапно в вечность
Вдруг превратился миг.
И горел
Погребальным костром закат,
И волками смотрели
Звезды из облаков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70