— А может, спектакль лучше отменить из-за дождливой погоды? У меня нет настроения выходить.
— Тебе станет легче.
— И все же — нет. Спасибо.
— Тогда позволь мне принести тебе сандвичи. Я тут остановился недалеко, — добавил он быстро, опасаясь, что я возражу.
Я колебалась.
— И кроме того, у меня появились кое-какие соображения, касающиеся переработки твоей пьесы, — добавил он. — Мы могли бы заодно обговорить.
— О'кей.
— Так-то лучше. Я захвачу бутылочку вина и травку. У нас будет милый, спокойный, уютный вечер. Через полчаса, идет?
— Хорошо.
Я положила телефонную трубку и пошла в спальню. Открыла шкаф, чтобы достать пару джинсов, и тут зазвонил междугородний.
Я метнулась к телефону. Это была мать.
— Джери-Ли? — спросила она.
— Да, мать.
— Когда ты вернулась?
— Сегодня днем.
— Ты бы могла позвонить мне, — заявила она раздраженно.
— У меня не было ни минутки свободной, мать. Прямо из аэропорта я поехала к своему адвокату — нам с Уолтером нужно было подписать еще какие-то там бумаги.
— Значит, развод состоялся окончательно и бесповоротно, — сказала она с явным неодобрением. — Я не предполагала, что мексиканский развод имеет юридическую силу в Нью-Йорке.
— Имеет.
— Ты все равно должна была позвонить мне. Я твоя мать. Я имею право знать, что происходит.
— Ты знаешь отлично, что происходит. Перед тем как улететь в Хуарес, я все тебе подробно объяснила. Кроме того, я приеду к тебе на уикэнд и перескажу во всех восхитительных подробностях...
— Ты вовсе не обязана рассказывать мне подробности, если у тебя нет такого желания, — заявила она с обидой в голосе.
Я изо всех сил старалась держать себя в руках. Не знаю, как, но она всегда умудряется ставить меня в ; такое положение, когда я вынуждена оправдываться. Даже больше — обороняться. Я поискала взглядом сигарету, но поблизости не было ни одной пачки.
— Проклятье, — пробормотала я.
— Что ты сказала?
— Не могу найти проклятые сигареты.
— Но это вовсе не причина, чтобы выражаться, — тут же сказала мать.
— И потом, мне кажется, что ты куришь слишком много.
— Да, мать... — я наконец нашла сигарету и закурила.
— Когда ты рассчитываешь приехать ко мне?
— Утром. Скорее всего после завтрака.
— Я приготовлю ленч. Для тебя. Так что не ешь слишком много за завтраком.
— Да, мать, — я решила сменить тему разговора. — Отец дома?
— Да. Ты хотела бы поговорить с ним?
— Пожалуйста.
Его голос даже по телефону прозвучал тепло и заботливо.
— Как там себя чувствует моя маленькая девочка? И это меня доконало: я почувствовала, как слезы опять потекли из глаз.
— Большой и избитой, — выдавила я. Вся нежность мира уместилась в одно-единственное слово:
— Тошно?
— Угу...
— Выше голову. У тебя есть мы.
— Я знаю.
— Все наладится. Потерпи. Со временем все обычно проходит.
Наконец, мне удалось взять себя в руки.
— Поговорим завтра, па. Я просто не могу дождаться, когда, наконец, смогу повидаться с тобой.
— И я.
Я положила трубку — времени оставалось в обрез, чтобы заскочить в душ и одеться До прихода Гая.
Он остановился в дверях с глупой улыбкой на лице и большим пакетом в одной руке и еще большим букетом в другой. Сунул цветы мне в руки и поцеловал в щеку. И я сразу же почувствовала, что он уже основательно приложился.
— Счастья! Счастья! — сказал он.
— Ты ненормальный, — сказала я. — Цветы-то зачем?
— Отмечать, — невозмутимо сказал он. — Не каждый день разводится лучший друг!
— Не уверена, что это смешно.
— А что бы ты хотела, чтобы я рыдал? Я не ответила.
— Я рыдал на вашей свадьбе, несмотря на все успехи, какие принес мне ваш брак, — парировал он. — А теперь вы развелись и вы оба счастливы. И это надо отметить!
— Ты все делаешь задом наперед.
— Какого черта — что так, что этак — все хорошо! Он прошел в гостиную и достал бутылку шампанского из пакета.
— Принеси бокалы. Добрый старый «периньои» — для нас самое лучшее сейчас! o— и он выстрелил пробкой.
Поднимая бокал, он сказал:
— Пьем за лучшие времена!
Я пригубила, и в нос ударил газ.
— До дна!
Я допила, и он снова наполнил мой бокал.
— Ты хочешь напоить меня?
— Обязательно, — заявил он. — Тебе не повредит. Ни-никоим образом.
Шампанское пилось так, как и должно было питься отличное шампанское.
Я почувствовала себя бодрее.
— Ты действительно ненормальный, — заявила я громко.
И тут я поймала на себе внимательный взгляд его блекло-голубых глаз и поняла, что он вовсе не так уж и пьян, как мне показалось в первый момент.
— Полегчало? — спросил он.
— Да.
— Вот и чудесно. Теперь мы будем есть. Лично я умираю с голоду.
И он принялся опорожнять содержимое пакета. Не прошло и нескольких минут, как в комнате стали витать соблазнительные запахи окорока, бастурмы, зелени и маринадов. Я проглотила слюну.
— Сейчас накрою стол, — сказала я.
— Зачем? — он схватил сандвич и впился в него зубами. Пробормотал с набитым ртом:
— Тебе ни на кого здесь не надо производить впечатление.
Я уставилась на него: при Уолтере все должно было происходить тип-топ, по раз заведенному порядку. Например, мы ни разу не ели в кухне.
Он снова наполнил мой бокал.
— Ешь, пей и расслабляйся.
Я взяла сандвич и с наслаждением откусила солидный кусок. И опять, совершенно неожиданно, увлажни-"лись глаза.
Он сразу же заметил.
— Нет, нет, только не надо!
Я хотела ответить и не смогла — в горле застрял комок, который невозможно было проглотить.
— Не плачь! — сказал он. — Я люблю тебя, — он улыбнулся и озорно подмигнул мне. — То есть я хочу сказать, что люблю тебя так же сильно, как любой гомик может любить лесбиянку.
Глава 2
Я немного набралась, немного забалдела от травки, и в голове что-то приятно гудело, отчего мне казалось, что я летаю.
Я откинулась на кушетке и посмотрела на Гая — он лежал на полу у моих ног.
— А почему это ты не встаешь с полу? — спросила я.
Он перевернулся на бок и протянув руку, взял у меня окурок с травкой.
— Не уверен, что в состоянии это сделать, — проговорил он внятно и затянулся.
— А ты попробуй. Я помогу.
— Зачем? Мне здесь удобно, я блаженствую! И никуда отсюда не упаду...
— Ладно. Так о чем мы говорили?
— Не помню.
— О пьесе. У тебя появилась какая-то идея отиосительно пьесы — что там нужно переделать.
— Я не могу даже думать об этом. Мне слишком хорошо.
Я посмотрела на окно. Ночное небо над Центральным парком — единственное, что я видела с кушетки, — было светлым от отраженных огней, — Как ты думаешь, самолет уже взлетел?
— А сколько времени?
— Почти полночь.
— Улетел... — махнул он рукой. Я поднялась на ноги и пошла к окну.
Подняла руку и помахала небесам.
— До свидания, Уолтер, счастливо, Уолтер! — и опять заплакала. — Счастливого тебе полета, — пробубнила я сквозь слезы.
Гай с трудом взгромоздился на ноги и побрел, шатаясь, по комнате, потом подошел ко мне.
— Эй, мы же отмеча-аем! Празднуем. Не плачь!
— А я ничего не могу с собой поделать. Пойми — я одна на свете...
— Ты вовсе не одна, — сказал он и положил руку мне на плечо. — Я рядом.
— Спасибо. Очень мило...
Он отвел меня обратно к кушетке.
— Еще бокальчик шампанского?
Я сделала глоток и вдруг почувствовала, что мне неприятно пить.
Возбуждение кончилось. Настроение стремительно падало.
Я поставила бокал на столик для коктейлей — вокруг стеклянной ножки возник крохотный влажный кружок на полированной поверхности. Я уставилась на него. Прежде я немедленно вытерла бы столик и поставила бокалы на серебряный поднос, специально купленный Уолтером для этих целей — он терпеть не мог винных и алкогольных пятен на тщательно подобранной им старинной мебели.
А сейчас мне было наплевать.
— Думаю, что мне пора спать, — заявила я.
— Еще не вечер! — запротестовал Гай.
— Я устала, как собака, — сказала я. — День был безумно длинным.
Бесконечным. Утром я была в Мексике, в суде — он начинался в восемь тридцать. К одиннадцати я уже сидела в самолете. Потом... За два дня ни минуты отдыха.
— Что ты сделала с обручальным кольцом? — неожиданно спросил он.
— Ничего. Ношу... — и я протянула руку. На пальце поблескивало кольцо.
— Это нехорошо. Тебе надо от него избавиться.
— Почему?
— Дурная примета. Ты не почувствуешь себя свободной, пока не избавишься от него, — он щелкнул пальцами. — Придумал! В Рено, напротив суда, есть небольшой мост. Когда женщины выходят после развода, они идут на мост и бросают кольца в реку. И мы поступили так же.
— Но мы не в Рено, — сказала я с остатками пьяной рассудительности.
— Не имеет значения — я знаю подходящее место. Только надень пальто.
Через несколько минут мы уже спустились и ловили такси.
— Озеро в Центральном парке, — сказал Гай таксисту, забираясь в машину. — Причал рядом с лодочной станцией.
— Вы не сумасшедший, мистер? — спросил таксист. — По ночам они там не дают лодки.
— Вези, мой добрый возничий! — патетически воскликнул Гай и с видом лорда неопределенно помахал в воздухе рукой. Он откинулся на сиденье, когда таксист с места набрал скорость, описал большую дугу и въехал на территорию Парка со стороны авеню Америкас. Сунул руку в карман, достал еще один косячок и тут же прикурил. Выдохнул дым и удовлетворенно затих.
Но в этот момент таксист внезапно притормозил и оглянулся на нас без всякой улыбки.
— Вы бы лучше прекратили курить, мистер, — сказал он. — Вы что, хотите, чтобы нас замели?
Гай расплылся в улыбке, протянул самокрутку шоферу и сказал с нетрезвым радушием:
— Расслабься, парень... прибалдей... Получай свой кайф от жизни.
Шофер послушно взял косячок, сделал лару основательных затяжек и вернул Гаю.
— Неплохая травка, мистер. Неужели тут достали?
— Привез лично сам из Калифорнии на прошлой неделе. Разве здесь достанешь такое отличное дерьмо? — и он сунул косячок мне. — Дерни и ты, беби.
Я затянулась. Снова стало легче. Уолтер никогда не одобрял курение всевозможных травок, разве что иногда, когда мы оставались совсем одни. Но мне никогда не удавалось забалдеть сильнее, чем ему с помощью виски.
Машина остановилась, и шофер сказал:
— Вот мы и приехали, мистер.
— Не выключай счетчик, — приказал Гай, открывая дверь. — Мы вернемся через минуту, не больше, — и дал ему остатки косячка. — На, — сокращает ожидание. Мы — туда и обратно...
Таксист одной т"укой взял бычок, а в другой я заметила у него монтировку — видимо, он поднял ее с полу кабины.
— Ладно, идите. И да поможет Господь легавому или ненормальному, если они сунутся ко мне.
Мы прошли по дорожке к пристани и, выйдя на дос-чатый помост, облокотились на перила, глядя на воду. Было совершенно тихо — ни ветерка, вода лежала неподвижно — ни морщинки, ничего...
— Сними кольцо, — скомандовал Гай. Оно не слезало-Видимо, отекли пальцы. Я посмотрела беспомощно на Гая.
— Что же теперь делать?
— Предоставь мне! — изрек он, приложил руки ладонями ко рту и закричал шоферу:
— Эй, у тебя есть напильник? Шофер тут же закричал в ответ:
— Вы полагаете, что у меня кузнечная — мастерская на колесах, а не такси?
Гай торжественно объявил мне:
— Такси нынче уже не те, что бывали o" старые времена!
Он взял мою руку и повел в темноту. Мы спустились с причала, прошли по мокрой, пружинистой траве к самой воде, и он приказал:
— Опусти руку в воду.
Я присела, вытянула руку, но дотянуться до воды н^ смогла и посмотрела на него растерянно.
— Никак не дотянусь, — сказала я, словно просила прощения — и все это совершенно серьезно.
— Дай мне вторую руку, я подержу тебя! — распорядился он с той же серьезностью.
Я подчинилась. Он крепко ухватил меня за руку, и я наклонилась к воде.
— О'кей? — спросил он.
— О'кей, — деловито ответила я и почувствовала, что вода такая холодная, что пальцы начали неметь. — Вода просто замораживает.
— Великолепно! Именно то, что нужно! — заявил он и отпустил мою руку...
У берега было неглубоко, и когда я выпрямилась, вода почти достигала колен. Я ужасно замерзла, промокла и чувствовала себя более чем неуютно.
Он протянул мне руку, я ухватилась за нее и выбралась на берег.
Весь обратный путь к машине он виновато извинялся. А я была так зла, что даже не могла слова сказать.
Таксист уставился на нас, и когда Гай открыл дверцу, сказал:
— В таком виде я вас в машину не впущу.
— Тут у меня есть десять долларов сверх счетчика, — сообщил ему Гай.
— А еще косячок найдется с калифорнийской травкой?
— Найдется.
— Тогда десять баксов и травка, — сказал таксист.
— О'кей!
Мы наконец влезли в машину и с ревом мотора покинули лодочную станцию.
— Нам надо поскорее уезжать, — пояснил шофер. — Если вас тут засекут, то потащат в участок за купание в озере.
Гай снял пиджак и набросил мне на плечи. И тут я увидела, что обручальное кольцо все еще на моем пальце, и на меня буквально накатил приступ нелепого смеха. Я хохотала так, что слезы покатились из глаз.
Гай не понимал ничего.
— Не вижу причин для веселья, — буркнуд он" — Ты можешь схватить воспаление легких.
Его тон и то, что он сказал, только подлил" масла в огонь моего истерического смеха.
— Мы... вы... ведь собирались бросить в воду обручальное кольцо, а вовсе не меня!
Дома я сразу же поднялась в спальню, сбросила мокрую одежду и спустилась вниз, закутанная в тяжелый теплый махровый купальный халат. Он сидел на краешке кушетки. Завидев меня, поднялся и обеспокоенно спросил:
— Как ты — все в порядке?
— Прекрасно! — ответила я и посмотрела на бар. — Сандвичи остались?
Купание всегда возбуждает во мне дикий аппетит.
— Осталось более чем достаточно. Я приготовлю кофе.
Мы оба заметно протрезвели.
— Я ужасно виноват, — сказал он наконец.
— Не суетись, — ответила я. — Последних два часа я наслаждалась каждой минутой, ей-Богу! Если бы ты не пришел, я б, наверное, провела ночь в тоске и мрачных мыслях, без сна, испытывая жалость к самой себе, что всегда отвратительно.
— Вот и хорошо, — улыбнулся он и стал пить кофе. Сделав несколько глотков, задумчиво посмотрел на меня.
— О чем ты думаешь? — спросила я.
— О тебе. О том, как все должно теперь измениться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60