Каталог огромен, цена великолепная
— Устал, — пожаловался Кеуф. — Наверное, закроемся сегодня пораньше. Хочу успеть на поезд и съездить проведать жену.
— Сказать, что закрываемся?
Джимми кивнул.
— Закрываемся! — громко крикнул я. — Закрываемся!
Через несколько минут бильярдная опустела. Кеуф пересчитал выручку и сунул ее в карман.
— Пошли, — сказал он.
Пока Джимми запирал дверь, к бильярдной подъехала машина Феннелли.
— Что так рано, Джимми? — улыбнулся мистер Феннелли, подходя к нам.
— Хочу проведать жену, — объяснил Джимми Кеуф.
— Молодец. Для меня что-нибудь есть?
— Конечно, Силк. Ты же меня знаешь. — Он вытащил из кармана пачку денег, перетянутую толстой резинкой.
Они стояли в дверях, и мне пришлось отойти назад, чтобы уступить место. При этом я стоял лицом к бильярдной.
Неожиданно за спиной взревел мотор. Феннелли и Кеуф испуганно уставились куда-то поверх моей головы. Я же не почувствовал ничего необычного. Джимми побледнел я уронил деньги.
Я нагнулся за ними и сказал:
— Разве можно быть таким неаккуратным с?..
В этот момент раздались выстрелы. Я быстро выпрямился. Джимми Кеуф, прижав руки к животу, сползал на землю, прислонившись к двери. Силк Феннелли схватился за грудь. Он начал медленно падать, и руки безжизненно повисли. На меня брызнула кровь. Только после этого я абсолютно машинально, ни о чем не думая, бросился бежать. Пробежав пару кварталов, остановился перед домом Мартина.
Я мигом поднялся наверх и позвонил в кухонную дверь. Только сейчас до меня начало доходить, что произошло. Все это время я бежал чисто инстинктивно, ни о чем не думая. Гулко колотилось сердце, я ловил ртом воздух и никак не мог отдышаться.
Джули открыла дверь. Я вбежал в кухню и захлопнул дверь.
— Фрэнки, это ты? — удивилась девушка. Увидев кровь на моей рубашке, она испуганно воскликнула: — В чем дело? Что случилось?
Я молча прошел через кухню в ее маленькую комнату и, тяжело дыша, бросился на кровать. Джули вошла в комнату и закрыла дверь.
— Что случилось, Фрэнки? Ты ранен? — Ее глаза расширились от страха.
— Нет, — я сел, — они застрелили моего босса и мистера Феннелли.
— Они? Кто они?
— Не знаю. Я убежал! — Я встал, и только тут до меня дошло, что я держу в руке деньги Джимми. Я сунул их в карман и осторожно подошел к окну. «Интересно, не увязались ли они за мной?» — спросил я самого себя.
— Бедный ребенок! Да ты дрожишь, как осиновый лист. — Джули крепко обняла меня.
— Ничего я не дрожу, — солгал я и прижался лицом к ее груди.
Она была такой теплой, такой безопасной, что я не хотел шевелиться. Неожиданно меня начала бить дрожь, и я ничего не мог с собой поделать. Через несколько секунд я весь дрожал, и моя рубашка моментально вся взмокла от пота. Я стоял в объятиях Джули, трясся и стучал зубами, как ребенок...
Джули усадила меня в кресло и пошла на кухню принести мне что-нибудь выпить. Никто не видел, как я прибежал сюда, думал я. Конечно, они охотились за Феннелли, а до меня им нет никакого дела. Кеуф видел их, поэтому его пришили. Я их не видел, поэтому меня не тронули. Копы захотят меня допросить, но ведь я ничего не видел. Со мной все будет в порядке до тех пор, пока я буду молчать. Никто и пальцем до меня не дотронется, пока я не открою рта... Что делать с бабками? Я вытащил деньги и пересчитал. В пачке оказалось шестьсот пятьдесят три бака. Я сунул их обратно. В комнату вернулась Джули с чашкой кофе.
— Выпей кофе! — велела она. — Сразу полегчает.
— Мне уже и так легче, — благодарно улыбнулся я и взял чашку. Я не могу уйти в этой рубашке. Она вся в крови. — Я снял рубашку и протянул Джули. — Выброси ее в мусоропровод и принеси рубашку Мартина.
Девушка молча взяла рубашку и вышла из комнаты. На кухне хлопнула дверца мусоропровода. Потом Джули отправилась в комнату Мартина. Через минуту она вернулась с рубашкой, которая оказалась мне немного мала.
Пора уносить ноги, подумал я.
— Спасибо, Джули. Я пойду, пока никого нет.
— Можешь не торопиться. Все, кроме мистера Кэбелла, уехали на уик-энд за город. А мистер Кэбелл возвращается не раньше часа, когда закрывается аптека.
Я не спеша поужинал и около девяти вернулся в приют. Пробрался в здание через черный ход. Все уже спали. Я разделся и лег. Я так устал, что уснул, едва моя голова коснулась подушки.
Утром подскочил раньше всех и помчался за газетами. «Дейли Ньюс» поместила на первой странице большой заголовок: «Нападение на Феннелли», а сама статья находилась на второй странице. Я раскрыл газету. В правом верхнем углу виднелась фотография Силка Феннелли, а под ней короткая заметка:
«В Нью-Йорке опять начинается война между гангстерами. Силк Феннелли, известный босс игорного бизнеса и рэкетир, был тяжело ранен, а Джеймс Кеуф убит неизвестными бандитами. Кеуф получил две пули в сердце, а Феннелли одну в грудь, а вторую — в пах. Нападение произошло вчера вечером около бильярдной Джеймса Кеуфа. Полиция разыскивает мальчика, который работал у Кеуфа и который, возможно, был свидетелем нападения. Феннелли, как заявили врачи Рузвельтовской больницы, находится в тяжелом, но не критическом состоянии. Следуя законам гангстеровского кодекса чести, он лишь сказал: „Я понятия не имею, кто хотел застрелить меня, потому что никогда не сую нос в чужие дела“. Полиция начала расследование. Читайте новости в наших следующих номерах».
Я опустил газету. Похоже, мистер Феннелли предупреждал меня держать язык за зубами. Я позавтракал и пошел в церковь помогать прислуживать у алтаря. Беспокоиться пока было не о чем.
Глава 13
Прошла неделя. Меня никто не искал, и я постепенно успокоился. Я опять мог безбоязненно выйти на улицу. В газетах писали, что состояние Феннелли улучшается я что через три недели его выпишут из больницы. Бильярдную закрыли, и я потерял работу, но не унывал. Деньги Джимми положил на другой счет. Пока у меня есть деньги, беспокоиться не о чем. Несколько раз мы встречались с Джули, но ни разу не обсуждали то, что произошло в субботу вечером.
Однажды утром брат Бернард заглянул в спальню.
— Фрэнсис, загляни ко мне после завтрака.
— Хорошо, сэр.
В его кабинете собрались старшая сестра, отец Куинн и незнакомый мужчина, похожий на копа.
Я, постарался скрыть испуг.
— Вызывали, сэр? — обратился я к брату Бернарду.
— Да, Фрэнсис. Это инспектор Бучалтер из комиссии по делам благотворительности. — Инспектору Бучалтеру он сказал: — Это тот мальчик, о котором мы говорили.
Я ждал. С минуту в комнате царила тишина, потом старшая сестра сказала:
— Фрэнсис, ты хороший мальчик. Я наблюдаю за тобой с самого детства. Сейчас я хочу тебе кое-что сказать. Я говорю это, только потому что должна. Фрэнсис, ты никогда не задумывался, что хорошие люди встречаются не только среди католиков?
— Нет, мэм, — осторожно ответил я.
— Видите? — воскликнул отец Куинн и заулыбался. — Я же вам говорил!
— Если бы кто-нибудь сказал тебе, что ты принадлежишь к другой вере, что бы ты сделал? — медленно спросила старшая сестра.
С моих губ слетел едва слышный вздох облегчения. Значит нападение ни при чем.
— Я бы не поверил, мэм.
Все гордо заулыбались и радостно заговорили:
— Хороший мальчик! Примерный католик!
— Фрэнсис, ты совсем не помнишь своих родителей? — спросила она более естественным голосом.
Вопрос показался мне глупым. Старшая сестра прекрасно знала, что я попал в приют в грудном возрасте.
— Нет, мэм, — вежливо ответил я.
— Мистер Бучалтер пытается разыскивать родителей и родственников наших детей, — продолжила она. — Время от времени он просматривает все дела, надеясь найти что-нибудь новое. Выслушай его.
— Видишь ли, Фрэнсис, — смущенно начал мистер Бучалтер, — все произошло совсем недавно. Когда ты закончил школу Святой Терезы, мне вновь прислали твои документы. — Инспектор говорил почти извиняющимся тоном. — Прежде чем наши дети идут в среднюю школу, мы на всякий случай еще раз просматриваем их дела. Короче, мы установили, что у тебя есть родственники — дядя, брат твоей матери, которая умерла при родах. Недавно он написал нам о своей сестре, которая приехала в Нью-Йорк, как раз, когда ты родился. Он в точности описал кольцо твоей матери. Мы хранили его и хотели подарить тебе, когда ты подрастешь. Кольцо дешевое, но очень необычное. Сейчас дядя хочет, чтобы ты жил с ним. Закон на его стороне. Мы решили, что он вполне достойный и ответственный человек. У него двое детей. Он даст тебе кров и будет о тебе заботиться.
— Но, Фрэнсис, он не такой, как мы, — быстро добавил отец Куинн. — Он ие верит в нашего Бога.
— Не верит в нашего Бога? — удивленно переспросил я и вопросительно посмотрел на священника.
— Да, Фрэнсис, — печально подтвердил он. — Он не католик.
Я ничего не мог понять.
— По всей вероятности, — сообщил брат Бернард, — ты переедешь к нему, как только уладятся некоторые формальности. Но не забывай, чему тебя здесь учили, Фрэнсис. Не забывай, что святая церковь приютила и воспитала тебя. И всегда оставайся добрым католиком, что бы ни говорили люди.
— Хорошо, брат Бернард, — кивнул я, ничего не понимая.
— Твой дядя ждет тебя в коридоре. Хочешь увидеть его? — мягко поинтересовалась старшая сестра.
— Да, мэм, — машинально ответил я. В голове лихорадочно метались мысли. У меня есть семья. Я не сирота. У меня есть семья, родственники.
— Входите, мистер Кайн, — пригласил инспектор, выглядывая в коридор.
В комнату вошел высокий, почти шести футов роста, слегка лысый широкоплечей мужчина с красным лицом.
Его мягкие карие глаза были затуманены. Глядя на него, я вспомнил чьи-то слова, будто некатолики после смерти отправляются в ад, но почему-то мне было наплевать. Я готов отправиться в ад, если кто-нибудь будет смотреть на меня с такой любовью, нежностью и желанием понравиться.
Он улыбнулся, и в комнате сразу стало светлее. Потом по-дружески протянул руку, и между нами словно пробежал электрический ток.
— Значит, ты Фрэнки! — громко произнес мой дядя слегка дрожащим голосом.
— Да, сэр. — Мой голос тоже дрожал, и в моих глазах тоже блестели слезы. В сердце вспыхнула любовь. Теперь я не сомневался, что, несмотря ни на что, этот человек мой родственник, что в наших венах течет одна кровь.
И только через несколько минут до меня дошло, что его фамилия произносится «Кайн», а не «Кейн».
Спустя несколько дней я узнал, что он еврей.
Глава 14
Говорят, что новости какими-то таинственными путями путешествуют по свету. Не прошло после этого разговора я нескольких часов, как все в приюте знали, что у меня нашелся родственник. Меня засыпали вопросами, на которые я отвечал, как мог. Что я мог ответить? Я и сам почти ничего не знал. В тот день я с трудом дождался вечера, чтобы пойти и рассказать все Джули.
Сначала, правда, я выяснил по телефону, есть ли кто дома, и только потом пошел.
Джули впустила меня на кухню. Я не обратил внимания на ее усталый вид и начал взволнованно рассказывать. Она села на стул, а я — на кровать.
— Очень рада за тебя. Ты заслуживаешь лучшей жизни, — сказала Джули каким-то вялым и безжизненным голосом.
— Что-то голос у тебя не очень радостный.
Джули подошла к окну и отвернулась. После минутной паузы она сообщила сухим тоном, какой я слышал у нее в первый раз:
— Я уезжаю домой. Фрэнки.
— Почему? — Она не успела ответить, как я продолжил: — Не уезжай! Что бы ни случилось, я буду к тебе приходить.
— Чтобы бесплатно трахнуться?
— Нет. Ты мне нравишься! Ты ведь знаешь, ты столько раз заставляла меня говорить это.
— Я нравлюсь тебе не больше любой другой девчонки, которая тебе даст, — холодно проговорила Джули. — Мы больше никогда не увидимся.
Я с минуту молча смотрел на ее спину, потом спросил:
— Все равно я хочу знать причину, Джули!
Девушка повернулась ко мне лицом.
— Ну что ж, если хочешь, пожалуйста! От тебя нет никакого толка. Ты не можешь мне ничего дать. Ты бы даже не смог на мне жениться, если бы я забеременела! Мне остается только учить тебя. Летняя четверть закончена! Будь хорошим мальчиком. Повеселился, а теперь уходи!
Я подошел к Джули и взял ее за руку, но она грубо вырвалась.
— Но, Джули...
— Убирайся, Фрэнки!
К горлу подкатил ком, и я направился к двери.
— Прощай, Джули!
Она не ответила. Я вышел на кухню и закурил. В ее комнате заскрипела кровать, и послышался плач.
На улице еще светило солнце, но мне было не до веселья. Я даже замерз. Пошел в парк и бросился на траву. Смотрел на небо ничего невидящими глазами, а в ушах звенело: Джули! Джули! Джули!
* * *
Я написал Джерри Коуэну письмо, и он ответил, что очень рад за меня. Через неделю наступил день моего отъезда. После обеда за мной должен приехать дядя. Все вещи я собрал в две картонные коробки, которые снес в кабинет брата Бернарда.
Наверх возвращаться не хотелось. Из спортивного зала доносились крики, и я решил посмотреть, что там происходит. Но в этот миг зазвонил звонок, на обед, и я пошел в столовую. Сел за стол и склонил голову, пока брат Бернард читал молитву. У меня возникло странное ощущение, что я впервые попал сюда. Вокруг находились незнакомые безразличные лица. От белого мрамора стола веяло холодом.
Я дотронулся до него пальцами и нащупал место, где когда-то нацарапал ключом свое имя. Буквы были шершавыми, и я удивился, как мне вообще это удалось. Я поставил автограф много лет назад и сейчас даже забыл, когда именно. Есть не хотелось. Интересно, как меня встретят тетя и кузины? Тут же мелькнула мысль — а может, остаться?
Посреди обеда я попросил у брата Бернарда разрешения уйти из-за стола. Наверное, он понимал, что со мной происходит, и поэтому отпустил.
Я вышел во двор. В этом дворе я бегал, играл, стоял в колонне перед звонком на занятия. Во дворе было пусто, но внезапно я услышал голоса детей. Перед моим мысленным взором они бежали играть в мяч или перетягивать канат, оставив книги на партах. Я взглянул на колокольню церкви Святой Терезы, словно ожидая услышать звон колоколов.
Рядом показалась тень. Я опустил голову и увидел брата Бернарда.
— Растерялся, Фрэнсис? — Это было скорее заявление, чем вопрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49