Сияющая белизна скатерти, блеск хрусталя и серебра, радуга бутылок и графинов дополняли это великолепие.
Обед проходил в торжественной тишине. Лишь однажды, когда подали черепаховый суп, одна из дам не выдержала.
— У лорда Джима в этот суп вместо мяса черепахи кладут телятину, — произнесла она со скорбным видом. — А варят ее в дешевом вине и кладут слишком много специй.
— Векселя Джима будут просрочены на следующей неделе, его светская карьера закончилась, — откликнулся румяный толстяк. — Налейте мне еще портера. Не могу жить без этого напитка.
— Это у вас семейное, сэр, — заметил хозяин.
— Совершенно верно, Роберт! Еще мой дед говорил, что у него есть три заветных желания — иметь за столом бочонок портера и блюдо ростбифа. А, кроме того, для полного счастья, еще кувшин портера!
За столом все сдержанно улыбнулись, и обед продолжался в столь же торжественной обстановке. Раздавался лишь неторопливый стук ножей и вилок, тихий звон бокалов. Дамы сидели скромно опустив глаза в тарелки, все блюда пробовали по чуть-чуть и лишь прикладывались к сладкой мадере. Но все они не смогли сдержать чувств и восхищенно заахали, когда дворецкий внес поднос. На нем можно было увидеть небольшой серебряный ларец и стопку фарфоровых чашек, расписанных синими драконами. Мужчины с уважением склонили головы — иметь в доме столько чая и посуду из Китая может не каждый.
Шурша юбками и громко щебеча, дамы поспешили за дворецким в соседние комнаты. Там их поджидали блюда с кексами, вазы с вареньем, графины с мадерой и вишневкой. Как только за ними закрылась дверь, хозяин сделал знак, и слуги стремительно очистили стол. На нем остались лишь бисквиты, сыры и все бутылки.
Мужчины преобразились. Зазвенели стаканы, послышались веселые возгласы и шутки.
— Позвольте налить вам виски, сэр!
— Отличный вкус, Роберт! Чувствуется вересковый дымок. Шотландцы правы — виски и женщин надо употреблять в натуральном виде. Всякие разбавки и духи только портят их вкус!
— Уважаемый, как вам в прошлый раз удалось в одиночку одолеть три бутылки бордо?
— Перед каждой я выпивал по стакану джина.
— Дорогой Чарли, ты плохо кончишь. В старину на тебя, как на любителя спиртного, надели бы бочку без дна, из которой торчала бы одна голова. В таком виде и ходил бы по Лондону!
— Теперь на всех пьющих бочек не хватит!
— Наша добрая королева Анна настоящая патриотка. Согласилась поднять пошлины на шампанское и остальное французское пойло, но снизила налоги на отечественное спиртное. Теперь наши производители встанут на ноги!
— За нашу королеву! За процветание британской торговли! За лебедей с Темзы! — послышались возгласы.
— Теперь джин льется рекой! Есть всякий — на лимонной корочке, на тмине, даже на корне фиалки.
— У нас трактирщик нанял студента, и тот написал на воротах постоялого двора такие стихи:

Здесь выпьешь на пенс!
Упьешься за два,
Солома в сарае
Бесплатно — всегда!

— Армия сделала большой заказ на поставку джина. У солдат от жидкого немецкого пива болят животы.
— Да, долго наши парни стоят на Рейне.
— Ну этот год герцог Мальборо начал неплохо. Да и в Италии австрийцы теснят французов.
— Королю Людовику приходится туго. Одна надежда на разногласия между союзниками. Да еще на вмешательство Карла шведского.
— Этот юный вояка и любитель шахмат много денег содрал с французов, но сейчас он завяз на востоке.
— Не могу согласиться с вами, сэр. Карл непрерывно побеждает датчан, русских, поляков, немцев. Его сравнивают с Александром Македонским, и в его ставку возле Лейпцига спешат послы всех европейских держав. Каждый хочет дружить с могучим шведским монархом.
— Там побывал и наш главнокомандующий герцог Мальборо. Мне довелось взглянуть на его отчет, где сказано, что Карл еще не решил, куда направить свои полки. Французы готовы озолотить его, если шведы ударят по австрийцам. Но русские деньги помогают королю Августу с его польско-саксонским сбродом отбивать атаки Карла. Герцог признает, что шведы отличные солдаты, но у них мало пушек, а обозная и госпитальная службы находятся в неудовлетворительном состоянии.
— Я полагаю, джентльмены, что 1708 год разрядит политическую обстановку, — заявил румяный толстяк. — Надо набраться терпения. Вспомните картинку, что продают на лондонских улицах. Тот, кто ее нарисовал, точно выполнил заказ — наши налогоплательщики могут быть спокойны.
Листок, на котором были изображены играющие в карты европейские державы, хозяин повесил у дверей гостиницы для всеобщего обозрения. Иван видел, как хохотали прохожие, читая надписи на листке. Потрепанная Франция с тоской рассматривала свои карты и вопрошала: «Выиграю или проиграю?». «Играю и выигрываю, а прибыли не имею!» — с глупым видом разводила руками Швеция. Сидевшая в стороне Россия утешала своего обмотанного бинтами союзника: «Брат Август, играй смело, я за тебя заплачу!». На суету карточных партнеров презрительно взирала Англия. Ее слова художник выделил особо: «Имею отличные карты для собственной игры!».
— Так ты говорил об этом джентльмене? — вдруг обратился толстяк к капитану Хинстоку.
— Так точно, сэр! О нем упоминал в своем донесении и сэр Роберт.
Из-под квадратных очков на Ивана в упор смотрели серо-голубые глаза. Вспомнился взгляд знакомого капитана морской пехоты. Тот любил говорить, что сразу определяет степень годности новобранца и может сразу сказать, как пойдет у того служба и сколько врагов он сможет уничтожить в бою, прежде чем убьют его самого.
Толстяк заговорил по-голландски, а потом по-немецки. Пожелал узнать мнение Ивана о ветрах в Северней море, ценах на провизию в портах Италии и некоторых других вещах. Ответы до конца не выслушивал, задавал новые вопросы. Наконец удовлетворенно кивнул и попросил слугу принести еще портера.
Расходились под вечер. На пристани капитан Хинсток наклонился к Ивану и негромко произнес:
— Поздравляю, лейтенант. Первое испытание выдержал. Если повезет, то станешь членом лебединой стаи.
Глава 51
Работа началась на следующей неделе. Иван стал торговым агентом в небольшой конторе по закупке леса. Располагалась она в Сити среди десятков подобных учреждений и ничем среди них не выделялась. Оборот оказался невелик — вместо качественного леса из Архангельска или Нью-Йорка, ее хозяин предпочитал закупать товар в Германии или Дании. Переписка с поставщиками была огромной, но накладных на реальный товар почти не поступало. Деловые письма пестрели цифрами и датами, но указанные в них цены, сроки и объем поставок казались довольно странными и не сулили выгодных сделок.
Отлучаться из конторы Ивану не велели. Даже ночевать пришлось в каморке, расположенной между конторкой и складом. Вся она была заставлена шкафами с картонными папками и какими-то коробками. На складе постоянно находилась пара широкоплечих охранников, своим говором и повадками сильно смахивавших на морских пехотинцев. Все дни уходили на изучение карт и лоций побережья западноевропейских стран, а также на чтение очень интересных, но не имевших отношения к торговле бумаг. Несколько раз в контору заходил благообразный священник. Немногословно, но очень толково он поведал об основах тайнописи и разгадывании шифров, о том, как не оставляя следов вскрыть запечатанное письмо, ознакомиться с его содержанием и обратно запечатать.
Однажды Ивана подняли среди ночи и отвезли в Дувр. Здесь дали краткие наставления, а затем в одежде рыбака погрузили на борт небольшого суденышка. Его команда собралась на лов сельди, но под сетями хранила мушкеты. Потом было плавание к берегам Франции, где в условленном месте выгрузили ящик и приняли неизвестного человека с толстой сумкой в руках. На обратном пути встретились с французским дозорным ботом. На предложение остановиться и выяснить некоторое вопросы ответили стрельбой и скрылись в тумане.
На английском берегу капитан Хинсток похлопал лейтенанта Карпентера по плечу и радостно сообщил, что тот выдержал и это испытание. Пока можно отдыхать и ждать новых приказаний.
О том, что в Лондоне находится российский посол, Иван знал. Знал и то, что это никто иной, как знакомый еще по Амстердаму боярин Андрей Артамонович Матвеев.
Но возле его дома, как и возле каждого знатного иностранца, всегда толклись разные неприметные личности. Следили за всеми приходившими и уходившими из посольства, а также друг за другом. Лейтенанту королевского флота, да еще оказавшемуся причастным к деликатным делам, лучше около них и рядом не стоять.
А вот за посольскими слугами наблюдение велось не столь строго. Как-то рано утром Иван заметил посольского повара, спешившего на рынок за покупками. Как бы случайно оказался рядом с ним у одного прилавка. Услышал, как он торгуется с продавцом и свою корявую английскую речь сдабривает ядреными московскими словечками. Немного погодя и сам приценился к телячьей ноге, спросил совета относительно качества мяса. Разговорились и перешли на русский. Повар согласился взять записку на имя посла, к ней за свои труды получил полновесный испанский дублон.
На следующий день повар кивнул Ивану, как старому знакомому. На перекрестке постояли рядом, поглазели на новые штуки сукна, которые приказчики раскладывали в окне лавки. Мимо проехала карета, и сидевший в ней человек, приоткрыв занавески, тоже взглянул на новый товар и тех, кто стоял возле лавки.
Под вечер повар зашел выпить пива в гостиницу, где теперь проживал Иван. На улицу вышли врозь, но пошли в одну сторону. Так и оказались в тихом переулке, куда не доносился шум с набережной. Повар постучал в дверь невысокого дома, на котором висела потемневшая вывеска какого-то торговца.
В небольшой комнате у тлеющего камина сидел сам российский посол. За прошедшие годы он мало изменился. Одет все также щеголевато, чисто выбрит, благоухает духами. Но на лбу прибавилось морщин, взгляд стал суровым. Все же веселая ямочка на подбородке осталась, а уголки губ, как и раньше, таили усмешку.
— Здравствуй, Иван, — негромко произнес Андрей Артамонович. — Рад видеть тебя живым и здоровым. Возмужал ты, плотников сын, сразу можно в гвардейский полк записать, в первую шеренгу поставить. Рассказывай, где тебя носило?
Слушал внимательно, порой удивленно поднимал брови. Задавал короткие вопросы и только качал головой. Под конец рассказа любезная улыбка исчезла с его губ.
— Андрей Артамонович, помогите вернуться домой, — закончил Иван. — Знаний и опыта на чужой стороне набрался, пора и Отечеству послужить. Сейчас меня на новую службу определили, чтобы воевал тайно, под чужим флагом. Сунут куда-нибудь, куда своих посылать жалко, да и бросят. Им победа, а мне в чужом пиру похмелье. На Руси, как я слышал, государь Петр Алексеевич построил флот, и наши корабли уже вышли в море.
— Ты, Иван, на английской службе преуспел, чин получил немалый. А дома придется начинать с рядовых постов, и оплата будет поменьше.
— В Англии хорошо живется тому, кто имеет сильную родню и поместья. Простым людям приходится трудно, каждый заботится о себе сам. Вчера видел знакомого боцмана. Стоит на площади, шея и руки в колодках, а над головой надпись — «Лентяй». Оказалось, уволили из флота по болезни, дали смешную пенсию, а потом загнали в работный дом. Там по 12 часов в день трепал пеньку. За то, что не смог выполнить урок, выставили старика у позорного столба. Заплатил за него штраф, только знаю, что скоро он опять там окажется…
Иван замолчал. Не стал вспоминать других моряков, списанных на берег по разным причинам. Да и не расскажешь всего. Одному на чужой стороне порой приходится очень тяжело. И страшно! Ну да послу этого не понять, он лицо казенное. За ним Держава!
— Не приведи Господь заболеть, руку или ногу потерять! — вырвалось у Ивана. — Дома-то хоть милостыню подадут, а здесь такое запрещено. О свободах и правах на всех углах кричат, а наделе ходи с опаской, власти хвали, о своих мыслях молчи…
— Ну, положим, длинные языки и на Москве укорачивают, да и с бродягами разговор короткий, — усмехнулся посол. — Англичане народ веселый, после работы не прочь выпить, поплясать и на кулачках подраться. Это королева Анна возлюбила тишину и благопристойность. По воскресениям все увеселительные заведения закрыты, даже катание на лодках осуждается. Но женщину можно понять. Парламент постановил, что после ее смерти на британский престол вступит ганноверский курфюрст Георг Людвиг, внучатый племянник Карла I. Этого князька Анна люто ненавидит, называет «немецким медведем». Издевается над тем, что в своей крохотной столице он построил дворец — жалкую копию Версаля, а сам трясется над каждым медяком. В Ганновере все сделки свыше 12 фунтов заключаются только с письменного разрешения самого Георга.
— И этот крохобор станет английским королем?
— Если выживет кто-то из детей Анны, то не станет. Но хотя королева и рожает чуть ли не каждый год, ее дети умирают один за другим. Муж Анны, датский принц, всем чужой. Он, конечно, получил почетную должность лорда-адмирала, но кроме охоты и выпивки ничем не интересуется. Кстати, верно, что он еще возглавляет и секретную службу Адмиралтейства?
Вопрос не смутил Ивана. Хочешь вернуться домой — сослужи службу Отечеству.
— Всеми тайными делами ведает секретарь Филипп Стефенс, о нем мало знаю. В нашу контору почти все заграничные письма приходят на имя торговца Брайана. Все они передаются мистеру Дефо.
— Какому Дефо? Тому, что издает газету «Обозрение»? — глаза Андрея Артамоновича азартно блеснули.
— Того самого. В иностранных делах он разбирается отлично.
— Ну и новость! — воскликнул посол. — А ты знаешь историю самого мистера Даниеля Дефо? Нет? Тогда послушай.
Рассказывать посол умел, говорил кратко и ясно, словно по книге читал. Оказалось, что в молодости мистер Дефо участвовал в мятеже против тогдашнего короля. Бунтовщиков разгромили и перевешали, а он, один из немногих, получил помилование. Стал виноторговцем и побывал в соседних странах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65