Утешая ее, я тоже всплакнула вместе с ней. Срок казался ужасно долгим – и неужели Лео пошлют во Францию?
Однако первое его письмо пришло быстро, разминувшись, с моим. – Лео снова послали в Нетли. Я с облегчением вздохнула. Вечером, в постели, я перечитала письмо, оно было сжатым и формальным, как и прежние письма. Я выключила свет и улеглась спать, но сегодня постель казалась мне слишком просторной и пустой.
Едва проснувшись утром, я вскочила с постели и подошла к окну – там снова было дождливо и ветрено. Мое сердце упало. Мистер Селби говорил, что пять лет назад была такая же плохая погода, одно из наихудших лет на его памяти, – но теперь была война. В те дни мы могли ввезти всю необходимую пшеницу, а на этот раз должны были вырастить ее сами. Мы ее и вырастили, но не могли собрать, пока не выглянет солнце. Я со вздохом отошла от окна и стала одеваться.
Внизу, в кабинете, мы вновь обсудили все приготовления. Матрацы, набитые сладко пахнущим сеном, стопкой лежали в углу читальни. Здесь мы временно поселили восемь солдат, а остальные были размещены в селе. Пожилые мужчины и женщины, у которых было место, согласились взять их на постой. Мод Винтерслоу поначалу отказалась, но затем передумала и уступила свою свободную комнату. Как рассказала Клара, бабушка Витерс говорила направо и налево, что Мод отказывается поселить мужчину в доме, так как боится не устоять. Мы обе засмеялись.
Солдаты питались в здании школы, потому что школа не работала до конца сбора урожая. Парты составили в угол, а на освободившееся место были поставлены столы на козлах. Миссис Картер готовила еду в Истоне и упаковывала огромные кастрюли в ящики с сеном, чтобы еда оставалась теплой. Мистер Тайсон и Джесси ставили их на повозку и везли солдатам. Сначала я попросила миссис Картер готовить только для солдат, размещавшихся в читальне, но она составила список продуктов на всех, сказав, что ей все равно, на сколько человек готовить – на восемь или на двадцать. Это оказалось к лучшему, потому что пожилые женщины занялись хозяйством вместо молодых, а те освободились для работы на полях. Так как солдат не хватало, мы были вынуждены привлечь к работе женщин, особенно теперь, когда уборка урожая задерживалась. У нас могло оказаться очень мало времени, когда наконец, настанет хорошая погода – вернее, если она настанет.
Джаэль тщательно подготовила сноповязалку и две жатки, поэтому мы могли жать сразу на трех полях, но жатки требовали гораздо больше рабочих, потому что снопы нужно было вязать вручную. Мы засеяли больше акров, чем в прошлом году, так неужели теперь потеряем часть урожая? Этого нельзя было допустить, потому что многие наши торговые корабли были потоплены подводными лодками, и их груз потерян. До обеда шел дождь, словно погода тоже воевала на стороне Германии.
Я пошла в утреннюю комнату и снова взялась за газету. За завтраком я едва успела, скрепя сердце, просмотреть списки военных жертв – имени Фрэнка там не было. Я увидела, что под Ипром разыгралось новое большое сражение. Был ли Фрэнк там, среди сражающихся.
После обеда приехала миссис Бартон и отвлекла меня от войны.
– Жаль, что я не застала Леонидаса, дорогая, но я не могла приехать раньше – мне нужно было оставаться с моей дорогой Джоан!
Я расспросила ее о сэре Джордже, а она расспросила меня о Флоре, а затем сказала, что младший брат того мальчика тоже заразился скарлатиной – и умер.
– Ох, леди Бартон, это ужасно! – я так и села, мои руки задрожали.
Как только она ушла, я поспешила в детскую и обняла Розу с Флорой. Я с трудом рассталась с ними, чтобы пойти в кабинет имения. Этим вечером я написала Лео, что помню, как он сидел со мной в комнате Флоры, когда она металась в горячке. Я написала ему, как рада, что он был со мной: «Я могла бы впасть в панику и навредить ей».
«Нет, ты не навредила бы ей», – написал Лео в ответ, но я сомневалась в этом. На этот раз его письмо было душевнее. Он написал мне, что все еще находится под впечатлением от облегчения, которое испытал, когда я сказала, что все равно согласилась бы выйти за него замуж, если бы заранее знала, за кого иду. «Ты совершенно уверена в этом, Эми?» Да, я была совершенно, полностью уверена. Я желала бы только одного – догадаться об этом гораздо раньше, потому что и для меня это было большим облегчением. Все значительно упростилось, когда я поняла это – особенно теперь, когда я надеялась снова понести ребенка от Лео.
Однако этой ночью у меня начались крови. Я, конечно, знала, что так у меня было и прежде. Я знала, что отношусь к тем женщинам, у которых крови идут еще пару месяцев после зачатия, но мне так хотелось ребенка, не для себя, а для Лео. Я написала ему об этом, как и обещала, а он написал в ответе: «По-моему, это явление для тебя означает не обязательно то же, что и для других женщин. Пожалуйста, напиши мне, что будет через месяц».
Приближался конец августа, когда погода наладилась, и мистер Арнотт решил на следующий день начать уборку урожая.
– Не знаю, леди Ворминстер, как мы соберем все, если погода снова испортится – у нас не хватает рабочих рук.
После обеда я рассказала об этом Элен, и она предложила:
– Моя леди, моя кузина Бет охотно помогла бы убирать урожай, но у нее двое детей, слишком маленьких, чтобы брать их с собой на поле. Я подумала, а что, если...
И мы решили устроить в классной комнате детскую. Элен с Дорой распоряжались там, а Мод Винтерслоу и бабушка Витерс вызвались помогать. Всего набралось двадцать детишек, вместе с Розой и Флорой, и мы освободили четырнадцать женщин для уборки урожая. Даже морщины мистера Селби разгладились, когда он услышал об этом, хотя он тут же нашел другие затруднения:
– Арнотт, однако, сказал, что ему не хватает квалифицированных людей...
– Мы справимся, мистер Селби. Мы должны справиться.
На следующее утро мы с ним стояли на Хай Хэмс. Мистер Арнотт поплевал на ладони, взял косу, плавно взмахнул ею – и первая полоса золотых колосьев упала на землю. Начался истонский сбор урожая. Когда первая дорожка была открыта вручную, крепкие плечи лошадей навалились на упряжь и потащили сноповязалку по жнивью. Мистер Арнотт снял шапку, чтобы вытереть пот со лба, затем обернулся к женщинам и начал отдавать распоряжения. Убедившись, что каждая знает, что делать, он вызвал солдат и повел их на следующее поле.
Весь остаток дня я была очень занята. Мы считали, что продумали все заранее, но, конечно, многое не предусмотрели. Возникли проблемы, с которыми требовалось разобраться, решения, требующие принятия, ссоры, которые нужно было сгладить – от раздраженного высказывания Элен, сердито уставившейся на Марту и Мод: «Моя леди, эти две склочницы хуже всех детей, вместе взятых», до замечания мистера Арнотта: «Кое-кто из этих солдат думает, что явился сюда в отпуск. Взгляните-ка на этого чурбана – снял рубашку! Разве он не знает, что солома царапается, а солнце жжет?»
– Я пойду и поговорю с ним, мистер Арнотт. В крайности, у Клары есть смягчающая мазь.
После обеда у Танцора отвалилась подкова. Воздух вокруг мистера Арнотта накалился.
– Сайке отведет его в кузницу. Этот Танцор слишком норовист, чтобы доверить его мальчишке...
У нас было четыре лошади для сноповязалки, поэтому Сайке ушел с Танцором в кузницу, но напарник Танцора, Гордец, был жеребцом и тоже нуждался в твердой руке. Им вызвался управлять один из солдат, сказавший, что ездил верхом прежде. Мистер Арнотт успокоился, но ненадолго.
– Ездил верхом прежде! Вы только взгляните на него, моя леди!
Но я смотрела не на сноповязалку. Заметив, что Мэри Тайсон взглянула через поле и подтолкнула Джейн Чандлер, я проследила за их взглядами и увидела Фрэнка.
Он шел по жнивью прямо ко мне и улыбался, солнце сияло золотом на его волосах, голубые глаза на загорелом лице смотрели только на меня. Голос мистера Арнотта звучал рядом со мной, но, казалось, уплыл на сотни миль отсюда. Я слышала только один голос, сказавший:
– Привет, Эми, как дела? – улыбка Фрэнка стала еще шире.
Я что-то пробормотала в ответ, а мистер Арнотт приподнял шапку:
– День добрый, мой лорд.
– Добрый день, Арнотт. Как урожай? Вижу, вы завербовали на помощь группу амазонок, – Фрэнк заразительно засмеялся.
Мистер Арнотт хмыкнул.
– Они неплохо работают – но посмотрите вот на этого, – он показал на солдата, садящего верхом на Гордеце. – Сказал, что умеет ездить верхом! Может быть, он и может молоко возить на осле, но уж будьте уверены, на сноповязалке да с такими лошадьми от него нет толка. Будет просто счастье, если он кое-как продержится до возвращения Сайкса.
– Хотите, я возьмусь за это вместо него?
– Если можно, мой лорд, – обрадовался Арнотт. – Это была бы большая помощь.
– Держи, Эми! – фуражка Фрэнка перешла ко мне, а за ней – военный китель. Затем Фрэнк стремительно пошел по полю, мистеру Арнотту пришлось ускорить шаг, чтобы успеть за ним. Я смотрела, как он вскочил в седло, как уверенно взял поводья в руки, как его прямая, стройная спина стала удаляться от меня.
Солдат сконфуженно пробормотал:
– Прежде я всегда ездил со стременами.
– Это его светлость – но он может обходиться без них. Он умеет управляться с лошадьми, умеет.
И Фрэнк умел, умел. Я наблюдала за ним, сжимая жесткий козырек его офицерской фуражки так, словно не хотела никогда выпускать ее из рук. Затем я пошла под вязы и уселась в их тени. Нелла улеглась рядом со мной.
Я, оставалась там около часа, глядя, как Фрэнк правит сноповязалкой, медленно ползающей туда и обратно по полю. Я сказала себе, что должна остаться, потому что он оставил под моим присмотром фуражку и китель, хотя знала, что не это – настоящая причина. Я осталась, потому что не могла отвести от него глаз. В своем хаки он казался золотым под лучами солнца – если бы сам Аполлон спустился с неба, чтобы помочь с уборкой урожая, он выглядел бы точь в точь, как Фрэнк. Поэтому я и осталась, посмотреть на него.
Другие женщины тоже наблюдали за ним. Я видела, как они иногда разгибали спины и как бы случайно бросали взгляды на него – а затем на меня. Но я сидела в тени вяза, прижимая к груди его китель словно ребенка.
Мистер Сайкс пришел с Танцором, лошадей сменили, а взмыленную пару повели отдыхать. Мужчина с жатки взял жбан с сидром и протянул Фрэнку. Загорелая шея Фрэнка вздрагивала, когда он глотал, затем он вернул жбан и вытер рот тыльной стороной ладони. Слово, вспышка смеха – а затем он пошел к краю поля, где сидела я. Он уселся рядом со мной на траву и через мгновение растянулся в тени вяза.
– Вот я и нагулял аппетит перед ужином, на который ты пригласишь меня, Эми – потому что для чая уже слишком поздно.
– Будет только тушеный кролик и вареники.
– Боже мой, неужели твоя новая кухарка не могла приготовить ничего получше?
– Она очень занята приготовлением еды для сборщиков урожая, – то же самое будут есть и солдаты.
– Ну, раз я сегодня тоже сборщик урожая, то, наверное, должен есть их скромную пищу.
Перевернувшись за живот, Фрэнк сунул в рот соломинку и прищурился, скосив на меня взгляд.
– Как ты, Эми? Вижу, что красива, как всегда. Лето идет тебе – твои волосы выгорают до золотого оттенка, а глаза делаются такими теплыми и нежными. Ох, ты, она краснеет! – Фрэнк рассмеялся. – Кажется, мне очень легко разрумянить тебя, мой спелый, золотистый персик!
Он сел на корточки, затем мгновенным движением поднялся на ноги и подал мне руку.
– Вставай, Эми. Я попросил Сайкса позже привести мою лошадь к особняку, поэтому провожу тебя домой, а там ты организуешь мне ванну – или я не захочу ужинать тушеным кроликом и варениками.
Я выпустила руку Фрэнка сразу же, как встала на ноги – мне вообще не следовало бы принимать ее. Кроме того, за нами наблюдали женщины. Он шел рядом со мной, широким, легким шагом, пока мы не дошли до тропинки.
– Мы пройдем этим путем – на дороге толпятся телеги, – сказал Фрэнк. Мы с Неллой послушно последовали за ним. Когда тропинка пошла под гору, он спросил меня: – Помнишь, Эми, как мы по утрам встречались с тобой в парке?
– Да, помню.
– Тогда ты тоже всегда приходила с собакой. Давай притворимся, что Нелла – это Граф. – Нелла трусила позади меня – это было похоже на топот больших лап Графа. – И давай представим, что ты снова шустрая горничная леди – сколько же лет тебе было тогда?
– Семнадцать, восемнадцатый шел.
– Ты и сейчас не выглядишь старше, здесь даже и притворяться не нужно. А мне было двадцать два, и весь мир лежал у моих ног – один длинный, сплошной путь веселья, восторгов и наслаждений. Давай притворимся, Эми! – Фрэнк улыбнулся мальчишеской улыбкой того золотого лета. Увидев ее, я снова стала семнадцатилетней, когда мы оба были свободными от груза грехов и сожалений, свободно гуляли вместе, свободно смеялись вместе – и свободно любили друг друга. Фрэнк, вспоминая, рассказывал мне о приемах, балах и крикетных матчах, а я слушала и с обожанием глядела на него. Так мы шли по тропинке, пока не дошли до ограды.
– Боже, поставили ограду, как в Гайд-парке! – ухватившись за перекладину, он одним движением перемахнул через нее, а затем повернулся ко мне. – Залезай, Эми! – Я вскарабкалась на нижнюю перекладину, а Фрэнк протянул руки и подхватил меня за талию. – Сейчас мы ее одолеем, – он поднял меня, перенес через перекладину и осторожно поставил на землю по ее другую сторону. Не выпуская моей талии, Фрэнк смотрел на меня сверху вниз, его лицо было так близко, глаза сияли голубизной – но это были глаза не того смеющегося юноши, и я уже не была той девчонкой.
Я вырвалась из его рук и позвала: «Нелла, Нелла!» Она подбежала ко мне, а я нагнулась и обняла ее за шею. Не поднимая глаз на Фрэнка, я прошептала:
– Слишком поздно, слишком поздно притворяться.
– Да, – мягко сказал он. – Мне и тогда не следовало притворяться – это была моя первая ошибка. Как поживает Флора, Эми?
И я рассказала ему, как она болела скарлатиной, как я переживала за нее, а Фрэнк молча слушал, пока мы не дошли до дома. Пока он принимал ванну, Клара помогала мне чистить его форму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53