Фрэнк – мертв. Это совершенное, стройное мужское тело погублено и брошено в грязном болоте, в которое сейчас превратилась Франция.
Клара вывела меня, плачущую, из-за стола. Она заговорила со мной, мистер Селби – тоже, но я не слышала их. Мне слышался только голос Фрэнка, его слова, сказанные в последний приезд: «До свидания, Эми – моя золотая девочка, та, что могла бы быть моей».
Меня отвели в мою гостиную. Пока Клара разжигала камин, мистер Селби встревоженно склонился ко мне:
– Я пошлю телеграмму лорду Ворминстеру?
Я взглянула на него сквозь слезы, ответила Клара:
– Да, так будет лучше всего, мистер Селби. Конечно, он должен об этом узнать. И леди Квинхэм тоже.
– Я знаю только адрес ее матери.
– Тогда телеграфируйте туда.
Мистер Селби остановился передо мной и взял мою руку в свои.
– Леди Ворминстер, я так вам сочувствую – я могу что-нибудь для вас сделать?
Я покачала головой, не найдя даже слов, чтобы поблагодарить его. Клара обняла меня, прижимая к себе мое располневшее тело, пока я всхлипывала у нее на плече.
– Попытайтесь взять себя в руки и успокоиться, моя леди, ради ребенка, – сказала, наконец она. – Я позвоню Берте, чтобы она принесла чай.
Она поила меня сладким обжигающим чаем, а я шептала ей:
– Я любила его, Клара – несмотря ни на что. Я никогда не переставала любить его.
– Знаю, знаю. Вы не охладеете к мужчине, как бы дурно он с вами ни обошелся.
Она не поняла меня. Я не это имела в виду, я подразумевала... но первые мгновения прошли, и чувство вины скрутило меня. Клара была права – мне нужно было успокоиться ради ребенка.
Однако что-то словно сломалось во мне. Я, казалось, стала игрушкой с испорченным заводом – могла двигаться только по требованию других. Клара заставила меня умыться и отвела в детскую. Флора подбежала ко мне, моя красавица, копия Фрэнка, и я заплакала снова, а личики моих дочек испуганно уставились на меня. Элен и Клара усадили меня на кушетку, Флора с Розой прижались ко мне. Я не могла даже посадить их на колени, но объятия их ручек согревали меня.
Следующие дни прошли в тоске и печали. Фрэнк, бегущий рядом со мной в парке, Фрэнк в лодке на реке, великолепный и золотоволосый, Фрэнк, входящий ко мне в гостиную в Истоне, Фрэнк – сияющее солнце моей юности – погиб.
От Лео пришло письмо. Трясущимися пальцами я взяла конверт – по крайней мере, он был подписан чернилами, но когда я открыла его, письмо оказалось очень коротким.
Дорогая Эми!
Я получил телеграмму Селби. Какая трагическая потеря молодой жизни – но , тем не менее , мы должны помнить , что Фрэнсис умер геройски , сражаясь за свою родину. На деюсь , что с тобой и детьми все хорошо , и ты отдыхаешь достаточно.
Твой преданный муж , Лео Ворминстер.
Я сразу же пошла за письменный стол, хотя с трудом держала ручку в руках, а моя спина ныла, словно от двойного перелома. Я сумела написать кое-что – о детях, о вспашке. В конце я написала: «Береги себя ради детей и меня – я люблю тебя». Письмо стоило мне таких усилий, словно я одним духом пробежала бегом до домашней фермы и обратно, но на странице получилось только несколько строк. Я была больше не в состоянии думать, поэтому подписалась как обычно – и поняла, что следующая телеграмма может прийти только о Лео. Положив, голову на стол, я заплакала. Ох, Лео, Лео, зачем ты пошел в армию?
Доктор Маттеус пришел осмотреть меня. Уходя, он похлопал меня по плечу и сказал:
– Осталось недолго, леди Ворминстер – недели две-три, не больше.
– Но вы сказали, что в начале мая, – взглянула я на него. – На первой неделе.
Он ласково пожал мое плечо.
– Это была приблизительная оценка. В таких делах, знаете ли, невозможно быть уверенным. Теперь я склонен думать, что это случится несколько позже. Я сообщу Ворминстеру, чтобы он не очень тревожился.
Три недели! Еще три недели ждать, а я уже так боялась. Вдруг со мной что-нибудь случится... или придет еще одна телеграмма... дети... Флора уже потеряла отца... ох, Фрэнк, Фрэнк.
Каждое утро я спускалась в кабинет имения, но часами не могла справиться даже с простейшими делами. Мистер Селби не позволял мне работать там после обеда. Он сообщил мне, что в Пеннингс скоро вернется мистер Парри.
– Он очень быстро выздоравливает, – сказал мистер Селби. – Скоро у меня будет больше времени на ведение хозяйства имения.
Итак, в послеобеденное время я была вынуждена скрываться наверху и лежать на диване, вне себя от страха и печали. На следующей неделе от Лео пришла только фронтовая почтовая карточка, подписанная чернилами. Я носила ее с собой как талисман. Когда я показала ее Элен, та сказала:
– Он занят, очень занят, моя леди, – она взглянула на Дору и добавила: – Джесси только что вернулся из села. Он сказал, что ранен Хорас Древетт, младший брат мужа Джаэль, и еще Фред Смит. Правда, пока не известно, насколько тяжело.
Я сознавала, что мне нужно сходить в село, но не могла пойти туда. Два дня спустя, сообщили, что ранен Чарли, младший сын Эли Дженкинс, но я опять не пошла. Я была трусихой.
– Они поймут, моя леди, – сказала мне Клара. – Они знают, что у вас подходит срок.
Но дело было не в этом – я была не в силах встретиться с их горем. Прошло еще два дня. Ко мне в кабинет зашел Джим, его лицо было мрачным.
– Моя леди, Клара пошла к матери, ее увела Эмми. Я только что приехал на двуколке, узнал и зашел прямо к вам...
– Кто? – прервала я его.
– Джордж, его больше нет.
Я должна была пойти к матери Клары, она была так добра ко мне, да и Лео одобрил бы это. После обеда Джим отвез меня в двуколке к миссис Чандлер. Там были все – Клара, ее сестра Эмми, жена Джорджа Джейн. Бедная Джейн – вспоминая ее смеющееся лицо на поле, я от порога пробормотала слова сочувствия, но меня пригласили в дом, усадили у камина и напоили чаем.
На следующий день, я пошла навестить миссис Дженкинс и миссис Древетт, а затем мать Фреда Смита. Мои слова были такими же неуклюжими, как и тело, но я должна была пойти.
– Если бы он был тяжело ранен, вам бы сообщили... – сказала я матери Фреда.
– Сейчас ни за кем не посылают, моя леди – слишком опасно, – покачала она головой. – Если кого-то можно перевозить, его привозят в Англию... – ее голос вздрогнул, – ...но мне же не сообщили, что Фреда привезли.
Я не знала, что сказать ей на это.
От Лео пришла еще одна фронтовая открытка. Он снова подписался чернилами. Я положила ее к себе в карман рядом с первой, словно ношение этих карточек при себе могло уберечь его. Однако я понимала, что это только глупая причуда.
Альби написал, что его батальон пока вдалеке от линии фронта, но дядю Альфа отправили на передовую. Брат Элен Дэн тоже ушел в армию, хотя ему исполнилось всего восемнадцать, а Лена Арнольда снова послали во Францию, хотя его рука еще не зажила полностью. Армия была в таком отчаянном положении, что стали призывать пятидесятилетних, – но я знала, что Лео все равно не взяли бы, если бы он не пошел добровольцем. Но теперь он был там, а немцы все еще атаковали, продвигаясь вперед, и пытаясь захватить порты, чтобы, по словам мистера Тимса, отрезать нас от Франции. Если им это удастся, наши солдаты будут заперты во Франции – ох, Лео, где же ты?
Я уже перехаживала – шла вторая неделя мая. Миссис Чандлер поселилась поблизости, в доме Клары и Джима, доктор Маттеус заглядывал ежедневно.
– Как ваши дела, леди Ворминстер? – спрашивал он. – Лодыжки не опухают? Хорошо, хорошо. Я сообщу лорду Ворминстеру, чтобы не волновался. Мужчине трудно быть вдали от дома в такой период.
– Зачем он ушел? – заплакала я. – Ведь он не должен был идти туда.
– Он ушел исполнять свой долг, леди Ворминстер, – вежливо ответил доктор Маттеус. – Никто из нас не мог сделать большего.
Как и Фрэнк, который тоже исполнял свой долг и поплатился за это. Прошло больше трех недель с тех пор, как пришла телеграмма, но горе и боль все еще туманили мой мозг и железными цепями сковывали мои ноги. Из-за этого я по утрам с трудом поднимала свое грузное тело с постели.
В четверг пришла еще одна почтовая карточка от Лео. Уже не с напечатанным текстом, а с несколькими словами, написанными его рукой – он благодарил меня за новости. Я снова и снова перечитывала ее, а затем положила в карман к остальным – слава Богу, она была написана-чернилами. Но вечером, сидя за ужином и ерзая с бока на бок, чтобы облегчить тянущую боль в спине, я подумала – а вдруг Лео догадался, что я смотрю на то, чем написаны его письма? В прошлом году, когда Лео был здесь в отпуске по ранению, он поговаривал о том, чтобы взять с собой авторучку, но я не согласилась. Возможно, он одолжил ее, чтобы облегчить мои страхи теперь, когда приближался мой срок, и тогда мои приметы были бесполезны. Слезы покатились по моим щекам, а я не стала вытирать их. Я была такой усталой и испуганной.
Я больше не могла выносить одиночества. Я взяла шитье и пошла в детскую, чтобы посидеть с Элен и Дорой. Там были и миссис Чандлер с Кларой. Они с нежностью говорили о Джордже, о временах, когда он был маленьким, говорили о своем прошлом, в котором меня не было. Я сидела среди них, но была одинока.
Боли в моей спине усилились, обручами сжимая мое бесформенное тело, и я с трудом дошла до туалета. Когда я села там, пошли воды – и я поняла, что началось. Натянув трусы, я беспомощно заплакала, потому что мне было страшно встретиться с этим, я боялась – ведь я была трусихой.
Когда я вернулась в детскую, боли обострились, и я в панике закричала. Мой крик разбудил Флору, которая прибежала из детской спальни с расширенными от страха глазами.
– Мама! – она вцепилась в мою юбку, за ней пришла Роза, с таким же испуганным лицом. Оглядевшись, я увидела отражение своего страха на остальных лицах – Клары, Доры, Элен. Даже миссис Чандлер растеряла обычное спокойствие.
– Мама! – Флора закричала еще громче. Это был панический вопль, и я услышала голос Фрэнка, говорящий: «Иногда мне хочется сорваться и закричать, подобно испуганному ребенку, но вокруг другие парни, и я не могу подвести их». Я тоже не могла подвести других. Хоть я и была трусихой, мне было нельзя показывать это.
Я нагнулась и обняла дочку.
– Все хорошо, моя маленькая, это всего лишь приступ ревматизма, как у мистера Тимса.
Ее лицо успокоилось, пальчики ослабили хватку.
– Махизма? – повторила вслед за мной Роза.
– Все хорошо, моя Роза. Доченьки, вы ведь знаете Джима? – Обе головки закивали – и светлая, и темная. Конечно, они знали Джима. – И коттедж, где он живет с Кларой? – Я взглянула на Клару, зная, что она согласится. – Вы хотите сегодня пойти и переночевать у Джима? Конечно, с вами пойдут Элен и Дора. Их глазенки распахнулись от восторга.
– Я, буду рада вам, – вмешалась Клара. – Но мне нужно остаться здесь и закончить кое-какую работу, а бедному Джиму будет там одиноко, если вы не придете и не погостите у него.
– Почему бы вам не пойти и не помочь мне собраться? – раздался уговаривающий голос Элен. Дочки побежали за ней в детскую спальню.
– Я не хочу, чтобы они слышали мои крики, – прошептала я Кларе.
– Да, так будет лучше всего. Мы не подумали об этом. Джим позаботится о них, угостит жареными каштанами – у нас они еще есть. Я сейчас сбегаю и постелю на постели чистые простыни.
Я проводила детей и поцеловала их на прощание у дверей коттеджа – они были слишком рады, чтобы обратить внимание на мои подавляемые стоны. По мостовой к нам спешил мистер Селби – сегодня он задержался на работе допоздна.
– Как вы себя чувствуете, леди Ворминстер? – озабоченно наморщился он. – Тимс только что сказал мне...
– Не беспокойтесь, мистер Селби, – спокойно сказала я. – У меня это не в первый раз.
Он крепко пожал мою руку.
– Всего хорошего вам, леди Ворминстер. Я сообщу дома, что буду здесь, а затем вернусь сюда. Мы с Тим-сом посидим вместе, пока вы благополучно не разрешитесь.
– Спасибо, мистер Селби, – мои глаза защипало. Наверху миссис Чандлер занималась моей спальней – закрывала ковры газетами и подстилала на кровать плащевую ткань. Одеяло, специально просушенное над кухонной плитой, было наготове. Я отвернулась, глядя вместо него на детские пеленки, прогревающиеся у камина. Огонь ярко горел – для этого случая Клара припасла уголь. Миссис Чандлер поставила ширму.
– Вам нужно помыться, моя леди, а затем надеть ночную рубашку и теплый халат.
Я сделала все, что она сказала, но не легла в постель.
– Я похожу немного, миссис Чандлер.
– Да, походите, это облегчает боли.
Я боялась, очень боялась, но знала, что не должна показывать этого. Я начала ходить по комнате туда и обратно, считая шаги. Я ходила медленно, меня отягощал ребенок, и думала, что Лео в этот момент, может быть, сгибается под тяжестью носилок – Лео, который исполнял свой долг, а я должна была исполнить свой.
Доктор Маттеус, прибывший вскоре после того, как у меня отошли воды, сказал, что роды начнутся позже, но не ушел.
– Я сообщил, где меня найти, – пояснил он. – Если понадоблюсь, за мной пришлют.
Он выглядел усталым, ведь был уже пожилым человеком, а прошлую ночь тоже не спал.
– Вам лучше прилечь в соседней комнате, на кровати Лео, – сказала я. – Впереди еще длинная ночь.
Это была, очень длинная ночь – длинная и трудная. К часу ночи я устала ходить и залезла в постель. Я встала на колени там, где Лео прежде поддерживал меня на руках. Когда наступали схватки, я вспоминала его сильные руки и утешение, которое он давал мне, когда я производила на свет Розу, но теперь я должна была рожать одна. Я одернула себя – я же была не одна, со мной были миссис Чандлер и Клара, а в соседней комнате был доктор Маттеус. И мне было легче, чем Лео, ведь рождение не смерть – бедный мой Лео, но он был сильным, очень сильным. Следующая схватка пронзила меня удвоенной болью. Когда она прошла, я жалобно забормотала молитву – Боже, сохрани Лео.
На заре я почувствовала потребность кричать и бессвязно попыталась объяснить это.
– Кричите, леди Ворминстер, – успокаивающе сказал доктор Маттеус. – Дети далеко, они не услышат.
И я открыла рот и завопила, позволяя боли раствориться в бледном предрассветном освещении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53