https://wodolei.ru/catalog/akrilovye_vanny/150na70cm/
Он был вовсе не таким жестоким человеком, и сердце его никогда не было каменным, как вы предпочитаете думать!
Глаза Кэтрин сузились и стали похожими на два стеклышка.
– Я не сомневалась в ваших разносторонних способностях, граф. Но подделка писем! Это уже слишком! Вы полагаете, что, сделав меня своим сторонником, вы получите Флоренс обратно? Ошибаетесь, она вполне разумная девушка, и она не захочет с вами разговаривать. – Она гордо вскинула голову. – А теперь лучше уходите, иначе я позову на помощь!
Несмотря на полученное воспитание, Эдвард не сделал ни шага в сторону. Вместо этого он вытащил одно из старых писем, которые прятал в кармане, и ткнул им почти в лицо Кэтрин:
– Вы узнаете его почерк? Узнаете, не так ли? А может быть, обращение «милый ангел» вам что-то подскажет?
– Ложь! – прошипела женщина, почти отпрыгивая в сторону от пожелтевших листков, словно они могли наброситься на нее. – Вы лжец, граф, равно как и ваш отец!
– Тогда вы, наверное, не станете возражать, если я прочту вслух? Если эти письма не написаны рукой моего отца, то они не настолько личные, не так ли? – Эдвард видел, какими испуганными стали глаза Кэтрин. Женщина сделала странный жест рукой, словно хотела заслониться от правды. На пару секунд графу стало ее жаль, и пришлось напомнить себе, что Кэтрин Эксетер с ее нелепыми убеждениями и затворничеством стоит между ним и Флоренс. Необходимо пробить ее оборону, чтобы добиться любимой. Поэтому он поднес мелко исписанные листочки поближе к глазам и стал читать.
– «Вчера, – начал он, – я ходил к роднику. Ты же помнишь тот холодный ключ, что бьет в низине? Ты еще нацарапала наши имена на камне, когда нам было всего двенадцать. Я думал о тебе, милый ангел. Ты тогда была чудесным созданием, похожим на воздушного эльфа, что пляшет в лунном свете. Тогда мое сердце еще не знало любви, но уже тянулось к тебе, как тянется и сейчас, стремясь освободиться из душной темницы. Боюсь, ты не вспоминаешь те дни, а для меня они – единственный луч в непроглядной тьме моего существования. То невинное время было самым прекрасным в моей жизни, милый ангел...»
По мере того как Эдвард читал, плечи Кэтрин поникали все больше, руки она прижала к груди, словно пытаясь поймать и удержать отлетающую душу, на лице читались растерянность и страх. Казалось, слова из прошлого проникают ей в сердце, но стоило графу опустить письмо, как Кэтрин завопила:
– Мерзавец! – Грязные руки в перчатках закрыли лицо, развозя по мокрым от слез щекам грязь. – Я не позволю тебе заполучить Флоренс! Я не позволю тебе!
Ошеломленный подобным поведением, Эдвард отступил на несколько шагов. Воспользовавшись этим, Кэтрин шмыгнула за дверь и быстро закрыла ее. Послышался истерический скрежет ключа, затем грохот задвижки.
Что за нелепость? Эдвард потряс головой, опасаясь, что гнев на глупую курицу захватит его и лишит способности трезво мыслить.
Не теряя ни секунды, граф бросился к ближайшему окну и резко стукнул по нему локтем. Послышались звон бьющегося стекла, женский крик внутри дома и быстрые шажки по лестнице – похоже, Кэтрин пыталась укрыться наверху.
Черт с ней, подумал Эдвард, снимая ботинок и выбивая им остатки стекла из рамы. Правда все равно настигнет Кэтрин, где бы та ни пряталась.
Снова надев ботинок, Эдвард, не обращая внимания на кровь, сочащуюся из порезанного локтя, набросил пальто на край рамы – на случай, если еще остались осколки, – подтянулся и забрался внутрь. Распрямившись, он огляделся. Гостиная была мрачная и темная, и граф не испытал ни малейшего укола совести из-за того, что варварски пачкает ковер грязной обувью.
Стоило Эдварду сделать шаг, как под ботинком захрустело стекло, и снова завизжала женщина. Повернув голову, граф заметил горничную, спрятавшуюся за кресло.
– Где Флоренс? – отрывисто спросил он. Визг тотчас оборвался.
– Она наверху, – указала девушка на потолок. – Сегодня еще не спускалась. Да и вчера тоже.
Стиснув зубы, Эдвард, прыгая через ступеньки, помчался на второй этаж. Вот и еще один грех на совести Кэтрин: Флоренс, его смелая и любопытная Флоренс, начала бояться изучать и познавать мир, предпочитая одиночество.
– Флоренс! – прорычал он, словно дикий зверь, не зная, за какой дверью прячется девушка. – Флоренс, выходи немедленно!
Она появилась с удивленным восклицанием. Похоже, девушка причесывалась, потому что в руках у нее был черепаховый гребень, а волосы рассыпались по плечам. Лицо было бледным, под глазами лежали тени. Несмотря на то, что Флоренс еще не спускалась, она была одета в платье для выхода.
– Эдвард? – потрясенно спросила девушка, пытаясь собрать волосы и смущаясь того, что они непослушно рассыпаются. – Что ты здесь делаешь?
Эдвард быстро приблизился, схватив милое лицо в ладони и целуя поочередно две удивленно изогнутые брови. Кожа была холодной, как у русалки.
– О, Флоренс, – прорычал Эдвард, не зная, как вложить в такое короткое слово все, что чувствует. – Я безумно люблю тебя. Я так сильно люблю тебя, что мне самому страшно! Я хочу, чтобы ты вернулась. Я хочу сделать тебя счастливой.
Флоренс, приоткрыв рот от изумления, молча уставилась на него. Эдвард смотрел на нее не отрываясь, мысленно умоляя поверить ему.
– Вот это да! – раздалось сзади. Голос, который заставил Эдварда напрячься помимо воли. – Поглядите, кто ворвался в наш скромный дом, чтобы заполучить свою добычу!
В дверях соседней комнаты стояла бывшая любовница Эдварда, облаченная лишь в тонкий розовый пеньюар и ничуть не смущенная этим.
– Держись подальше от нас, Имоджин!
– Вы знакомы? – удивилась Флоренс.
Эдвард внутренне застонал. Он полагал, что племянница Кэтрин уже давно выложила Флоренс всю историю их отношений, но, оказывается, она приберегла главный козырь на потом. Теперь она стояла, довольно сложив руки на груди и улыбаясь.
– Эдвард знаком со множеством женщин, дорогуша, – мурлыкнула Имоджин, жмурясь от удовольствия. – И знаком весьма тесно. Поверишь ли, он так неутомим, что может делать это целую ночь напролет! Да-да! Настоящий жеребец! Он знает, что нашептать на ушко женщине, чтобы она сама отдалась ему. А потом он берет ее раз за разом, словно животное, правда, Эдвард?
– Попридержи язык, – предупредил граф, хотя и понимал, что Имоджин не остановится. Флоренс переводила потрясенный взгляд с Эдварда на племянницу Кэтрин, а Имоджин улыбалась, словно гиена.
– Он уже играл с тобой в хозяина и рабыню, детка? – продолжала она и, заметив испуг в лице Флоренс, поняла, что не ошиблась. – Эдвард очень любит эту игру.
Все это было чистой воды блефом, но принесло свой результат. Девушка растерянно смотрела, пытаясь спрятать руки за спиной, словно они до сих пор были стянуты бархатными путами. Эдвард заметил этот жест и снова мысленно выругался. Проклятая стерва заставила Флоренс думать, что она всего лишь одна из многих, с кем он развлекался подобным образом!
– Нет, – тихо, но твердо произнес он, глядя Флоренс прямо в глаза. – Ни с кем до тебя я не делал этого. Поверь мне. Ты – единственная женщина, которую я любил и люблю.
Смех Имоджин был острым как бритва.
– Боже мой, дорогой! Да ты не в себе, если говоришь подобное! Оказывается, совращение невесты брата – занятное дело. Неужели запретный плод так сладок?
Эдвард не ответил. Он вообще не слышал ничего, кроме взволнованного дыхания Флоренс. Он столько преодолел, чтобы добиться ее, что теперь будет умолять о прощении хоть на коленях. Чужое мнение его ничуть не беспокоило.
– Я люблю тебя, слышишь? – сказал он резко. – Понимаешь ты это? Я хочу жениться на тебе, если ты позволишь! Я хочу, чтобы наши судьбы соединились навсегда.
– Жениться? На мне? – затрепетала Флоренс, не веря своим ушам. Как раз в этот момент на лестнице раздались шаги. Кэтрин, похоже, уже пришла в себя после пережитого потрясения, а потому вполне могла навредить еще более.
Именно с этого она и начала.
– Ты видишь, что происходит? – ядовито спросила женщина скрипучим голосом. – Видишь, каков он? Моя Имоджин была права. Моя Имоджин – янтарь в куче пыльного песка, она такая одна! Обычно все мужчины падают к ее ногам, но только не граф Грейстоу! Не значит ли это, что у него вообще нет сердца? Уж если он сумел лгать ей, сумел обвести вокруг пальца мою Имоджин, то тебе, Флоренс, он лжет наверняка!
Флоренс молча смотрела на нее. Эдвард подавил желание оттолкнуть старую ворону прочь.
– Я никогда не лгал Имоджин. И я не лгу Флоренс! Кэтрин, прочти те письма, что писал мой отец, и ты поймешь, как смешна твоя ненависть. Отец любил тебя. А я люблю Флоренс и не откажусь от нее. Я никогда не поступлю с ней так, как мой отец поступил с тобой.
На несколько секунд воцарилась тишина, каждый из троих готовился к новой схватке за доверие Флоренс. Но именно она прервала молчание.
– Но ты лгал мне раньше, – горько произнесла она, роняя руки. – И начал с того дня, как только мы встретились.
Флоренс смотрела на Эдварда, видела, как он подбирает слова, и сама себе удивлялась. Откуда у нее взялась смелость бросить ему это обвинение? За время, проведенное в доме Кэтрин, она начала бояться даже собственной тени. А сейчас в ее сердце смешались гнев и робкая надежда. Глядя на графа, чье лицо было полно решимости объясниться с ней, девушка начала верить, что он любит ее.
Конечно, любит: Эдвард Бербрук не из тех мужчин, кому легко даются подобные признания, и уж если он решился сказать о своей любви, это очень похоже на правду. Смущение, читавшееся в его глазах, как нельзя лучше служило подтверждением серьезности произносимых слов.
Но еще Флоренс верила Имоджин. Эдвард спал с ней – это очевидно! Спал с обаятельной, неотразимой, прекрасной женщиной, сравниться с которой Флоренс не смогла бы никогда.
Эдвард предложил ей стать его женой. Но сумеет ли она удержать его возле себя? В один далеко не прекрасный день он может увлечься другой Имоджин и будет навсегда потерян для Флоренс.
От этой мысли сердце сжалось так сильно, словно Эдвард уже разбил его, предпочтя ей другую.
– Флоренс, – прервал течение ее мысли шепот графа, – я так хотел бы вернуть обратно всю боль, что причинил тебе. Меня извиняет лишь одно – я не знал, как много значу для тебя и, как сильно мои слова и поступки могут ранить тебя. Но я могу поклясться могилой моей матери, что с этого момента все изменится. Только доверься мне!
Слова были такими необыкновенными, что хотелось верить.
– А что... – начала Флоренс и запнулась. – Что будет с Фредди?
Ресницы Эдварда дрогнули, глаза опустились, словно граф покорился судьбе.
– Фред сам выбрал свою судьбу. А ты, – Эдвард поднял глаза на Флоренс, – ты создана для меня, и мы оба это знаем.
Прежде чем девушка ответила, Имоджин захлопала в ладоши – медленно и очень громко:
– Браво, браво, дорогой! Тебе стоило стать актером. Какой талант!
– Все, что говорит этот человек, – ерунда! – фыркнула Кэтрин. – Не верь ни единому его слову! Мы, только мы сумеем защитить тебя от него, дорогая! Мы знаем, что тебе нужно.
Флоренс растерянно посмотрела на Кэтрин, затем на Имоджин, и словно пелена упала с ее глаз. Этим женщинам не было до ее души никакого дела, каждая из них была озабочена лишь тем, как бы побольнее уколоть Эдварда. Кэтрин до сих пор видела в нем сына Стивена, унизившего и бросившего ее, а Имоджин пыталась отомстить за первое поражение на любовном фронте. И какой бы искренней ни была забота Кэтрин Эксетер, по сути эта женщина ничем не отличалась от своей племянницы: они обе смотрели на мир сквозь мрачные черные очки, для них в этом мире не было места любви и пониманию.
«Что будет со мной, – подумала Флоренс, – если я приму предложение Кэтрин защитить меня? Стану ли я такой же озлобленной серой мышью или во мне проявится цинизм красавицы Имоджин? И зачем мне отказываться верить в любовь, когда она стучится во все двери?»
– Милая, – позвал граф, – все, что я прошу, – это шанс. Один-единственный шанс.
Шанс. Шанс на любовь и возможный проигрыш. Флоренс закрыла глаза. Она знала, что посоветовал бы ей отец: он никогда не отказался бы от счастья, даже если бы расплатой за него стала боль. Несмотря на страдания, которые он перенес после смерти своей жены, он все-таки продолжал любить жизнь, свою работу, свою дочь и отдавал всего себя без остатка тому, что ценил.
А Кэтрин и ее племянница жили пустой, холодной жизнью. Любовь никогда не посещала их дом. Источником радости для них были чужие неудачи. Людей, которые жили без страха обжечься и потерпеть поражение, они называли глупцами и избегали их. Неужели она, Флоренс, дочь человека, который не боялся трудностей, будет скрываться здесь, в этом приюте скорби?
Она взглянула на Эдварда – взглянула как-то иначе, – и ее сердце снова застучало чаще и тревожнее, как раньше, когда она не боялась любить его вопреки здравому смыслу. И этот бешеный стук в груди обрадовал девушку, заставив наконец улыбнуться.
– Я согласна, – кивнула Флоренс и бросилась графу на шею. – Забери меня домой!
На мгновение Эдвард замер, не в силах поверить своему счастью, а потом сжал ее так сильно, что девушка едва не лишилась чувств.
– Вот здорово! – раздалось с лестницы. Это Лиззи за руку с Бертой скакали на ступенях, забыв правила, принятые в доме Кэтрин. – Я соберу вещи! – объявила Лиз.
– Я помогу, – тотчас откликнулась Берта, и Флоренс вдруг заметила, какая обаятельная у нее улыбка. Глаза служанки сияли от счастья, словно это она победила сегодня в трудной борьбе. Флоренс тотчас подумала, что угловатой Берте срочно придется искать новую работу, и понадеялась, что Эдвард предоставит ей место в особняке.
– Ты еще пожалеешь об этом, – зло предупредила Кэтрин, буравя взглядом спину графа. – А тебя, Флоренс, я больше не приму обратно, когда этот мерзавец бросит тебя, обесчещенную и жалкую!
Имоджин спокойно смотрела из-за своей двери на обнявшуюся пару. Только молнии, сверкавшие в глазах, выдавали ее гнев.
– Передай мои сожаления Фредди, дорогой Эдвард, – недобро сказала она.
Флоренс почувствовала, как от невозмутимого тона Имоджин по ее телу пробежал озноб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Глаза Кэтрин сузились и стали похожими на два стеклышка.
– Я не сомневалась в ваших разносторонних способностях, граф. Но подделка писем! Это уже слишком! Вы полагаете, что, сделав меня своим сторонником, вы получите Флоренс обратно? Ошибаетесь, она вполне разумная девушка, и она не захочет с вами разговаривать. – Она гордо вскинула голову. – А теперь лучше уходите, иначе я позову на помощь!
Несмотря на полученное воспитание, Эдвард не сделал ни шага в сторону. Вместо этого он вытащил одно из старых писем, которые прятал в кармане, и ткнул им почти в лицо Кэтрин:
– Вы узнаете его почерк? Узнаете, не так ли? А может быть, обращение «милый ангел» вам что-то подскажет?
– Ложь! – прошипела женщина, почти отпрыгивая в сторону от пожелтевших листков, словно они могли наброситься на нее. – Вы лжец, граф, равно как и ваш отец!
– Тогда вы, наверное, не станете возражать, если я прочту вслух? Если эти письма не написаны рукой моего отца, то они не настолько личные, не так ли? – Эдвард видел, какими испуганными стали глаза Кэтрин. Женщина сделала странный жест рукой, словно хотела заслониться от правды. На пару секунд графу стало ее жаль, и пришлось напомнить себе, что Кэтрин Эксетер с ее нелепыми убеждениями и затворничеством стоит между ним и Флоренс. Необходимо пробить ее оборону, чтобы добиться любимой. Поэтому он поднес мелко исписанные листочки поближе к глазам и стал читать.
– «Вчера, – начал он, – я ходил к роднику. Ты же помнишь тот холодный ключ, что бьет в низине? Ты еще нацарапала наши имена на камне, когда нам было всего двенадцать. Я думал о тебе, милый ангел. Ты тогда была чудесным созданием, похожим на воздушного эльфа, что пляшет в лунном свете. Тогда мое сердце еще не знало любви, но уже тянулось к тебе, как тянется и сейчас, стремясь освободиться из душной темницы. Боюсь, ты не вспоминаешь те дни, а для меня они – единственный луч в непроглядной тьме моего существования. То невинное время было самым прекрасным в моей жизни, милый ангел...»
По мере того как Эдвард читал, плечи Кэтрин поникали все больше, руки она прижала к груди, словно пытаясь поймать и удержать отлетающую душу, на лице читались растерянность и страх. Казалось, слова из прошлого проникают ей в сердце, но стоило графу опустить письмо, как Кэтрин завопила:
– Мерзавец! – Грязные руки в перчатках закрыли лицо, развозя по мокрым от слез щекам грязь. – Я не позволю тебе заполучить Флоренс! Я не позволю тебе!
Ошеломленный подобным поведением, Эдвард отступил на несколько шагов. Воспользовавшись этим, Кэтрин шмыгнула за дверь и быстро закрыла ее. Послышался истерический скрежет ключа, затем грохот задвижки.
Что за нелепость? Эдвард потряс головой, опасаясь, что гнев на глупую курицу захватит его и лишит способности трезво мыслить.
Не теряя ни секунды, граф бросился к ближайшему окну и резко стукнул по нему локтем. Послышались звон бьющегося стекла, женский крик внутри дома и быстрые шажки по лестнице – похоже, Кэтрин пыталась укрыться наверху.
Черт с ней, подумал Эдвард, снимая ботинок и выбивая им остатки стекла из рамы. Правда все равно настигнет Кэтрин, где бы та ни пряталась.
Снова надев ботинок, Эдвард, не обращая внимания на кровь, сочащуюся из порезанного локтя, набросил пальто на край рамы – на случай, если еще остались осколки, – подтянулся и забрался внутрь. Распрямившись, он огляделся. Гостиная была мрачная и темная, и граф не испытал ни малейшего укола совести из-за того, что варварски пачкает ковер грязной обувью.
Стоило Эдварду сделать шаг, как под ботинком захрустело стекло, и снова завизжала женщина. Повернув голову, граф заметил горничную, спрятавшуюся за кресло.
– Где Флоренс? – отрывисто спросил он. Визг тотчас оборвался.
– Она наверху, – указала девушка на потолок. – Сегодня еще не спускалась. Да и вчера тоже.
Стиснув зубы, Эдвард, прыгая через ступеньки, помчался на второй этаж. Вот и еще один грех на совести Кэтрин: Флоренс, его смелая и любопытная Флоренс, начала бояться изучать и познавать мир, предпочитая одиночество.
– Флоренс! – прорычал он, словно дикий зверь, не зная, за какой дверью прячется девушка. – Флоренс, выходи немедленно!
Она появилась с удивленным восклицанием. Похоже, девушка причесывалась, потому что в руках у нее был черепаховый гребень, а волосы рассыпались по плечам. Лицо было бледным, под глазами лежали тени. Несмотря на то, что Флоренс еще не спускалась, она была одета в платье для выхода.
– Эдвард? – потрясенно спросила девушка, пытаясь собрать волосы и смущаясь того, что они непослушно рассыпаются. – Что ты здесь делаешь?
Эдвард быстро приблизился, схватив милое лицо в ладони и целуя поочередно две удивленно изогнутые брови. Кожа была холодной, как у русалки.
– О, Флоренс, – прорычал Эдвард, не зная, как вложить в такое короткое слово все, что чувствует. – Я безумно люблю тебя. Я так сильно люблю тебя, что мне самому страшно! Я хочу, чтобы ты вернулась. Я хочу сделать тебя счастливой.
Флоренс, приоткрыв рот от изумления, молча уставилась на него. Эдвард смотрел на нее не отрываясь, мысленно умоляя поверить ему.
– Вот это да! – раздалось сзади. Голос, который заставил Эдварда напрячься помимо воли. – Поглядите, кто ворвался в наш скромный дом, чтобы заполучить свою добычу!
В дверях соседней комнаты стояла бывшая любовница Эдварда, облаченная лишь в тонкий розовый пеньюар и ничуть не смущенная этим.
– Держись подальше от нас, Имоджин!
– Вы знакомы? – удивилась Флоренс.
Эдвард внутренне застонал. Он полагал, что племянница Кэтрин уже давно выложила Флоренс всю историю их отношений, но, оказывается, она приберегла главный козырь на потом. Теперь она стояла, довольно сложив руки на груди и улыбаясь.
– Эдвард знаком со множеством женщин, дорогуша, – мурлыкнула Имоджин, жмурясь от удовольствия. – И знаком весьма тесно. Поверишь ли, он так неутомим, что может делать это целую ночь напролет! Да-да! Настоящий жеребец! Он знает, что нашептать на ушко женщине, чтобы она сама отдалась ему. А потом он берет ее раз за разом, словно животное, правда, Эдвард?
– Попридержи язык, – предупредил граф, хотя и понимал, что Имоджин не остановится. Флоренс переводила потрясенный взгляд с Эдварда на племянницу Кэтрин, а Имоджин улыбалась, словно гиена.
– Он уже играл с тобой в хозяина и рабыню, детка? – продолжала она и, заметив испуг в лице Флоренс, поняла, что не ошиблась. – Эдвард очень любит эту игру.
Все это было чистой воды блефом, но принесло свой результат. Девушка растерянно смотрела, пытаясь спрятать руки за спиной, словно они до сих пор были стянуты бархатными путами. Эдвард заметил этот жест и снова мысленно выругался. Проклятая стерва заставила Флоренс думать, что она всего лишь одна из многих, с кем он развлекался подобным образом!
– Нет, – тихо, но твердо произнес он, глядя Флоренс прямо в глаза. – Ни с кем до тебя я не делал этого. Поверь мне. Ты – единственная женщина, которую я любил и люблю.
Смех Имоджин был острым как бритва.
– Боже мой, дорогой! Да ты не в себе, если говоришь подобное! Оказывается, совращение невесты брата – занятное дело. Неужели запретный плод так сладок?
Эдвард не ответил. Он вообще не слышал ничего, кроме взволнованного дыхания Флоренс. Он столько преодолел, чтобы добиться ее, что теперь будет умолять о прощении хоть на коленях. Чужое мнение его ничуть не беспокоило.
– Я люблю тебя, слышишь? – сказал он резко. – Понимаешь ты это? Я хочу жениться на тебе, если ты позволишь! Я хочу, чтобы наши судьбы соединились навсегда.
– Жениться? На мне? – затрепетала Флоренс, не веря своим ушам. Как раз в этот момент на лестнице раздались шаги. Кэтрин, похоже, уже пришла в себя после пережитого потрясения, а потому вполне могла навредить еще более.
Именно с этого она и начала.
– Ты видишь, что происходит? – ядовито спросила женщина скрипучим голосом. – Видишь, каков он? Моя Имоджин была права. Моя Имоджин – янтарь в куче пыльного песка, она такая одна! Обычно все мужчины падают к ее ногам, но только не граф Грейстоу! Не значит ли это, что у него вообще нет сердца? Уж если он сумел лгать ей, сумел обвести вокруг пальца мою Имоджин, то тебе, Флоренс, он лжет наверняка!
Флоренс молча смотрела на нее. Эдвард подавил желание оттолкнуть старую ворону прочь.
– Я никогда не лгал Имоджин. И я не лгу Флоренс! Кэтрин, прочти те письма, что писал мой отец, и ты поймешь, как смешна твоя ненависть. Отец любил тебя. А я люблю Флоренс и не откажусь от нее. Я никогда не поступлю с ней так, как мой отец поступил с тобой.
На несколько секунд воцарилась тишина, каждый из троих готовился к новой схватке за доверие Флоренс. Но именно она прервала молчание.
– Но ты лгал мне раньше, – горько произнесла она, роняя руки. – И начал с того дня, как только мы встретились.
Флоренс смотрела на Эдварда, видела, как он подбирает слова, и сама себе удивлялась. Откуда у нее взялась смелость бросить ему это обвинение? За время, проведенное в доме Кэтрин, она начала бояться даже собственной тени. А сейчас в ее сердце смешались гнев и робкая надежда. Глядя на графа, чье лицо было полно решимости объясниться с ней, девушка начала верить, что он любит ее.
Конечно, любит: Эдвард Бербрук не из тех мужчин, кому легко даются подобные признания, и уж если он решился сказать о своей любви, это очень похоже на правду. Смущение, читавшееся в его глазах, как нельзя лучше служило подтверждением серьезности произносимых слов.
Но еще Флоренс верила Имоджин. Эдвард спал с ней – это очевидно! Спал с обаятельной, неотразимой, прекрасной женщиной, сравниться с которой Флоренс не смогла бы никогда.
Эдвард предложил ей стать его женой. Но сумеет ли она удержать его возле себя? В один далеко не прекрасный день он может увлечься другой Имоджин и будет навсегда потерян для Флоренс.
От этой мысли сердце сжалось так сильно, словно Эдвард уже разбил его, предпочтя ей другую.
– Флоренс, – прервал течение ее мысли шепот графа, – я так хотел бы вернуть обратно всю боль, что причинил тебе. Меня извиняет лишь одно – я не знал, как много значу для тебя и, как сильно мои слова и поступки могут ранить тебя. Но я могу поклясться могилой моей матери, что с этого момента все изменится. Только доверься мне!
Слова были такими необыкновенными, что хотелось верить.
– А что... – начала Флоренс и запнулась. – Что будет с Фредди?
Ресницы Эдварда дрогнули, глаза опустились, словно граф покорился судьбе.
– Фред сам выбрал свою судьбу. А ты, – Эдвард поднял глаза на Флоренс, – ты создана для меня, и мы оба это знаем.
Прежде чем девушка ответила, Имоджин захлопала в ладоши – медленно и очень громко:
– Браво, браво, дорогой! Тебе стоило стать актером. Какой талант!
– Все, что говорит этот человек, – ерунда! – фыркнула Кэтрин. – Не верь ни единому его слову! Мы, только мы сумеем защитить тебя от него, дорогая! Мы знаем, что тебе нужно.
Флоренс растерянно посмотрела на Кэтрин, затем на Имоджин, и словно пелена упала с ее глаз. Этим женщинам не было до ее души никакого дела, каждая из них была озабочена лишь тем, как бы побольнее уколоть Эдварда. Кэтрин до сих пор видела в нем сына Стивена, унизившего и бросившего ее, а Имоджин пыталась отомстить за первое поражение на любовном фронте. И какой бы искренней ни была забота Кэтрин Эксетер, по сути эта женщина ничем не отличалась от своей племянницы: они обе смотрели на мир сквозь мрачные черные очки, для них в этом мире не было места любви и пониманию.
«Что будет со мной, – подумала Флоренс, – если я приму предложение Кэтрин защитить меня? Стану ли я такой же озлобленной серой мышью или во мне проявится цинизм красавицы Имоджин? И зачем мне отказываться верить в любовь, когда она стучится во все двери?»
– Милая, – позвал граф, – все, что я прошу, – это шанс. Один-единственный шанс.
Шанс. Шанс на любовь и возможный проигрыш. Флоренс закрыла глаза. Она знала, что посоветовал бы ей отец: он никогда не отказался бы от счастья, даже если бы расплатой за него стала боль. Несмотря на страдания, которые он перенес после смерти своей жены, он все-таки продолжал любить жизнь, свою работу, свою дочь и отдавал всего себя без остатка тому, что ценил.
А Кэтрин и ее племянница жили пустой, холодной жизнью. Любовь никогда не посещала их дом. Источником радости для них были чужие неудачи. Людей, которые жили без страха обжечься и потерпеть поражение, они называли глупцами и избегали их. Неужели она, Флоренс, дочь человека, который не боялся трудностей, будет скрываться здесь, в этом приюте скорби?
Она взглянула на Эдварда – взглянула как-то иначе, – и ее сердце снова застучало чаще и тревожнее, как раньше, когда она не боялась любить его вопреки здравому смыслу. И этот бешеный стук в груди обрадовал девушку, заставив наконец улыбнуться.
– Я согласна, – кивнула Флоренс и бросилась графу на шею. – Забери меня домой!
На мгновение Эдвард замер, не в силах поверить своему счастью, а потом сжал ее так сильно, что девушка едва не лишилась чувств.
– Вот здорово! – раздалось с лестницы. Это Лиззи за руку с Бертой скакали на ступенях, забыв правила, принятые в доме Кэтрин. – Я соберу вещи! – объявила Лиз.
– Я помогу, – тотчас откликнулась Берта, и Флоренс вдруг заметила, какая обаятельная у нее улыбка. Глаза служанки сияли от счастья, словно это она победила сегодня в трудной борьбе. Флоренс тотчас подумала, что угловатой Берте срочно придется искать новую работу, и понадеялась, что Эдвард предоставит ей место в особняке.
– Ты еще пожалеешь об этом, – зло предупредила Кэтрин, буравя взглядом спину графа. – А тебя, Флоренс, я больше не приму обратно, когда этот мерзавец бросит тебя, обесчещенную и жалкую!
Имоджин спокойно смотрела из-за своей двери на обнявшуюся пару. Только молнии, сверкавшие в глазах, выдавали ее гнев.
– Передай мои сожаления Фредди, дорогой Эдвард, – недобро сказала она.
Флоренс почувствовала, как от невозмутимого тона Имоджин по ее телу пробежал озноб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42