– Сейчас с Флоренс танцует мой брат Питер, а это уже третий их танец. Еще немного, и моя мать решит, что он ею увлекся. Поэтому, когда мы приблизимся, он уступит ее вам.
Эдвард ожидал, что эта юная девушка, такая порывистая и несдержанная, едва ли сможет сделать несколько нужных па, но ошибся. Оказалось, что мисс Вэнс чудесно танцует, хотя и несколько более энергично, чем следовало.
Ему даже показалось, что это она ведет танец, а не он.
Весь мир Флоренс замкнулся на одном человеке, стоявшем напротив. Эдвард. Высокий. Сильный. С яркими синими глазами и красивым изгибом рта. Питер Вэнс словно растворился, хотя всего лишь отступил на шаг, предоставляя ее графу. Девушка видела только его и пугалась своих ощущений.
– Э... – пробормотала она, догадываясь, как глупо это звучит. – Эдвард.
– Флоренс, – невозмутимо сказал граф, поклонившись ей. Когда он выпрямился, девушка снова подивилась ширине его плеч и росту. – Могу я пригласить тебя на танец?
Она удивленно моргнула.
– Меня? Ты хочешь пригласить меня на танец?
Граф недовольно хмыкнул, так мрачно, как всегда, и это вернуло Флоренс на землю.
– Да, я хочу танцевать с тобой. Или ты возражаешь, кузина?
– О нет, – забормотала смущенная Флоренс. – Почту за честь.
– Вот и отлично.
И словно специально оркестр заиграл вальс. По коже Флоренс пробежала волна мурашек, когда Эдвард притянул ее к себе решительным жестом. Каким-то внутренним чутьем она поняла, что этот вальс будет совсем другим, чем с Фредом. Граф вел се безупречно, словно всю жизнь провел в танце, и это внушало ощущение надежности, но рука, лежавшая на талии, так смущала ее, что девушка приподнималась на цыпочки.
– Перестань сверлить глазами носы моих туфель, – прошептал Эдвард. При этом его щека чуть коснулась ее щеки, и кровь странно побежала быстрее, бурля и клокоча.
– Ты божественно танцуешь, – шепнула Флоренс в ответ. – Как никто другой.
Эдвард так рассмеялся, что девушка даже зажмурилась на мгновение. Какой удивительный смех! Она всего дважды слышала, как он смеется, и, наверное, ей очень посчастливилось. Как зачарованная она смотрела в глаза графу. Его рука, лежавшая на ее талии, чуть сжалась, и неожиданно Флоренс оказалась прижавшейся к груди Эдварда. Так было даже лучше – удобнее и надежнее, и она совсем перестала следить за своим шагом. Все получалось как-то само собой. Его ноги, сильные и длинные, обласканные тканью ее юбок, иногда прижимались к ее ногам, и от этого у нее пресекалось дыхание.
– Мне кажется, я парю, – улыбнулась она.
Эдвард был весьма доволен тем, что не только его брат может заставить Флоренс улыбнуться.
– Это вальс. Именно таким он был задуман.
И Эдвард закружил ее еще быстрее. Остальные пары расступались, давая им место, и Флоренс стало казаться, что она летит над волнами, которые плещутся и танцуют у ее ног. Девушка прижалась к груди графа и прикрыла глаза.
– Ты похожа на цветок майской розы, – прошептал Эдвард ей на ухо и притянул к себе еще ближе. У него были обжигающие ладони и сильная широкая грудь, поднимавшаяся при каждом вздохе. От его дыхания легкий локон, выбившийся из прически Флоренс, чуть подлетал и опадал. От волшебных звуков музыки шумело в голове. Каждое движение вызывало странные, ни на что не похожие ощущения – словно ожидание чего-то нового и незнакомого. Чего она ждет? Что граф прошепчет ее имя? Что прижмет еще крепче, так, что прервется дыхание? Его большие руки сжимали ее талию, и ей хотелось закричать: «Да, да, обними меня!» Поймав себя на таких мыслях, Флоренс залилась таким румянцем, что краска бросилась ей не только на щеки и шею, но, кажется, даже в глаза, расплывшись багрово-черными кругами. Внезапно она пошатнулась. Граф едва успел поймать ее прежде, чем она упала.
– Боже, – постаралась выговорить Флоренс как можно бодрее, но голос был глухим и чужим. – Кажется, от всех эти поворотов у меня закружилась голова.
Впервые мрачное выражение Эдварда носило следы озабоченности. Он очень бережно обнял ее за талию и повлек прочь из зала.
– Давай-ка выйдем наружу. Тебе необходим глоток свежего воздуха. – На ее слабые попытки возразить он не обратил ни малейшего внимания.
Они прошли через гостиную, затем по узкому коридору мимо других комнат в оранжерею, причем Эдвард практически тащил Флоренс за руку. Оранжерея располагалась в восточном крыле, и здесь было тихо и безлюдно. Диковинные растения увивали стены и даже потолок, свешиваясь с резных балок длинными плетьми. Кадки с пальмами и клумбы с цветами наверняка чудесно выглядели днем, когда сквозь огромное витражное окно были залиты солнечным светом. Сейчас же, когда горели лишь несколько тусклых фонариков, Флоренс казалось, что она попала в тропический лес.
Эдвард потянул ее за собой мимо теплицы с разноцветными лилиями, источавшими приторный аромат, вдоль короткой аллеи апельсиновых деревьев с узкими темными листьями и лужайки, заросшей стрельчатыми папоротниками, пока они не оказались в небольшой беседке, увитой декоративной розой.
– Отдохни здесь. – Граф усадил девушку на удобную деревянную скамеечку с железными ножками. Здесь были полумрак и прохлада, воздух был напоен ароматом роз. – Откинься на спинку и дыши поглубже. – К ее удивлению, он присел рядом и взял ее за руку. – Лиз слишком сильно затянула твой корсет, да?
– Господи, нет! – воскликнула Флоренс, удивленно уставившись на него. – Тетя Ипатия следила за тем, как она меня одевает. Она сказала, что это не слишком туго. Я думаю, все дело в танцах и во всех этих переживаниях. Мы чудесно танцевали, но в какой-то момент мне стало невероятно жарко и как-то... странно.
Брови Эдварда нахмурились, отчего глаза стали темнее. Выражение его лица было озадаченным.
– Значит, тебе стало жарко. И странно.
– Ну да, – кивнула Флоренс, боясь смотреть в его странное лицо и потому с преувеличенным вниманием рассматривая бутон белой розы, оплетавшей беседку. – Просто ужасающе жарко. И при этом странная дрожь по коже. Как ты думаешь, я не больна?
Она с надеждой взглянула на Эдварда. Нет, конечно, этот бал оказался не таким уж страшным, она даже пользовалась успехом. Но все равно она предпочла бы отправиться домой.
– Думаю, ты не больна, – усмехнулся Эдвард и неожиданно коснулся ее щеки тыльной стороной ладони. Флоренс чуть заметно вздрогнула.
– Смотри, опять то же самое. Настоящая дрожь. Отчего?
– Флоренс! – Его рот изогнулся в усмешке. – Я ни за что не поверю, что ты настолько-наивна.
– Ну, я... – Она замялась, заметив его улыбку. – Я, конечно, встречала разных мужчин. Но ни один из них не действовал на меня таким странным образом. Поэтому я не уверена, что мое состояние связано с... тобой.
– Ни один? – Его голос был вкрадчивым и мягким, тогда как сам он напряженно сверлил ее взглядом. – Значит, никогда прежде ты не испытывала этого жара, охватывающего всю тебя и проникающего в самые интимные уголки твоего тела? И никогда тебе не хотелось застонать, чтобы тебя прижали и шептали на ухо безумные слова?
Граф наклонился ближе, и теперь его губы двигались почти по щеке Флоренс, не касаясь, но обжигая дыханием.
– Эдвард, – пробормотала девушка обеспокоенно. Озноб превратился в настоящую лихорадку. – Ты не собираешься меня целовать, так ведь?
– Ну, разумеется, нет, – усмехнулся граф, и это было похоже на мурлыканье разнежившегося хищника. Но он не отодвинулся: наоборот, губы вдруг коснулись щеки, почти незаметно, но Флоренс чуть не умерла от накатившей волны слабости. – Поверь мне, у меня и в мыслях этого не было. Здравый смысл никогда мне не изменял. Есть еще правила приличия и много других причин. Кроме того, наверняка мой брат не одобрил бы этого.
О чем он говорит? Как еще расценивать то, что он делает, если не как поцелуй. Его губы скользили по ее рту нежно и почти не касаясь, Флоренс чувствовала его дыхание. Она даже положила руки ему на грудь, намереваясь оттолкнуть от себя, но странным образом забыла это сделать, слова и губы Эдварда словно околдовали ее. Льняная рубашка была жесткой и гладкой, и пальцы сами собой стали гладить ткань на груди.
– Вот черт! Останови же меня, Флоренс! – зло пробормотал граф. Почему-то он не ожидал, что зайдет так далеко и что остановиться самому будет так трудно.
– Сделай это сам! – так же резко ответила Флоренс, не переставая гладить ладонями его грудь и даже забираясь пальцами под смокинг.
Но граф не разозлился, как ожидала девушка. Он запрокинул ей лицо, приподняв пальцами подбородок, и сделал то, чего не позволял себе ни один мужчина до него. Его язык коснулся ее нижней губы, словно пробуя на вкус, а затем губы чуть пососали ее. Движение было нежным, но таило странную угрозу, и сердце застучало часто и неровно. Так бьется сердце лисы, загнанной в нору охотничьей собакой. Флоренс чувствовала, что ей не хватает воздуха, и захотелось лизнуть в ответ его язык и губы. Пальцы, не слушаясь доводов разума, гладили крепкие плечи.
Она не должна вести себя так смело, так неправильно. Нельзя отзываться на опасные ласки!
– Позволь мне это сделать, – услышала она сквозь шум в ушах, когда попыталась отстраниться. – Господи, Флоренс, я сойду с ума, если не поцелую тебя.
И снова лихорадочный огонь взметнулся в ее груди, и стало так жарко, как никогда прежде. Теперь она знала причину этой лихорадки: ее влекло к Эдварду, и сопротивляться этому было невозможно. Его губы хранили вкус выпитого пунша, сладкий и грешный.
– Один поцелуй, – шептал дьявол-искуситель, и грубые пальцы нарисовали завиток на ее шее. – Всего один. Он нужен нам обоим. Никто не узнает. Я не позволю, чтобы нас заметили.
Флоренс пыталась думать о тете Ипатии, о том, как ужаснулась бы герцогиня, узнав, что происходит в увитой розами беседке. Она старалась взывать к рассудку, напомнить себе, что искала себе мужа, а не это безумное, дикое чувство, что у мужчины, который увлек ее сюда, черное холодное сердце, что она раздражает его своей провинциальной простотой, но это не мешает ему целовать ее.
Все было тщетно.
– Всего один? – слабо спросила она, проклиная его жестокость и свою податливость.
– Да, всего один, – глухо ответил он, снова и снова пробуя на вкус ее губы, посасывая их и отпуская. Его руки скользнули ей на шею, прошлись по волосам и опустились на лопатки.
И Флоренс целовала его в ответ, не в силах удержаться, все чаще и жарче, словно боясь упустить момент. И когда она чуть отодвигалась, граф прижимался ближе и целовал се все неистовее, почти кусая нежные губы. Странное дело – эти покусывания еще сильнее разжигали ее, и девушка почти не заметила, как естественно его руки скользнули ей на спину, притягивая к себе за талию.
Эдвард наклонился ближе, почти опустив Флоренс на скамейку, а она тянула его за собой, боясь, что он отстранится. Мужские руки обхватили ее талию, после скользнули ниже, на бедра, а затем подхватили ягодицы под турнюром, приподнимая их и сжимая. Флоренс чуть слышно застонала, разведя ноги и потянув бедра Эдварда на себя. Он был таким тяжелым, таким большим! Казалось, нет ничего правильнее, чем обвивать его бедра ногами через слой шелковых юбок.
– Флоренс, ты сама не понимаешь, что делаешь! – хрипло прошептал граф. Словно в последней попытке совладать с собой, он отодвинулся, но вид Флоренс, с открытым, каким-то безумным лицом, ее часто приподнимавшаяся грудь, нежная шея и ноги, сжимавшие его бедра, словно лишили его и этой последней попытки. Он бросился на нее, как хищник на законную добычу, покусывая губы и шею, сжимая пальцами ягодицы и притягивая к своим бедрам. Его бедра терлись между ног Флоренс – вперед-назад, – зубы сжимали ее нежные губы, рискуя оставить следы. Девушка чувствовала, как в низ живота ей упирается что-то твердое, и ее охватило желание полностью отдаться ос власти Эдварда, позволить делать с собой то, чего им обоим так хотелось.
Огромное животное, выросшее между ног Эдварда, влекло и пугало. Флоренс попыталась отстраниться, но он только сильнее сжал ее, сдавливая под собой и почти рыча ее имя. Казалось, его тело жило само по себе, и разум больше не был над ним властен. И это напугало Флоренс, напугало так сильно, что она опомнилась.
В памяти тотчас всплыли рассказы, которые она слышала в Кезике краем уха. Деревенские девушки со смехом учили друг друга, как избавиться от назойливого кавалера, который не может справиться со своей необузданной страстью. Нужно сделать ему больно – только и всего, – и он тотчас позабудет, как быть настойчивым.
Девушка просунула руку между их распаленными телами, нащупав зверя в брюках графа, и изо всех сил сжала пальцы чуть ниже выпуклости.
Он подскочил, рыча проклятие, и уставился на нее невидящим взглядом. Глаза у него стали почти черные от гнева, и Флоренс испугалась.
– Я... я сделала слишком больно? Прости, – пискнула она, прижав ладони к губам.
– Больно? Господи Боже! – Эдвард запустил пальцы в волосы и провел ими ото лба до затылка. Затем он запрокинул голову назад и несколько раз шумно вздохнул, отчего колыхнулась могучая грудная клетка. Флоренс смотрела на него с жалостью и смущением. Опустив глаза, она увидела то, что тыкалось ей в живот – массивную выпуклость на брюках, – и ей снова стало нестерпимо жарко. Да она сошла с ума! Она не должна жалеть о том, что остановила его!
Словно почувствовав ее взгляд, Эдвард открыл глаза и взглянул ей в лицо. В отличие от Флоренс он уже взял себя в руки.
– Ты сделала именно то, что требовалось, – сказал он спокойно. – Это я должен просить извинения. Похоже, сегодня я выпил чересчур много пунша. Я был слишком настойчив и воспользовался твоей неопытностью. Это было жестоко и некрасиво по отношению к тебе. Клянусь, это больше не повторится.
Значит, он целовал ее только потому, что был пьян? Почему это заявление так разочаровало ее? Почему его вежливые извинения так больно ранили ее?
Флоренс сложила руки на коленях и скромно опустила глаза.
– Ваш поступок был не так уж и ужасен.
Граф рассмеялся, но смех вышел колючим.
– Мне льстит, что он не показался тебе ужасным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42