– Я ненавижу вас. Но я не оставлю вас умирать!
– Беги... – повторил он, сжимая ее запястье. – Лондон... Гросвенор-Сквер... братья... спрячут тебя.
Он потерял сознание. Продолжая сжимать ее руку.
Глава 22
Слабый утренний свет вползал сквозь высокие створчатые окна за диваном, отливая неподвижную прямую тень Мари на восточном ковре, застилавшем паркет, на столе красного дерева, расположенном в дальнем конце роскошно убранного кабинета.
Рассвет. Как странно, что сегодня взошло солнце. Оно как всегда ознаменовало наступление нового дня, словно день этот ничем не отличается от других.
Мари сидела неподвижно: не щурилась от света, не дышала.
Хотя, нет, конечно дышала. Должна была дышать. Иначе бы умерла.
А она не умерла. Она жива. Жива? Да. Да, жива.
Она оправится. Все будет хорошо. Все будет чудесно. Непременно будет.
Застывшим взглядом она смотрела прямо перед собой, на золотистый свет, заполнявший и согревавший комнату Только ее не согревали эти ласковые лучи.
Ничто не могло бы согреть ее сейчас.
Зябкая дрожь пробегала по ее застывшим членам, и даже пальто, в которое кто-то укутал ее, не могло унять этой дрожи. Она не помнила, кто и когда набросил его ей на плечи. Это произошло несколько часов назад, в сумятице, вызванной ее появлением, когда она, остановив карету посредине Гросвенор-Сквер, спрыгнула с козел и вошла в дом. Потом лакей препроводил ее сюда, в эту комнату. Она тогда уже была в пальто.
Оно до сих пор на ней. Тяжелое мужское пальто темно-синего цвета.
Удивительно, но часть ее сознания и сейчас способна подмечать подобные мелочи.
Она моргнула, всего раз, когда яркий свет, заливший комнату, обнаружил все детали ее убранства.
Лакея, все еще стоявшего у двери, – безмолвного и будто окаменевшего.
Портрет над камином. Поразительной красоты женщина с распущенными черными волосами и голубыми, как сапфиры, глазами смотрела с него.
Диковинное оружие, развешанное на стене над письменным столом. Какие-то изогнутые мечи, грозные ножи, кинжалы с искривленными лезвиям, разнообразные мачете и боевые топоры.
На этажерке в углу деревянный макет корабля с полной оснасткой, парусами и флагом на корме – прославленным флагом британской Ост-Индской компании.
Она снова моргнула.
Как она оказалась в этом доме?
В его доме.
Память ее была кристально ясной; Мари помнила все – кроме событий трех последних часов. Помнила только неистовую, сумасшедшую скачку, во время которой единственная мысль лихорадочно кружилась в ее голове. Спасти его. Успеть. Добраться. Она поехала сюда, на Гросвенор-Сквер, потому что больше ей ехать было некуда.
И вот она сидит здесь, и ощущение у нее такое, словно в самый разгар представления она вышла на театральную сцену. Ее окружают люди, предметы, осязаемые, реальные, но чувство ирреальности происходящего все больше и больше овладевает ею.
И как это похоже на то, что испытывала она в последнее время!
Ее взгляд упал на левую руку. На обручальное кольцо, поблескивавшее в лучах утреннего солнца.
Золотое, с крохотными бриллиантами, подаренное ей в лунную ночь во время романтического ужина под звездным небом, когда он шептал ей слова любви.
Каким реальным все казалось тогда.
Ее кисть, покоившаяся на колене, задрожала. Она лишь сейчас осознала, что на ней не только это кольцо, но и ночная сорочка, разодранная и испачканная кровью. Та самая сорочка белого шелка, в которой она несколько часов назад – всего несколько часов назад – вошла в библиотеку. Эта сорочка была на ней, когда он...
Когда они... там... в кресле...
Она резко двинулась – впервые за все то время, что просидела здесь – и убрала руку с колена. Поднесла ее к лицу. Потянула кольцо.
Оно не слезало с пальца.
Она крутила, дергала его. Но разбухший сустав не пропускал золотой обруч. К горлу подкатило рыдание. Сердце болезненно колотилось. Она дергала его снова и снова, не чувствуя боли в распухшем, покрасневшем пальце, и не могла снять его.
Необъяснимая паника овладела ею. Она должна снять это кольцо! Должна освободиться от него! Освободиться от него! Освободиться от лжи! Должна...
Она медленно опустила руки и вцепилась в мягкую обивку дивана, заставляя себя успокоиться.
Она никогда не была подвержена эмоциям. Она сумеет справиться с ними. Как бы она ни вела себя в последний месяц или сейчас – подобные реакции несвойственны ей.
Она не изменилась. Ничуть не изменилась. Ясная голова, холодный рассудок – вот что всегда отличало ее.
Она просто обязана владеть собой. Слишком много чувств скопилось в ней, терзая ей душу и грозя вырваться наружу. Чувства страшные и острые, как те отточенные ножи, что висят на стене напротив. Ярость, обида и...
Скорбь. А еще вина.
Арман. Вероника.
Господи! Вероника!
Она проглотила подкативший к горлу комок, не позволяя себе окунуться в эти чувства. Слишком сильной, мощной была эта лавина, вскипавшая в ней. Она должна была бы сокрушить ее. Раздавить. Превратить в жалкое, ничтожное создание.
Только логика и самообладание помогут ей преодолеть их. Она должна обдумать...
За дверью послышались звуки. Голоса. Разговаривали мужчина и женщина. Лакей открыл дверь.
Она задышала. Сделала вдох, потом выдох, судорожно глотая и выпуская воздух.
– Благодарю, Тауншенд. – Этот низкий, глубокий голос принадлежал мужчине. – Вы можете быть свободны.
– Слушаюсь, милорд.
Лакей вышел, затворив за собой дверь.
Она повернула голову к двери и заморгала, пытаясь сосредоточить взгляд на вошедшем человеке. Пытаясь дышать. Думать. Мужчина ступил в комнату. Он был один – высокий, могучий блондин.
Она не знала, кто он. Громадный, как скала, с усталым взглядом, он, похоже, все это время ухаживал за Максом.
Его рубашка и бриджи были запачканы кровью. Это он внес Макса в дом. Она даже, кажется, помнит, что он же набросил ей на плечи пальто.
Он молча смотрел на нее, и эта пауза показалась ей нескончаемой.
– Вы не возражаете, если наша беседа будет протекать на английском, мадемуазель ле Бон? – несколько напыщенно и витиевато обратился он к ней на французском. – Я недостаточно хорошо говорю по-французски.
И, не дожидаясь ее ответа, прошел к массивному письменному столу.
Это его кабинет, поняла Мари. Оружие. Корабль. Он здесь так же органичен, как Никобар в тех...
И факты, разрозненные, как частицы цветной мозаики, вдруг встали на свои места и связались друг с другом.
«Друг» Макса, предоставивший им свой дом, не кто иной, как его брат.
И он служит капитаном в Ост-Индской компании. И он женат на принцессе.
Если, конечно, все это правда.
Ее взгляд скользнул по портрету над камином.
– Вы... должно быть... господин Саксон? – оцепенело глядя на него, выговорила она.
– Лорд Саксон, – поправил мужчина, усаживаясь в кресло за столом. Тон его был сжатым и отрывистым. – Лорд Саксон д'Авенант. Брат Макса. Извините, что не представился раньше, мадемуазель. Мне было не до того.
Не тратясь больше на любезности, он перешел к делу:
– Сейчас с ним доктор. Макс пока без сознания. Он потерял много крови, однако врач говорит, что пуля не задела жизненно важных центров. Она прошла всего в двух дюймах от сердца, и можно надеяться, что он выживет.
Чувство заполонило сердце Мари.
Нежданое и нежеланное.
Облегчение.
И оно было столь сильным, что Мари не могла вымолвить ни слова.
– Вы спасли ему жизнь, – продолжал лорд Саксон. – И за это примите мою благодарность. Вы совершили настоящий подвиг, доставив его сюда.
Он смотрел на нее странным взглядом, в котором была не только благодарность, но нечто похожее на... восхищение.
– Н-нет, – заикаясь, проговорила Мари. – Я вовсе не... Она замолчала, не зная, что именно она хотела объяснить. И кому.
А он не оставил ей времени разобраться в этом.
– Полдюжины моих людей охраняло вас. И все они прекрасно стреляют. Объясните же мне, что произошло?
То ли его манера сразу брать быка за рога, то ли его начальственный тон, но было в нем что-то такое, что заставило ее ответить:
– Я... не знаю. Макс уехал в Лондон. Сказал, что у него свидание с другом...
– Я не назначал ему свидания. Он должен был сидеть там и не показывать носа.
– Но он уехал, – отрешенно сказала она. – Это все, что я знаю. А когда вернулся, с ним были люди. Они...
– Люди? Что за люди? Сколько их было?
– Двое, а может и больше. По-видимому, французы. Я услышала стрельбу и спряталась в оранжерее, а один из них вошел туда за мной, но... тигр...
Ее снова охватила дрожь, дыхание стало частым. Она попыталась взять себя в руки.
– Думаю, что этот человек уже мертв. Лорд Саксон пробормотал что-то сквозь зубы.
– А другой? Что с ним?
– Второго зовут Флеминг. По-крайней мере, так он представился. Я наткнулась на него, пытаясь бежать. Он схватил меня, сказал, что Макс убит... И он сделал что-то такое, отчего ко мне вернулась память. – Ей уже не удавалось справиться с дрожью, ее трясло, как в лихорадке. Она запахнула пальто и закрыла глаза. – Я не знаю, как именно он сделал это, но я припоминаю, что когда-то слышала об экспериментах в Австрии. Они погружали людей в гипнотическое состояние. Этот человек... хотел узнать...
– Формулу химического соединения. Соединение.
Мари открыла глаза. Это слово подобно яркой вспышке прорезало туман неразберихи, обволакивавший ее сознание. События и факты сделались вдруг выпуклыми, ясными и понятными, как будто она рассматривала их под микроскопом.
Она глядела на сидящего напротив сероглазого мужчину так, словно только сейчас очнулась. Господи! Неужели она так долго пребывала в трансе?
– Да, – медленно произнесла она, – именно это он и хотел узнать.
Она выдержала его долгий испытующий взгляд. Все вы хотите от меня одного. И ты, и твой брат-шпион, и ваш король, и наши военные.
Говорить больше бы не о чем. Она сказала все.
Только сейчас – но, увы, слишком поздно – осознала она, что, явившись сюда, выручив Макса, подвергла себя страшной опасности. Эти люди хотят выпытать у нее секретную формулу. Они пойдут на все, чтобы узнать ее.
Почему она не подумала о себе?
Она встала с дивана, ноги подкашивались, сердце билось тревожно и часто.
– Возможно, милорд, вам покажется странным то, что я скажу. Даже после всего того, что сделал мне ваш брат, я не желаю ему смерти. – Она старалась говорить спокойно и уверенно, старалась не выдать своего страха. – Я доставила его к вам, я рассказала вам все, что мне известно, и сейчас...
– Все, да не все. Вы не сказали, что случилось с Флемингом.
Ей захотелось послать его к черту.
Но она не умела делать этого по-английски. А кроме того, подобная несговорчивость могла вызвать ненужные осложнения. Бросив взгляд на дверь, она прикинула расстояние, отделявшее ее от выхода.
– Он вытянул из меня формулу и сбежал. Макс стрелял в него, попал в ногу, но ему удалось скрыться. А теперь мне пора...
– Флеминг обидел вас? Причинил вам боль?
Этот вопрос и тон, которым он был задан, на секунду привел ее в замешательство. Она молчала.
Ярость вскипела в ней. Похоже, Макс не единственный актер в этом семействе. Видно, все д'Авенанты умеют изображать заботу.
– Нет.
Глухой звук вырвался у нее из горла: то ли смех, то ли рыдание.
– Нет. Ничего серьезного. А сейчас, милорд, мне действительно пора покинуть вас. Прощайте.
Она повернулась и направилась к двери, сама не зная, куда она пойдет, зная лишь, что должна уйти отсюда. Немедленно.
– Мадемуазель, прошу вас, сядьте, – тихо велел лорд Саксон.
Мари остановилась. Мурашки пробежали у нее по спине. Она медленно обернулась.
Он не предпринял ничего, чтобы задержать ее: он не только не бросился за ней, он сидел, лениво откинувшись на спинку кресла.
Но подбородок его был упрямо выдвинут вперед, а в глазах мерцала холодная решимость.
Этот взгляд показался ей до странности знакомым.
Тем же глубоким, бесстрастным тоном он продолжил:
– Вы не можете сейчас уйти отсюда. Это слишком опасно. Мы не знаем о местонахождении Флеминга. Он сейчас либо разыскивает вас, либо поспешил во Францию, чтобы передать французам вашу формулу.
– О втором можно было бы беспокоиться, если б я назвала ее.
Это замечание явно ошарашило его.
– Но вы сказали, он вытянул ее из вас.
– Пытался. И думает, что преуспел.
И снова в его взгляде блеснуло восхищение:
– Не всякая леди в подобных обстоятельствах проявила бы такую отвагу.
– Я не раскрыла ему формулу. И не раскрою ее никому, – с вызовом сказала она. – А определение «леди» вряд ли подходит ко мне.
К ее удивлению, он никак не отреагировал на эти слова.
– Мадемуазель, мне кажется, вы не вполне понимаете Серьезность вашего положения.
– – Поверьте, милорд, я прекрасно понимаю свое положение И опасность, угрожающую мне. Я всю ночь слушала выстрелы.
– Но вы, возможно, не отдаете себе отчета в том, что вас сейчас разыскивают не только французы, но также и англичане.
– Почему же «разыскивают»? Правильнее будет сказать, что англичане уже нашли меня.
Он помолчал, обдумывая услышанное. Потом медленно покачал головой.
– Вы попали не к врагам. Я понимаю, вам сейчас трудно в это поверить, но никто в нашей семье не причинит вам вреда. Наоборот, мы пытаемся уберечь вас.
– Говорите, трудно поверить, милорд? – Она, сжав кулаки, повернулась к двери. – Да в это невозможно поверить! Спокойный, негромкий оклик остановил ее:
– Мадемуазель. За этой дверью вы не пройдете и двух шагов. Она стремительно развернулась к нему. Гнев и ярость обуяли ее, они не просто вырвались сквозь воздвигнутую ею стену самоконтроля – они сожгли эту стену дотла.
– Вы что, намерены держать меня здесь против моей воли?
– Примите мои извинения, мадемуазель, но именно это я намерен сделать.
Мари была так разъярена, что на мгновение позабыла чужие слова и разразилась выразительными проклятиями на родном языке.
Лорд Саксон лишь слегка приподнял бровь, но остался невозмутим. Безобразно, нахально невозмутим.
– Сейчас вам безопаснее остаться здесь. У нас. Подумайте о себе и подумайте о Максе. Не знаю, много ли он рассказал вам о себе, но могу сказать, что я потратил десять лет на то, чтобы вернуть его к жизни, и сейчас не допущу, чтобы его шея оказалась в петле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50