Это ле Бон человек без чести и совести, это он погубил жизни сотен людей, в то время как Мари... Только невинная жертва.
У Макса сдавило в груди. Господи! Боже милостивый! Если она невинна, тогда все, что он делает...
Он медленно повернулся и посмотрел на кожаный саквояж, забитый оружием. Он вспомнил о наркотике, подмешанном прошлой ночью в ее вино, подумал о том, что должен передать ее в руки ее врагов, которые не остановятся ни перед чем, чтобы выпытать из нее формулу. Думал о сплетенной им паутине хитрости и лжи. О том, что предает ее. Какое слово пришло ему на ум вчера ночью?
Подонок.
Изрыгнув проклятие, он закрыл глаза и стиснул кулаки. Как ни отвратительны его обязанности, но он должен исполнить их. Пусть даже Мари невинна – а доказательств этому у него нет – изменить что-либо уже невозможно. Она по-прежнему остается француженкой. Врагом, пленницей, ценной добычей.
Утром они тронутся в путь. Он обязан доставить ее в Англию.
Когда на карту поставлено благополучие отечества, его чувства и ее невиновность в расчет не идут.
Спустя некоторое время он, вздрогнув, открыл глаза, огляделся и понял, что заснул не раздеваясь – в халате, прямо поверх покрывала. Он не знал, ни как долго он проспал, ни что разбудило его. Единственной мыслью была мысль о том, что спиртное тоже подвело его. Ничто – ни логические рассуждения, ни алкоголь – не помогали ему.
Шум, донесшийся из спальни Мари, разбудил его окончательно. Он сел, прислушиваясь. Раздался глухой звук, а потом послышался звон разбитого стекла.
В голове промелькнули две мысли: либо она пытается удрать. Либо кто-то, видевший ее сегодня, пробрался в дом. Он скатился с кровати и, вытащив из тайника ключ, бросился к ее двери.
Чертыхаясь и проклиная все на свете, он отпер дверь и замер. Мари была на месте, в своей постели, но она сидела. Свет масляной лампы, которую она всегда держала зажженной по ночам, подрагивал на ее бледном, искаженном лице. Зажимая рот обеими руками, как будто сдерживая вопль, она с ужасом смотрела в темноту.
Он быстро оглядел комнату – окно, дверь, – обшарил взглядом каждый угол, выискивая угрозу. Не обнаружив ничего подозрительного, он повернулся к ней.
–Мари?
Она, казалось, не слышала его, продолжая сидеть неподвижно, и застывшими от ужаса глазами смотрела вперед.
–Мари, что случилось?
Подойдя к ее кровати, он почувствовал, что его босые ноги ступают по воде, и посмотрел вниз. На полу лежали осколки упавшего с ночного столика графина.
Она не пыталась бежать. И ей ничто не угрожало. Ночные кошмары мучают ее.
Снова взглянув на нее и заметив, как просвечивает на свету ее ночная сорочка, он сказал себе, что должен немедленно уйти.
Но что-то не позволяло ему оставить Мари одну, в полумраке, с искаженным от ужаса лицом.
– Мари, это был дурной сон, – успокаивающе заговорил он, с трудом удерживая себя на месте. – С тобой все в порядке.
– Нет, – сдавленно прошептала она. – Нет, нет, нет!
– Т-с-с. Это был всего-навсего сон.
Ему хотелось броситься к ней, прижать ее к себе, но вместо этого он присел на корточки и начал собирать осколки.
– Я видела... видела, что начался пожар.
– Но пожара нет. Ты уронила графин. Вот если бы ты опрокинула лампу...
– Я видела огонь. Еще слышала выстрелы. И крик. Я слышала его!
Он замер. У него перехватило дыхание. Боже милостивый! Да ведь она не бредит – она вспоминает!
–К-крик! – повторяла она. Ее хрупкое тело раскачивалось, как ветка на штормовом ветру. – Какие-то люди гнались за мной, и я никак не могла оторваться от них, а потом... потом я...
–Мари, – выдохнул он, сам не зная, хочется ли ему, чтобы она вспоминала дальше.
Она повернулась к нему и заморгала, словно только сейчас заметила его.
– Все, – прошептала она, вся дрожа. – Все... Дальше темнота... Меня нет. Кругом темнота.
– Нет. – Он бросился к ней, не успев остановить себя. – Нет, Мари, ты есть. – Он притянул ее к себе. – Ты здесь, со мной, и тебе ничто не угрожает.
Она тряхнула головой, ее взгляд немного прояснился.
–Макс? – Подавшись к нему, она прижалась к его груди. – О Макс, я была одна, а кругом мрак. И я постоянно слышала это имя.
Какое имя?
– Вероника. Вероника ле Бон. Его назвала мне женщина в том магазине на улице Сент-Оноре, и с тех пор я... я так боюсь! – Она заплакала. – Макс, кто такая Вероника ле Бон?
О черт! Она вспоминает о сестре! Которой уже нет. И он не может рассказать ей о ней.
Вероника... Так звали мою мать, – выдавил он, проклиная себя за эту ложь. – Вы с ней были очень близки, особенно после смерти твоей матери. Она погибла несколько месяцев тому назад.
– Во время пожара? Да? А выстрелы и... крик?
– Это был сон. – Его рука успокаивающе гладила ее спину. – Ты всегда боялась огня и оружия. И твои страхи всплыли в ночном кошмаре. Ты, наверное, сегодня переволновалась, напугана, вот тебе и приснился дурной сон. Но ничего этого не было, Мари. Не было.
– Но это было так... реально. Кругом темнота, и я совсем одна. – Она рыдала, и ее слезы обжигали его обнаженную грудь.
– Т-с-с. Успокойся. – Оперевшись коленом о край кровати, он все крепче прижимал ее к себе, чувствуя, что начинает задыхаться от этой близости. – Ты не одна. Я с тобой.
Он зарылся лицом в ее волосы, уже отдавая себе отчет в том, что больше не играет. В эту секунду он не разыгрывал из себя мужа, он опять ощущал себя им.
–Макс, пожалуйста, – прорыдала она, – побудь со мной. Я не хочу оставаться одна. Я боюсь. Ты можешь... просто... побыть со мной, подержать меня?
Нет, сказал ему внутренний голос. Нет, нет и еще раз нет.
– Да.
Глава 12
Тени прошлого и ледяной страх, не отпускавшие Мари целый день, наконец ушли. Ее сердце забилось ровнее. Теперь она знала, откуда возник тот ужас, знала, кто такая Вероника. Ее сегодняшние страхи оказались вполне объяснимы.
С закрытыми глазами она лежала на боку, уткнувшись Максу в грудь. Ее голова покоилась на его правой руке, и она чувствовала щекой шелковую гладкость его рукава.
Спустя несколько минут она перестала дрожать. Его прикосновения и его присутствие, такое большое и надежное, наполнили ее чувством покоя и безопасности. И теплом, какое не могли обеспечить даже одеяла, которыми он укрыл ее.
Однако, обретя душевный покой, она неожиданно ощутила какое-то напряжение, исходившее от него. Казалось, каждый мускул его руки под шелковым рукавом халата одеревенел.
Она открыла глаза и удивленно взглянула на него:
– Макс.
– Постарайся заснуть, Мари, – не открывая глаз, сказал он. Его голос тоже показался ей напряженным.
Эти отрывистые слова напомнили ей о том, каким тоном он разговаривал с ней, пока они ехали в карете до дома, и она догадалась о причинах его скованности.
– Ты все еще сердишься на меня, да? – прошептала она.
– Нет. Спи.
– Но я хочу объяснить. Я хотела объяснить тебе сразу, но... ты был так зол и не слушал меня.
– Мари. – Он по-прежнему лежал с закрытыми глазами, а его голос опять прозвучал как-то странно. – Сейчас это уже не имеет никакого значения.
– Нет, имеет. К тому времени, когда мы доехали до дома, я... я уже так расстроилась, что мне было все равно, узнаешь ты правду или нет. Я не собиралась ничего тебе объяснять. Но... Макс, мне кажется, у нас не должно быть секретов друг от друга. Я не хочу, чтобы нас что-то разделяло.
Он открыл глаза. Взгляд этих мерцающих глаз поразил ее. В них была скорее боль, но никак не злость. Но быть может, это только игра света?
– Хорошо, – хрипло произнес он. – Что ты хочешь объяснить?
– Я хочу сказать, что я пыталась добраться до дома. Но я потерялась и никак не могла найти карету. А когда наконец нашла, то не смогла вспомнить названия улицы. И у меня опять ужасно разболелась голова... – Она вздрогнула, вспомнив ужас, охвативший ее сегодня, хотя теперь, когда она была дома, с ним, ее несчастья уже не казались такими страшными. – я отправилась в эту кондитерскую только в надежде, что ты вспомнишь о ней. Я молила Бога, чтобы ты вспомнил. Но когда ты появился, ты... ты...
–Вел себя как идиот, – подсказал он. Он лежал неподвижно. При низком свете лампы черты его лица казались угловатыми и острыми, но взгляд был мягким и теплым. – Прости меня, Мари. Я не понял. Я ужасно беспокоился о тебе. Если бы с тобой что-то случилось, я...
Он не договорил.
Секунду или две они лежали не двигаясь, молча глядя друг другу в глаза.
Его рука скользнула по ее спине и погладила ее висок.
–Голова еще болит?
Она ответила не сразу. Легкое прикосновение его пальцев – словно перышко, щекотавшее висок – мешало сосредоточиться.
–Нет. Компрессы Нанетты необыкновенно хороши...Макс, ты... все еще сердишься?
Его взгляд и прикосновение были полны нежности, но она по-прежнему чувствовала, что он скован. Ну почему так трудно иногда понять его настроение?
–Я не сержусь. А если и сержусь, то не на тебя.
И прежде чем она успела спросить, что он имеет в виду, он перевел разговор на другое.
– Я забыл поблагодарить тебя за подарок.
– Ты открыл его?
–Да. – Его пальцы, скользнув ниже, погладили ее щеку. – Ты очень внимательна, Мари, – тихо добавил он.
Улыбаясь, она чуть повернула голову и потерлась щекой о его ладонь. Она сделала это почти неосознанно, ей просто хотелось почувствовать его, ощутить его тепло.
–Я рада, что он тебе понравился. Знаешь, продавец уговаривал меня купить что-нибудь посерьезнее, но все было так дорого, а... денег у меня было мало.
– А откуда вообще взялись у тебя деньги?
Я отдала кучеру, который довез меня до магазина, жемчужное ожерелье, и он взамен дал мне несколько монет.
–Ты отдала жемчужное ожерелье... за несколько монет? – Его губы дрогнули – то ли от удивления, то ли от огорчения. – Да ты и в самом деле нисколько не думаешь о своем благополучии.
Почувствовав себя вдруг неразумной девчонкой, она опустила глаза.
– Я сделала что-то не то? Да, Макс?
– Нет. – Он мягко взял в ладонь подбородок и поднял ей голову, заглядывая в глаза. – Мне это очень нравится, милая.
Его голос, прозвучавший глухо и хрипло, заставил ее задрожать, но это была совсем не та дрожь, которую она испытывала несколько минут назад. Эта поднималась изнутри, распространяясь по всему телу горячими волнами.
И в тот же миг она поняла, как близко от нее его тело, как темно и тихо в комнате. Они были совсем одни в золотистом свете лампы – как тогда, на пикнике... но сейчас все было немного иначе.
Он был иным. Хоть и не могла она понять, что именно изменилось в нем, но чувствовала, что он другой. В его глазах, смотревших на нее, было нечто, чего она не видела в них раньше. Серые, они казались совсем темными, как будто закопченными, как эта лампа, за стеклянными стенками которой горит огонь. Он провел большим пальцем по ямочке на ее подбородке.
– Макс, – прошептала она, чувствуя, как участилось ее сердце, – ты так смущаешь меня. Временами мне начинает казаться, что я никогда не смогу понять тебя, а иногда... мне кажется, что я...
Она не знала, какими словами обозначить чувства, всколыхнувшиеся в ее душе. Она перебирала их в уме, но ни одно из них не вмещало в себя эту нежность, это желание и чувство бесконечного счастья, что переполняли ее. Не передавали они ни той боли, которую вызвала в ней их сегодняшняя ссора, ни того чувства покоя и безопасности, которое давала ей его близость. Они не объясняли ничего, даже того простого факта, что все ее мысли были заняты им.
–Мне кажется... если с тобой что-то случится, – тихо заговорила она, – какая-то часть меня умрет.
Издав тихий отрывистый стон, он уронил руку на простыню.
–Мари, ты... – Скулы выступили у него на лице. – Мы...
Она потянулась к нему, провела пальцами по его щеке, желая смягчить эти линии напряжения.
Он вздрогнул.
О Боже!
– Иногда на меня накатывает страх, что все это сон, – шептала она, зачарованно глядя на него. Ее палец скользнул по твердому выступу его подбородка, по высоким скулам, по золотистым прядям волос, спадавшим на его лоб. – Я боюсь проснуться и обнаружить, что я в лечебнице и ты только снился мне.
– Увы, я более чем реален, – сказал он. Голос его прозвучал надтреснуто.
– Макс, скажи, почему ты женился на мне? Ты ведь красивый, а я... – Она не могла подобрать слова. – Ты же мог жениться на какой-нибудь хорошенькой девушке.
Он открыл глаза. В его взгляде сквозила мука.
–Мари, ты не представляешь себе, как ты хороша. Ты так хороша, что я вряд ли смогу описать это словами.
Она почувствовала, как кровь хлынула к ее щекам.
–Не надо, Макс. Я знаю, это неправда. – Она опустила голову и убрала руку с его лица. – Сегодня продавщица в магазине посоветовала мне надевать шляпу с широкими полями. Я не сразу поняла, что она хотела этим сказать, но когда мы приехали домой, я... села за туалетный столик и... хорошенько рассмотрела себя в зеркало. – Она облизнула пересохшие губы. – И я поняла, что отличаюсь от нее. Отличаюсь от тех дам, которых видела сегодня в парке, от официантки, которая поила меня шоколадом. Я такая... гадкая.
Какое-то время он молчал.
–Мари.
Он произнес ее имя мягко, но в его голосе она уловила требовательные нотки. Она подняла голову и увидела его пронзительный взгляд.
–Хочешь, я расскажу, что я вижу, когда смотрю на тебя?
Она не смогла ответить, завороженная этим мерцающим взглядом.
–Я вижу свет, исходящий от тебя, – прошептал он. – Я вижу женщину умную, добрую, непредсказуемую. Женщину, которая обладает гораздо большим, нежели миловидная внешность. – Он лежал неподвижно, но она почти физически ощущала, как его слова и глаза ласкают ее лицо. -В твоих чертах есть сила и хрупкость, которые и составляют истинную женственность, Мари. Твоя кожа, прозрачна и нежна, как лепесток белой розы, а эта ямочка на подбородке говорит об упорстве. Твои глаза удивительны, Мари, они манят и притягивают. А твои губы...
Он вдруг замолчал.
А когда заговорил снова, его голос был совсем охрипшим:
–Они такие сладкие, что...
Мари лежала не дыша, обмирая от каждого его слова.
–Макс... – Она заморгала, прогоняя слезы, и улыбнулась. – А говорил, что не сможешь найти слов...
–Ради тебя стоит потрудиться, – ответил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50