Она почувствовала, как кровь приливает к ее лицу, и вскоре ее щеки уже пылали.Что за глупости приходят ей в голову! В этом мужчине не было ничего уродливого или бесформенного, просто он сложен так, как и подобает мужчине. Она быстро подняла глаза. На незнакомце не оказалось сюртука, только белая рубашка с расстегнутыми у ворота пуговицами. На груди виднелась полоска бронзовой кожи, покрытая вьющиеся волосами.Элисса перевела взгляд вверх, на твердо выступающий вперед подбородок незнакомца, его рот со сжатыми губами — вероятно, он не стал бы сжимать их так сильно, будь он очарован женщиной — и аристократический нос, достаточно заметный, чтобы сделать лицо незнакомца интересным, нет, даже привлекательным; крылья черных бровей, высокий лоб, масса темных кудрей — длинных, буйных, слегка встрепанных и влажных; и наконец, не в силах избежать этого, Элисса взглянула незнакомцу в глаза.Если глаза и вправду зеркало души, то перед Элиссой стоял самый удивительный человек. Ибо его глаза светились умом, юмором, силой, непоколебимой решимостью, любопытством и опасностью.Это был опасный человек.Кроме того, он казался удивительно соблазнительным и чертовски привлекательным.Странная дрожь прошла по телу Элиссы от кончиков рабочих туфель до кончиков волос, старательно упрятанных под нелепую косынку. Воистину это был сам дьявол. Глава 3 А она была ангелом.Ее внешняя красота сочеталась с красотой души. Она излучала внутреннее очарование, выглядела одновременно невероятно хрупкой и удивительно чувственной.Она обладала скульптурными чертами лица. Ее скулы были высокими и плавно очерченными, нос — тонким, идеальной формы. Высоко поднятые, изящно изогнутые дуги бровей — в них не чувствовалось ни намека на краску — придавали ей выражение постоянного удивления, как у настороженного олененка.Ее кожа казалась ослепительной, рот был слегка приоткрыт. Губы от природы имели нежно-розовый цвет, нижняя губа была заметно полнее верхней. Ей не хватало только улыбки. Тем не менее, Майлсу удалось заметить ее маленькие, ровные белые зубки.Ее глаза были нежно-серыми и бархатистыми, как анютины глазки, которые он нечаянно затоптал. Эти огромные, умные, наблюдательные глаза осенялись длинными темными ресницами. Она была так молода и свежа, что повергла бы в стыд летнее утро. Ее лицо притягивало к себе взгляд.В сущности, только одно лицо и мог разглядеть Майлс. Густые тени скрывали эту часть сада, даже когда солнце выскальзывало из-за туч, обещающих дождь, и огромное ветвистое дерево бросало тень как раз на то место, где стояла на коленях девушка, не позволяя разглядеть ее фигуру.— Вы вторглись в чужие владения, сэр, — повторила она.На мгновение его отвлекло, пятнышко земли на ее щеке — оно подчеркивало белизну ее кожи гораздо успешнее, чем это сделала бы любая мушка.— Пожалуй, — наконец признал он.Девушка вздернула подбородок.— Похоже, вы не слишком огорчены этим.— Нет.Она сложила руки на груди, переплетя пальцы жестом кающейся грешницы.— Это частные владения.Он поднял голову и оглядел безлюдный сад.— Совершенно частные владения.— Вам не следует быть здесь.— Пожалуй, да.А может быть, и нет. Вторжение меньше всего беспокоило Майлса в этот момент. Гораздо больше его занимало неземное существо, стоящее на коленях перед ним — и этот интерес был не просто обычным мужским любопытством.Девушка прикусила своими белыми, ровными зубками нижнюю губу.— Вы часто оказываетесь там, где вам не следует быть? — поинтересовалась она.— Должен признаться, что да. — Он невольно улыбнулся.Склонив голову набок, девушка взглянула на него. Она была одета в платье из плотной, темной ткани, складками свисающее с плеч. Под ним виднелось более тонкое платье оттенка между мышино-серым и черным.Ее туфли были перепачканы землей, из-под подола платья виднелись только самые их носки. Грязь набилась под ногтями. На щеке, там, где она провела рукой, остались следы земли.Все это позволило Майлсу заключить: перед ним служанка или поденщица аббатства.Однако что-то в ее словах и манере говорить настораживало. Ее голос был учтивым и сдержанным, в нем не чувствовалось местного акцента. Разумеется, в светском кругу Лондона ее сочли бы провинциалкой, но здесь она слишком разительно отличалась от местных крестьянок.Вероятно, это какая-нибудь бедная родственница Греев, которую сложные обстоятельства заставили отдаться на милость молодой дамы, ставшей хозяйкой аббатства Грейстоун после смерти родителей.Несомненно, леди Элисса — дама безупречного происхождения согласно словам Бланта — далеко не сокровище. Майлс отчетливо представил себе ее: дурнушка, ведущая себя, как первая красавица, расхаживающая по аббатству с видом наследной принцессы с развевающимися юбками, задранным носом и отвергающая поклонников мановением бестрепетной руки.Ну нет, хватит с него капризных особ!— Почему вы перебрались через ограду?Внимание Майлса вернулось к стоящей перед ним девушке. Его подмывало ответить: «Чтобы оказаться в саду».— Возможно, это был порыв.Девушка взглянула на него с неподдельным интересом.— Значит, вы подвержены порывам?— Да. — Он нахмурился. — То есть нет, — подумав, добавил он. — Иногда. — И тут же услышал собственный вопрос: — А вы?— Вы хотите знать, подвержена ли порывам я?Он кивнул.Она немного задумалась, прежде чем ответить:— Мне бы хотелось быть такой.— Это означает «нет».— Я не могу позволить себе порывы, — ответила она, и в ее голосе прозвучало искреннее сожаление.Майлс понял ее: быть бедным родственником — самая худшая доля, какая только может достаться мужчине или женщине.Майлс посмотрел на цветы, невольно помятые им.— Простите. Я возмещу вам ущерб.— Это не обязательно, — последовал ответ.— И все-таки я сделаю это, — возразил Майлс, сверкнув своей лучшей улыбкой.По природе Майлс Сент-Олдфорд не был самонадеянным человеком, но знал, какое воздействие обычно оказывает его улыбка на женщин в возрасте от девяти до девяноста лет. Множество светских красавиц — искушенных дам, успевших повидать и изведать все и вся — говорили Майлсу, что его улыбка очаровательна, изумительна, даже соблазнительна. Он не видел причин оспаривать это.Однако прекрасная садовница даже не опустила ресницы, когда он улыбнулся ей. Либо она была простодушна, либо слишком дальновидна, либо отнюдь не заурядна. Размышляя об этом, Майлс выпрямился и огляделся в первый раз после прыжка со стены.Сады аббатства Грейстоун славились на весь Девон — и, в сущности, на всю Англию. Здесь был официальный парк, классические сады в стиле французского искусника Ленотра, естественные — пейзажи Брауна с обширными насаждениями деревьев и кустарников, бесчисленными озерами, прудами и водопадами; подстриженные по моде ренессанса кроны имели вид колонн, острых пирамид и даже причудливых животных; и уж конечно, здесь имелся розарий.— «Будуар миледи», — произнес он, подумав вслух.Серые глаза несколько раз мигнули от изумления.— Откуда вы знаете, как называется розарий?— Я бывал здесь прежде, — прозвучал ответ.— Неужели? — На ангельском личике появилось недоверчивое выражение.— Однажды я гостил у лорда и леди Грейстоун.Девушка смутилась.— Не припомню, чтобы я когда-нибудь видела вас.— И я вас не помню, — ответил Майлс.— Должно быть, это было слишком давно.— Да, — подтвердил Майлс. — Сколько лет вы живете в аббатстве?— Всю жизнь, — ответила девушка. «Значит, не больше шестнадцати-семнадцати лет. Выглядит она так, как будто едва соскочила со школьной скамьи», — подумал Майлс.— Это было любимое место леди Грейстоун, — продолжал он.— Да. Она любила розарий. — Девушка с трудом удерживала слезы.Майлс глубоко вздохнул. Аромат роз опьянял его. Справа виднелась широкая деревянная арка, нижняя часть которой утопала в потоке розовых бутонов. Здесь были ярко-алые, золотистые и девственно-белые цветы, бледно-розовые и двухцветные, большие и маленькие, махровые, шпалерные и вьющиеся розы.Поблизости рос куст нежно-желтых роз. Он был усыпан нераспустившимися бутонами и острыми, короткими шипами. Майлс склонился над ним и вздохнул — запах цветка оказался неуловимым, тонким и таинственным.Подняв голову, Майлс подумал, что женщина во многом подобна розе.— «… среди прекраснейших творений мира бессмертна нежной розы красота», — процитировал он.— Прошу прощения?!Он откашлялся, поспешно придумывая оправдание своей выходке. В конце концов, солдату — даже бывшему солдату — не пристало увлекаться поэзией.— Всю дорогу Блант цитировал Попа, Милтона и Шекспира. Думаю, во всем виноваты его уроки актерского мастерства — они подействовали даже на меня.— Кто такой Блант?Майлс постарался ответить как можно проще и доступнее пониманию незнакомки:— Он мой спутник.— Этот Блант — актер? — казалось, упоминание о стихах заинтриговало девушку.Майлс задумчиво улыбнулся. Кто из мужчин не становится актером в присутствии женщины?— Разумеется.— А что это за стихи?— Сонет Шекспира.— Так я и думала. Куда же вы направляетесь?— Сюда, в большой дом.— Зачем? — удивленно спросила она.— У меня есть дело в аббатстве, — сообщил Майлс.Манеры этой девушки казались почти дерзкими.— Прошу вас, подождите минуту, сэр. Здесь, в саду, мне требуется ваша помощь, — облизнув губы кончиком языка, попросила она.— Моя помощь? — Его черные брови взметнулись в недоумении.— Да, одна упрямая лоза никак не желает вырываться, — объяснила она.Улыбка мелькнула и погасла на лице Майлса.— Понятно. Так почему бы вам не показать мне, где эта упрямая лоза?— Будьте любезны, подождите минуту, — вежливо попросила Элисса, поднимаясь на ноги.Протянув руку, Майлс предложил девушке помощь. Она смутилась, а затем вложила свою маленькую ладонь в его руку. От этого обычного жеста, ничего не значащей любезности, их пальцы едва соприкоснулись, Майлс вздрогнул и тут же молча выругал себя за это.Девушка поднялась, оправила юбки, осмотрела перепачканные руки, по-видимому, решив, что с ними уже ничего не поделать, и указала на дальний угол розария.— Это вон там. У Рыцарского колодца.Он не помнил никакого Рыцарского колодца.— Столетия назад, вероятно, даже тысячелетия, считалось, что вода из Рыцарского колодца излечивает мужское бессилие, — ничуть не смущаясь, объяснила девушка.Майлсу удалось скрыть свое замешательство покашливанием. Такой юной, невинной, хоть и деревенской девушке как-то не пристало рассуждать о столь грубых материях — если только он не ошибся и она уже не была невинной.Есть женщины, которым удается сохранять внешнюю чистоту долгое время после того, как они распростились со своей девственностью. Вероятно, это ангельского вида создание с белоснежной кожей, огромными глазами и тонкими бровями более опытно, чем он предположил.Во всяком случае, теперь Майлс почти представлял себе, как она будет выглядеть при ярком свете солнца. Девушка должна быть высокой, но не слишком, гибкой и полногрудой. Длинные ноги, стройная фигура, но отнюдь не худощавая, а прелестно округленная там, где и положено женщине.— Некогда в Корнуэлле и в Девоне было несколько сотен священных источников, — продолжала девушка, по-видимому, непреднамеренно давая ему урок истории. — Согласно легенде, первые святые — Ки, Пиран и сам Патрик — приезжали сюда из Ирландии. Они благословляли местных жителей и исцеляли их водами этих источников.— Как странно!— Теперь о многих из этих источников забыли, они затерялись. Рыцарский колодец был вырыт вновь только в прошлом году — силами Голсуорси и моими.— Кто этот Голсуорси?— Старший садовник.— Вы работаете на Голсуорси?— Я работаю вместе с ним.С этими словами девушка выступила из тени на свет, и в первый раз Майлсу Сент-Олдфорду удалось как следует разглядеть ее. Она оказалась даже более прелестной, более соблазнительной, чем ему представлялось. Девушка так и не сняла простую черную косынку, весьма напоминающую апостольник монахини.Майлс был готов поклясться всеми святыми — эта прекрасная садовница оказалась монахиней!Элисса поймала на себе удивленный взгляд незнакомца.— Прошу прощения, сестра, — с усилием пробормотал он.«Сестра? Что за чушь пришла ему в голову?!» — подумала Элисса.— Простите?!— Нет, — возразил он, покачав головой, — это я должен просить у вас прощения.Этот человек был настоящей загадкой. Впрочем, Элисса уже давно обнаружила, что мужчины почти все таковы. Несмотря на превосходное классическое образование, приобретенное под началом мисс Эммы Пиббл, а потом собственного отца, многое в мужчинах осталось непонятным Элиссе. А теперь, казалось, непонятного в мужчинах и женщинах стало еще больше.Элисса с сожалением вздохнула: если бы только она учила поменьше о древних греках и побольше о современных англичанах!— Лоза… — напомнил незнакомец.Элисса непонимающе взглянула на него.— Та самая, которую вам было нужно вырвать. — Он смотрел на нее с загадочным выражением лица.— Вот сюда, — сказала она, указывая на укромный уголок. «Надо сосредоточиться на предстоящем деле, а вовсе не на широких плечах незнакомца, — напомнила себе Элисса. — И уж наверняка не следует размышлять над тем, как хорошо бриджи для верховой езды облегают его мускулистую фигуру».Несколько минут они стояли молча, разглядывая толстую перекрученную лозу — кое-где она достигала толщины мужской руки, — которая разрослась по соседству с Рыцарским колодцем, занимая обширную часть садовой стены.— Она толстая, — зачем-то заметила Элисса.— Очень толстая, — согласился незнакомец.— Но уже неживая.— Совершенно верно.Элисса вопросительно взглянула на незнакомца.— Рискну заметить, что она растет здесь уже очень давно.— Вы правы.— Возможно, с тех времен, как здесь появился Рыцарский колодец.— Вероятно. — Элисса потянулась и дотронулась до изогнутой ветви. Она уже не в первый раз думала, что, уничтожая что-либо в аббатстве Грейстоун, вероятно, уничтожает воспоминание о тех временах, когда любвеобильный Генрих VIII изгнал отсюда монахов и продал аббатство первому эрлу Грейстоунскому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31