— Еще не знаю, там будет видно, какой дорогой повезут, сколько человек охраны…— Нет, милый. Ты и сам знаешь, что я буду окружена воинами. Тебе не удастся спасти меня, Торн. Не рискуй своей жизнью ради бесполезной попытки. Уезжай из Англии, этой ночью, сейчас, пока они не схватили тебя..— Бежать ночью, как вор, и оставить тебя!— Отправляйся в гавань. Взойди на корабль. Мне уже ничто не поможет. Но ты спасешься. Пожалуйста, Торн…Он прервал ее бессвязную речь, прильнув к ее губам, страстным поцелуем.— Нет! — сказал Торн, выпуская ее из объятий. — Мягким движением он приложил пальцы к ее губам, останавливая готовый сорваться с них упрек. — Нет, любимая. Я не оставлю тебя и больше не говори об этом. — Он поцеловал ее в лоб.— Тогда сделай кое-что для меня, — тихо попросила Мартина. — Завтра, когда меня привяжут к столбу…Он попытался прервать ее.— О Торн! Дай мне сказать! Я боюсь. — Она взглянула на него. — Я боюсь, милый. Я не хочу… так умереть, на костре.Он закрыл глаза и стиснул зубы. Она знала, что Торн в этот момент подумал о Луизе, его обожаемой маленькой сестре, погибшей в огне.— Не дай им сжечь меня, это все, что мне нужно. Ты можешь покончить с этим сразу. Одной стрелой.Его глаза потемнели от боли.— Мартина… — Торн отвел взгляд и покачал головой.— Умоляю тебя! — Она придвинулась, взяла обеими руками его за голову и повернула к себе. — Сделай это, как ты сделал тогда с оленем. Ты помнишь оленя, которого Бернард со своими людьми загнал в оружейный зал? Ты избавил его от мучений. Избавь и меня. Убей меня раньше, чем моего тела коснется огонь. Это будет милосердно.— Лишить жизни — не милосердие.— Нет, именно так. Обещай мне!— Я люблю тебя. Я не могу.— Если любишь, сжалься надо мной. Сделай это, найди в себе силы. Обещай! Обещай, что не дашь мне сгореть.Его глаза снова закрылись, лицо исказилось мукой.— Обещаю, — едва выговорил он.Ее руки разжались. Торн поднял голову.— Этого не понадобится, — сказал он глухо. — Я сумею спасти тебя. Если бы это можно было сделать скорее! Если бы можно было сейчас увести тебя отсюда!— Но ты можешь, — сказала она, нежно целуя его в губы, — хотя бы ненадолго.Взяв Торна за плечи, Мартина легла на спину, на соломенную подстилку, увлекая его за собой. Она прильнула к его губам, медленно и страстно целуя их. На мгновение Торн оцепенел, но потом вернул ей поцелуй, с глухим, похожим на рычание стоном. Его дыхание стало тяжелым.Выгнувшись, как кошка, она откинулась на солому.— Ты уверена? — отстраняясь, прошептал он.— Да, конечно. Я хочу забыть, где я. Хоть на короткое время забудем все.Торн осторожно обнял ее. Легкими движениями его руки ласкали ее сквозь грубое платье. Он развязал бечевку в косе и расплел ее, пропуская сквозь пальцы каскадом рассыпавшиеся волосы. В молчании они разделись и легли рядом, глядя друг другу в лицо, завороженные и прикованные бессловесным разговором глаз, пока лишь едва соприкасаясь телами. Кончиками пальцев он гладил ее лицо, шею, касался ее сосков. Руки Мартины ласкали могучие плечи Торна. Она дотронулась до его широкой груди и ощутила под своей ладонью частые удары его сердца, почувствовала, как с опаляющим жаром желание повлекло ее к нему.Мартина провела рукой вниз и коснулась кончиками пальцев его плоти, дыхание Торна на миг пресеклось. Она осторожно погладила его, с трепетом ощутив, как он вздрогнул под ее рукой. Рука мужа скользнула к ее лону. Его глаза осветила улыбка. Он понял, что она готова была принять его.По-прежнему лежа на боку, он мягко согнул ей ногу в колене, приподнял ее, заводя за свое бедро. Не отрывая взгляда от глаз Мартины, он передвинулся, вытянувшись всем телом, крепко обхватил ее за бедра и вошел в ее лоно одним мощным рывком. Стон вырвался из ее груди. Он закрыл ее рот поцелуем, и их вздохи смешались, в то время как ее плоть раскрывалась навстречу ему. Бессознательно улавливая ритм, они передавали друг другу свое движение, точно став одним существом.Торн оторвался от ее губ и, с трудом переводя дыхание, прошептал:— Смотри на меня… Прошу тебя, смотри на меня…Его глаза горели как в лихорадке. Мартина чувствовала его внутри себя. Она заметалась, охваченная нараставшим возбуждением, едва удерживаясь от криков. Когда ее исступление достигло высшей точки, он одним движением перевернул ее на спину и стиснул в могучих руках, приподнимая ее. Через мгновение ее тело затрепетало от яростных глубоких толчков, которые проходили, казалось, через все ее существо, каждым ударом отдаваясь в сердце.Замирая от сладкой боли, она вцепилась в Торна, рванула его к себе. Рыдание клокотало в ее горле, и горячие слезы хлынули из глаз. «Я люблю тебя», — услышала она хриплый шепот. Тела их замерли в судороге оргазма, а два одновременно восхищенных крика поглотила мгла под сводчатым потолком темницы.С последним блаженным содроганием он припал к ней, накрыв своим огромным телом, и спрятал лицо в ложбинке у ее шеи. Оно было мокрым. Широкие плечи Торна дрожали.
Из Бэттлского аббатства Торн направился прямо в гавань Балверхайт. Черный монашеский плащ он еще по дороге зашвырнул в угол на какой-то пустой лестнице. Под плащом на нем была неприметная темная туника. Этой ночью лучше было выглядеть простым горожанином, а не знатным бароном. Если все будет удачно, никто не узнает его.Когда стражник вернулся за ним в темницу, расстаться с Мартиной показалось Торну самым тяжелым испытанием за всю его жизнь. Но спасти ее, возможно, было еще тяжелее.Для начала он выбрал самую большую таверну. Заказал пинту эля, занял стол в дальнем углу и осмотрелся. Посетители были по большей части рыбаки, несколько матросов; как водится, пара забулдыг, несколько уличных воров. Он расплатился и, оставив свою кружку нетронутой, пошел в кабак напротив. Здесь была публика того же рода, может, только с большим числом головорезов. Он насчитал по крайней мере три отсутствующие руки и столько же выбитых глаз.В восьмом кабаке Торн почувствовал, что начинает терять терпение, а вместе с ним и уверенность. На этот раз он выпил свой эль, осушив пинту одним глотком, и заказал вторую. В гавани оставалось не больше трех или четырех питейных заведений, где он еще не побывал. Когда он обойдет все, надо ли начинать сначала или прямо перейти к борделям? Он допил вторую пинту и швырнул пинту на стол… А может быть, напиться прямо здесь и разнести к чертовой матери этот кабак — перевернуть столы, покру-шить скамейки, сломать ставни и свернуть пару-другую челюстей?..И в эту самую минуту Торн увидел двух матросов — одного верзилу, другого щуплого коротышку, — которые вошли с улицы и уселись за стол возле дверей. Благодарю тебя, Господи. Он неспешно поднялся и вразвалочку подошел к ним. По выражению их лиц он понял, что его не узнали. Он произнес несколько приличествующих случаю приветственных слов на староанглийском, и они вежливо ответили ему с некоторой осторожностью. Торн показал три пальца кабатчице, она налила три новые пинты и поставила перед ними.— Спасибо, добрый человек, — сказал рослый матрос, взявшись за свою пинту. — Но только ежели у тебя к нам какое-то дело, то лучше говори сразу.Торн пожал плечами и подсел к ним за стол.— Я видел вас сегодня на суде, где приговорили за ересь леди Фальконер.Низенький матрос полез в карман и извлек оттуда живую мышку. Он усадил ее на ладонь и нежно погладил.— А ты, значит, там тоже был?— Точно. Больно неучтиво с вами обошлись. Ей-богу, я даже пожалел вас.Верзила отхлебнул из пинты и со стуком поставил ее на стол.— О ком стоит пожалеть, — проговорил он, — так это о молодой баронессе, которую завтра сожгут.Его спутник досадливо крякнул, покачав головой. Он поднес сидевшую в горсти мышку к лицу и поцеловал, вытянув губы трубочкой. Затем обмакнул палец в эль и протянул мышке, которая принялась его облизывать.— Но вроде бы, раз она еретичка… — осторожно сказал Торн.Коротышка кончиком пальца пощекотал мордочку зверька.— Она такая же еретичка, как моя малютка Розамунда, — сказал он. — И никогда она не делала того, что на нее наговорили.Торн наблюдал, как эти двое тянут свой эль. «Теперь будь начеку, — подумал он. — Не наседай на них, иначе ничего не добьешься. Подожди, пока у них развяжутся языки. И больше не пей».— Да ну? — сказал он и, встретившись глазами с кабатчицей, молча показал ей два пальца. — Почему ты так думаешь? — самым безразличным тоном спросил Торн, глядя в лицо коротышке. Глава 25 Стражник отворил дверь темницы. В руках у него была веревка.— Готовы ли вы, миледи?«Кто может быть готовым к тому, чтобы умереть на костре?» — подумала Мартина. Она в последний раз оправила на голове свой белый чепец и подошла к воину, протянув перед собой дрогнувшие руки.— Сегодня за спиной, миледи, — сказал стражник, избегая ее взгляда. — Так приказано.Мартина, поколебавшись, молча сомкнула сзади руки и повернулась к нему спиной. Стражник обмотал ее запястья веревкой и затянул узел.«Я не унижусь перед ними. Я не заплачу и не стану молить о пощаде. Я не доставлю им этого удовольствия».Еще больше стражников, чем во время суда, ждали в коридоре. Во внутреннем дворе, где она впервые за столько дней оказалась под открытым небом, ее окружил уже целый эскорт. Еще не рассвело, и многие в толпе держали зажженные факелы. Солдаты подняли ее на повозку, несколько из них остались стоять рядом. Лошади тронулись. Впереди верхом ехал шериф со своими людьми в сопровождении еще дюжины вооруженных всадников. Несколько монахов, в их числе отец Саймон, следовали за процессией. Второй раз в жизни Мартина ехала не верхом, а в повозке — в первый раз это было, когда ее увезли из замка Блэкберн. Телега тряслась и скрипела, лошади с трудом волокли ее через полные грязи мостовые Гастингса. Мартина едва не падала на руки стражей, которые придерживали ее, следя, чтобы она оставалась на ногах.Несмотря на ранний час, на улицах были видны вереницы горожан. Эти люди вышли из домов пораньше, чтобы посмотреть, как ее повезут на костер. Публичная казнь всегда собирает толпы зевак. Но эта толпа не походила на ту, которую ей приходилось видеть раньше. В ожидании казни народ обычно шумел, лица выглядели разгоряченными, даже радостными. Вслед осужденному неслись крики брани, в него даже швыряли тухлые овощи. Ничего этого не было теперь. Из сотен людей на улицах никто не вымолвил ни слова, только один раз она услышала возглас: «Господь с тобой, леди!» Люди мрачно крестились. Многие плакали. Похоже, горожане совсем не были уверены в ее виновности; кроме того, они были поражены жестокостью приговора. К виселицам здесь привыкли, им приходилось видеть, как отсекали головы благородным дворянам.Но костер…Только не думать об этом. Не думать. Может быть, Торн спасет ее, хотя это кажется невероятным, если нет, то он обещал прекратить ее страдания своей милосердной стрелой раньше, чем пламя охватит ее. Он обещал. Надо верить, что он сделает это. Только так она продержится до конца.Костер был сложен на вершине пологого холма за городом, среди пустоши, за которой начинались болота. Над высокой кучей хвороста возвышался позорный столб. Вокруг уже стояла толпа, но, как и в городе, Мартина не услышала ни брани, ни криков. Повозка подъехала ближе. Мартина лихорадочно вглядывалась в десятки обращенных к ней лиц. Нигде в толпе не было видно Торна. Сердце ее упало.Если он опоздает, они привяжут ее к столбу и зажгут костер. Нет, не думать, только не думать об этом!На руках стражей она спустилась с повозки и ступила в грязь. Толпа раздвинулась, образовав перед солдатами проход. Горожане крестились, бормоча молитвы. Она увидела рыдающую Фильду. Служанка бросилась вперед, чтобы прикоснуться к Мартине, но двое солдат схватили ее и грубо отшвырнули обратно в толпу. Появился брат Мэтью и, протиснувшись между людьми, решительно шагнул к осужденной. Он поднял перед собой небольшое деревянное распятие, и стражники отступили, не тронув его. Они даже минуту помедлили, ожидая, пока приор вложил крест в одну из связанных рук Мартины, поцеловал ее в щеку и прошептал:— Да пребудет с тобой Господь.Шериф вышел перед сложенным костром и зачитал акт, подготовленный епископом, где было сказано, что церковь осудила ее на смерть за преступную ересь и для исполнения приговора передала в руки светских властей. Он быстро повернулся в сторону Мартины. Ей показалось, что в его взгляде были печаль и сожаление. Шериф кивнул дюжему палачу, и тот, взяв Мартину за плечи, подвел к костру. Ее руки были по-прежнему связаны сзади. На куче зеленых, совсем свежих веток перед столбом был закреплен бочонок, и палач, подхватив Мартину на руки, поставил ее на него. В ноздри ударил резкий запах. Опустив глаза, она увидела, что сквозь щели в бочонке сочится деготь. Поодаль были сложены два мешка угля и небольшая куча торфа. Они явно подготовились к тому, чтобы поддерживать медленный огонь.«Может статься, ты будешь умирать до полудня», — прозвучал в ушах Мартины голос Бернарда.Ее охватила дрожь. Режущей болью свело внутренности, и она несколько раз судорожно, во всю силу легких глотнула воздух. Нет, ради Господа Бога, не думай!Служка бросил палачу моток толстой веревки. Тот накинул свободный конец на шею Мартины. Затем, намотав веревку на столб, затянул и завязал первый узел. Жесткий канат сдавил ей горло, голова запрокинулась, и она затряслась всем телом. Мартина не подумала о том, что ее привяжут за шею, это наполнило ее ужасом. Она не могла пошевелиться, не могла даже сглотнуть мерзостный комок желчи во рту.— Пожалуйста… не надо за шею, — прохрипела она.— Мне очень жаль, миледи, — негромко ответил палач. — Но выбирать не приходится. Я только исполняю указания отца Саймона.Сердце редкими болезненными ударами колотилось в груди. Мартина в отчаянии всматривалась в чужие лица толпы. Где же Торн? Торн! Они сделали это со мной! Веревка кольцами сжала ей грудь, талию и бедра. Палач затянул ее, крепко прижав все ее тело к столбу. И тогда Мартина увидела отца Саймона, который вышел на место экзекуции с горящим факелом в руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49