— Я держал охотничьих птиц с детских лет. Однажды, играя, я нечаянно подстрелил из лука самку ястреба-воробьятника. Ее птенцы остались без матери. Я вынул их из гнезда, принес домой и выкормил. Потом я приручил и других птиц — пустельгу и кречета. Ну а когда поступил на службу к барону Годфри, то стал работать и с соколами.— Говорят, что вы весьма искусный стрелок из лука. Этому вы тоже научились в детстве?— Да. Если постоянно практиковаться в каком-либо деле, то со временем становишься опытным, не так ли? А я вырос в лесу, мой отец был охотником и дровосеком, семья была бедная, и мне с ранних лет приходилось рубить дрова и добывать пропитание охотой на зверей и птиц. Ведь я был единственным сыном у родителей. — Он улыбнулся ей. — Так что я довольно ловко умею валить деревья, если это вам интересно.Мартина не смогла удержаться, чтобы не улыбнуться в ответ. «Надо продолжать расспрашивать о его жизни, тогда мне не придется отвечать на его вопросы», — подумала она.— А сестры у вас есть?Он помолчал.— Да. Одна. Ее звали Луиза.— Звали? Вы что, больше не видели ее с тех пор?Он снова помолчал, накладывая аккуратные стежки.— Я вижу ее всякий раз, когда смотрю на Эйлис.— Но она ведь не… я хочу сказать, ваша сестра, она…— Ну вот и все, — оборвал он ее, закончив свое дело и беря Азуру на руки. — В следующий раз, когда будете купать юную леди, возьмите у меня одну из этих перчаток, пригодится, — сказал Торн, кивнув головой на следы укуса на руке Мартины.Мартина поняла, что он не хочет больше говорить о своей семье и весьма удачно меняет тему разговора.— В другой раз она уже не будет кусаться, — ответила она. — Но все равно спасибо за предложение.Торн понес Азуру обратно на ее место в соседней комнате. На миг задержавшись в проходе, он спросил будто невзначай:— Интересно, где вы научились так хорошо справляться с маленькими детьми? Ведь, насколько я знаю, вы были единственным ребенком в семье.Единственным ребенком в семье? На этот раз он явно не оговорился и вопрос задан неслучайно.Она ответила не сразу, заставив его повторить свои слова.— У меня есть два брата.Торн повесил рукавицу на крюк.— Да, но они намного старше вас, не так ли? И к тому же семь лет вы провели в монастыре. Так что фактически вас можно считать единственным ребенком.Мартина сняла с руки рукавицу и протянула Торну.— Вам прекрасно известно, что у меня есть два брата, — ледяным тоном отчеканила она. — Так что вы отлично знаете, что я не единственный ребенок.Он внимательно оглядел ее.— Миледи, — начал он после небольшой паузы, взвешивая каждое слово, — я почти ничего о вас не знаю, кроме того что Райнульф называет вас своей сводной сестрой. Теперь я знаю также и то, что вы начинаете волноваться и замыкаетесь в себе, когда вам задают вопросы о вашей семье. Именно я устроил ваш брачный договор, порекомендовав вас барону в качестве подходящей невесты для его сына. Помолвка, как вы знаете, состоится завтра. И поэтому, пока не поздно, я считаю себя вправе задавать вам такие вопросы, дабы удостовериться, что не ввел в заблуждение его светлость. Так можно ли винить меня за это?«Я была права, — подумала Мартина. — Под видом светской беседы он пытается выведать мои секреты. Но тогда почему он спас меня от назойливых расспросов Эструды, если и сам что-то подозревает? Ну конечно. Как это я сразу не догадалась! Ведь мое замужество в его интересах, и, как сам признался, он приложил немало усилий, чтобы устроить это дело. Если же кто-то узнает правду раньше него, то это может обернуться неприятностями. Вот он и пытается разузнать все потихоньку, а там подумает, стоит ли выдавать меня или нет в зависимости от обстоятельств того, что он узнает. Ведь пока что у него одни догадки. Надо быть с ним очень осторожной. Он, похоже, вовсе не такой бескорыстный и добрый, каким старается казаться. Впрочем, я и сама не та, за кого себя выдаю».— Райнульф искренне полагает, что вы сосватали меня сыну своего господина для того, чтобы оказать ему дружескую услугу, — сказала она, направляясь к выходу. — Я пыталась убедить его, что это не так, ибо быстро догадалась об истинной цели ваших стараний, но он мне не поверил. Ему приятно думать, что все вокруг такие же хорошие, как и он сам.— Я не отрицаю этого, и уж тем более не намерен за это извиняться. Да, я делаю все возможное, чтобы занять положение лучше, чем то, которое досталось мне от рождения. Я сделаю все что в моих силах, чтобы мои дети, если они у меня будут, не узнали нищеты и тех несчастий, на которые норманны обрекли людей, подобных мне. Да, ваше замужество послужит моим амбициям, но оно также свидетельствует о моем добром отношении к вашему брату, чье дружеское расположение означает для меня гораздо больше, чем вы можете себе представить.— Это очень трогательная речь, — произнесла Mapтина, стоя в дверях. — И вы, конечно, тщательно продумали, каким именно образом мое замужество поможет осуществлению ваших планов. Но при этом вы, кажется, совершенно не подумали о том, соответствует ли оно моим планам на будущее.Она вышла, хлопнув дверью, и направилась в замок.
Обед состоял из мясного пирога и гороховой похлебки с ветчиной. Лорд Годфри, сэр Торн и Альбин отсутствовали за общим столом. Они отправились на охоту и взяли еду с собой. Леди Женива, мать Эйлис, также не спустилась в зал, обедая у себя в комнате, но это никого не удивляло.Оставшуюся половину дня Мартина бродила по дому вместе с Эйлис, удовлетворяя свой интерес к феодальным замкам.Весь первый этаж занимала оружейная, такая же огромная, как и зал, расположенный над ней, только без очага и с амбразурами вместо окон, с голым деревянным полом, даже не покрытым как следует соломой, и без малейшего намека на мебель или украшения. Вернее, украшения были, только особого рода: на стенах красовались всех видов и размеров устращающие орудия смерти. Сверкающие мечи и боевые топоры занимали целиком одну стену, другая была, увешана рядами длинных копий, пик и алебард. Здесь были также десятки изящно изогнутых боевых луков и даже запрещенные законом арбалеты. Тысячи стрел и дротиков лежали, связанные в пучки, как щепки для растопки очага. Но наибольшее впечатление на Мартину произвели не эти изощренные изобретения военной мысли, а более примитивные свидетельства человеческой страсти к убийству — тяжелые булавы и окованные железными шипами палицы самых угрожающих размеров.После осмотра оружейной, прихватив канделябр со свечами, они с Эйлис спустились в подвал — холодную, зловонную пещеру. По каменным стенам сочилась вода, в центре утрамбованного глиняного пола был вырыт колодец. Вокруг лежали сложенные штабелями бочонки и корзины.Эйлис в восторге вертела головой.— Тетушка Фильда говорит, что где-то здесь начинается потайной подземный ход! И если я буду вести себя хорошо, она мне его когда-нибудь покажет!Она подбежала к окованной ржавыми железными полосами тяжелой дубовой двери.— Там темница для плохих людей. Если я не перестану досаждать маме, она запрет меня туда.Мартина подошла к двери и отодвинула заржавевшую плашку, закрывающую замочную скважину.— Подними меня! Я тоже хочу посмотреть! — потребовала Эйлис.Мартина взяла ее на руки, и они вместе прижались к отверстию, тщетно пытаясь увидеть что-нибудь в кромешной тьме. Из темницы воняло сгнившей соломой, застоялой мочой и сыростью. Что-то противно зашуршало под соломой — наверное, крыса. Должно быть, в замке лорда Оливье есть такая же камера, куда посадили пойманных убийц барона Ансо и Айлентины. Там они и будут сидеть, скованные ржавыми цепями, и молить Бога поскорее послать им смерть как избавление от нечеловеческих пыток.Капля воды сорвалась с влажного потолка и гулко упала на утрамбованную землю, нарушив гробовую тишину, царящую в подземелье.Мартина поежилась и повела девочку к лестнице, ведущей из подвала.— Пойдем-ка отсюда. Найдем моего брата. А потом можешь представить меня твоей маме, я очень хотела бы познакомиться с ней.
— Оставьте меня в покое! — устало простонала Женива. — Мне больше не нужны эти ваши порошки от головной боли.Райнульф взял из рук сестры чашку с лекарством, подумав про себя, что именно те, кто больше всех нуждается в помощи, почему-то упрямо отвергают ее.— Это не порошок от головной боли, миледи, — подавая ей чашку, наполненную какой-то коричневой жидкостью, сказал он.— Это тонизирующий напиток, — подтвердила Мартина. — Настойка валерианы и омелы. Хорошо помогает от меланхолии.Женива, графиня Киркли, взяла настойку, вылила ее на солому и вернула пустую чашку Райнульфу. Она натянула шерстяное одеяло до подбородка и, откинувшись на подушки, уставилась в пространство немигающими темными глазами.В ее прямых черных волосах, разметавшихся по простыням, уже появились ниточки серебра, а лицо было бледным и матовым, как воск.— От меланхолии? — переспросила она. Женива вытянула руку, подзывая дочь, спрятавшуюся за Марти-ной. — Эйлис! Это ты им наговорила о моей якобы меланхолии? Признавайся, что ты им сказала!— Ничего! Я… я просто… я только сказала, что у тебя болит голова, больше ничего.— Правильно. Это я предположила, что вы, должно быть, страдаете от депрессии. Ведь вы целыми днями не покидаете спальни и мне известна причина, то есть я знаю, что вас… что вы больше не… — вмешалась Мартина, поглаживая ребенка по голове у себя за спиной.— Вот как! Значит, вам известно, что мой муж отверг меня и расторг наш брачный договор? Когда человека выбрасывают из дома, как собачьи объедки, то неудивительно, что у него начинается меланхолия, и это естественно, так что оставьте меня в покое, мне не помогут никакие тонизирующие снадобья.Женива отвернулась к стене. Со двора послышались голоса Торна и лорда Годфри, возвращающихся с охоты. Райнульф выглянул в окно и помахал им рукой.— Я все же советую вам выпить лекарство, — сказала Мартина Жениве. — Вы должны подняться с постели, одеться и привести себя в порядок. Ведь жизнь не остановилась…— Мартина… — предостерегающе покачал головой Райнульф.Но она продолжала говорить, игнорируя его замечание:— Ваше уныние и печаль, конечно же, вполне естественны. Но вы губите себя, отдаваясь этим вредным чувствам. И не только себя, но и свою дочь. Ведь вы ей так нужны. Ей необходима ваша забота и ласка, а не окрики и угрозы запереть ее в подвал. И если вы способны мыслить здраво, то должны понимать, что вашей дочери нужна мать, так же как и вам самой просто не выжить без вашего ребенка. Она нужна вам, а вы — ей, понимаете?— Мне нужна Эйлис? — Женива привстала, дрожа от негодования. — А по-вашему, по чьей вине я оказалась здесь? — Она судорожно сжала кулаки и закричала: — Она разрушила всю мою жизнь!Эйлис зарылась лицом в юбку Мартины. Райнульф взял ребенка на руки и вышел из комнаты. Эструда и Клэр подслушивали снаружи и смеялись, прикрывая ладошками рты. Крики Женивы были слышны даже на галерее.— Если бы она была мальчиком, я бы и поныне оставалась графиней Киркли! А я здесь, отвергнутая собственным мужем, который теперь разделяет наше ложе со шлюхой! И вы говорите, что мне нужна Эйлис? Да лучше бы она вообще никогда не появлялась на свет!Издалека послышался звук охотничьего рожка. Эструда и Клэр перестали смеяться, озабоченно переглянувшись. Лицо жены Бернарда приняло выражение усталой покорности. Женива прекратила кричать. Мартина вышла из комнаты.— О Боже, мальчики возвращаются, — выдавила Эструда.Послышался лай собак и улюлюканье охотников. Мартина прислушалась, пытаясь отгадать, какой из голосов принадлежал ее жениху. Она вся напряглась от предвкушения встречи с ним.Появилась Фильда и забрала у Райнульфа девочку.— Ну вот, святой отец, ястребов вы уже видели, — сказала она. — Теперь познакомьтесь с псами.Мартина с Райнульфом начали спускаться по винтовой лестнице на первый этаж. Охота приближалась, звуки раздавались все громче и громче.Когда брат с сестрой вошли в оружейную, охотники уже были там. К удивлению Мартины, они не спешились, а въехали на лошадях по лестнице прямо в комнату. Более того, оказывается, охота еще не закончилась!Посреди оружейной метался раненый олень — большое великолепное животное с огромными развесистыми рогами, — загнанный собаками в замок. Псы со всех сторон окружили его, яростно лая и кидаясь, норовя вцепиться в глотку, а он, охваченный ужасом и болью, едва успевал отбиваться от них рогами и копытами. Всадники кружили вокруг этой дикой свалки, криками подбадривая собак, безуспешно пытающихся свалить свою жертву. Олень был молодой и очень крупный, и хотя из его боков и шеи торчали пять стрел, раны эти были не смертельны, и он достаточно крепко держался на ногах.Мартина наблюдала за этой жуткой сценой, не веря своим глазам. Поначалу она сильно удивилась тому, что пятеро опытных охотников и с десяток гончих собак не сумели уложить одно несчастное животное. Но постепенно удивление сменилось презрением и отвращением, когда до нее дошло, что эти люди и не пытались убить оленя. Они нарочно ранили его, загнали и теперь терзали ради развлечения, точно так же, как часто травят собаками привязанного цепями медведя.Олень издал душераздирающий стон, похожий на плач ребенка. Он истекал кровью, изо рта шла пена, глаза выкатывались из орбит. Он бешено бросался во все стороны, избегая собачьих клыков.— Прекратите! — закричала Мартина, но ее голос потонул в какофонии диких криков и яростного лая. Надо что-то сделать, она не может спокойно стоять и смотреть на этот ужас. Мартина умоляюще посмотрела на брата, но Райнульф лишь угрюмо покачал головой, признавая свое бессилие остановить это. Не в его силах было отрезвить разгоряченных охотников, которым кровавой пеленой застилало глаза первобытное желание рвать, мучить, убивать…Мартине стало больно от сознания собственной беспомощности.Который из них Эдмонд? Неужели он тоже среди них? Но ее взгляд не мог выхватить какого-либо отдельного всадника из общего круговорота, в который сливались кружащие по комнате на взмыленных лошадях охотники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49