Джеймс прищурился, глядя на яркое утреннее солнце, затем повернулся к Иден.
– Тебе было здесь одиноко?
– Вначале, – Иден отвернулась, стараясь говорить так, чтобы голос не дрожал. – Но девочки быстро приняли меня в свою компанию, и я почувствовала себя как дома. Но когда получала письма и посылки от мам-мы…
Сердце Джеймса дрогнуло, когда он услышал, как сестра нежно говорит, удваивая звук: «мам-ма».
– И после приезда на Рождество мам-мы и пап-пы было так больно расставаться… – нежный голос стал тише. – Но теперь я понимаю, что должна была закончить образование. Чтобы стать леди, нужно очень многому научиться.
– Святой Боже! – фыркнул Джеймс, чувствуя, что сдержанность, достойная леди, стала чуть ли не главной чертой характера его шаловливой сестренки.
– Джеймс! – с тревогой сказала Иден. – Не поминай Господа всуе!
– Извините за мои мальчишеские замашки, благородная леди, – Джеймс с улыбкой приложил руку к сердцу и поклонился так низко, как только позволяло положение в седле. – Я совсем недавно вернулся из отдаленных колоний.
– Нехорошо смеяться над сестрой. – Иден почувствовала, как сердце сжалось, а к горлу подступил ком. На глаза навернулись слезы. Но она взяла себя в руки. «Леди не должны выдавать своих чувств», – старая суровая леди Розмари, классная дама, крепко вбила в головы своих воспитанниц эту мысль, даже завещала юным леди не плакать, когда смерть заберет старую Розмари в лучший мир. И когда это печальное событие произошло, никто не осмелился пролить на похоронах ни одной слезинки.
Иден гордо вздернула подбородок.
– По этой дороге обычно катаются наши старшекурсницы, – элегантным жестом она указала на обсаженную деревьями аллею. – Для собственного удовольствия.
– Я просто поражен тем, что вам столь свободно разрешают употреблять слово «удовольствие», – Джеймс нахмурился, словно суровый учитель. Затем скорчил такую забавную гримасу, что Иден расхохоталась.
– Ты несносен! – она почувствовала, что сдержанность слетает с нее, как пушинки с одуванчика. Девушка снова стала маленькой Иден Марлоу, скачущей рядом со старшим братом. – Не догонишь!
Иден пустила лошадь вскачь вниз по тропе, навстречу весенним полям, туда, где правила и условности теряют свою силу.
Они долго скакали, то один, то другой оказывался впереди. Время остановилось. Прошлое вернулось, отражаясь в звонком смехе, ржании лошадей.
Джеймс с облегчением заметил, что строгое обучение не изменило ловкой посадки Иден в седле, а та наконец-то ощутила, что вернулись их теплые отношения.
Ветер и солнце сотворили чудо – брат и сестра уже не замечали времени. Иден сняла широкополую шляпку и засунула за луку седла. Солнце золотило ее блестящие каштановые волосы, и Джеймс залюбовался ими. Нет, цвет волос неоднороден – золотые и медные пряди развевались на ветру. А какой румянец на щеках!
Иден расстегнула верхнюю пуговичку блузки.
– Нам, наверное, нужно передохнуть в тени, – замедлив ход, Джеймс указал на деревья у речушки, что узкой змейкой вилась невдалеке. – Я не хочу вернуть госпоже Данливи запыленную юную леди. Никогда еще не видел такого чудища, как эта ваша Данливи.
– Джеймс, ты всегда так невыносим? Ужасно невежливо! – она направила лошадь к деревьям, затем остановилась, ожидая, когда брат поможет спрыгнуть с седла.
– Марлоу были такими с тех самых пор, как зародился их род, – тон Джеймса был серьезным. Он привязал свою лошадь, потом обхватил девушку за талию и помог спуститься с седла. – Пока мы плыли по волнам жизни, в каждом из нас накопилось немало разного. Иногда неплохо добавить чуть-чуть соли.
– Ты говоришь так, словно мы блюдо из свинины, – резким движением Иден оправила бархат платья, будто пытаясь отряхнуть следы рук брата.
На лице Джеймса появилось недовольное выражение.
– Зачем ты это делаешь? Приглаживаешь, поправляешь? Как будто тебе неприятно…
– Не говори глупости. Я просто пытаюсь сохранить благопристойность, – и сурово добавила: – Я не ребенок, чтобы меня мяли и тормошили. Полагаю, как джентльмен, ты должен это понимать.
– Пока понимаю только, что раньше в тебе было больше тепла. Иден, что, черт побери, они с тобой сделали? Я просто не узнаю мою сестру.
Вот он и выдал себя. Иден посмотрела в лицо Джеймсу, множество мыслей пронеслось у нее в голове. Стоит только вспомнить, как она боролась с собой, чтобы обрести навыки поведения благородной леди и манеры изысканной женственности! И печаль из-за того, что она покидает школу, и предвкушение встречи с родителями, и неопределенность – все это переполняло сердце девушки. Да, она стала другой. Но все же…
В течение пяти лет пребывания у миссис Данливи Иден не делала того, что сделала сейчас – показала Джеймсу язык.
Тот вытаращил глаза, а Иден еще раз высунула язычок, для убедительности сморщив носик.
Джеймс расхохотался, удивленный этой разительной переменой.
Девушка подбоченилась и с вызовом посмотрела на брата. Тот прищурился – вызов принят. Растопыренные пальцы описывали в воздухе круги. Подражая детскому голосу, Джеймс запел:
– Жил на свете добрый жук, добрый жук, хитрый жук…
– О Боже, Джеймс! Только не это!
Но Иден уже поняла, что будет дальше. Подобрав юбки, она бросилась бежать, но Джеймс без труда догнал ее и вцепился в бок растопыренными пальцами. Иден пыталась увернуться от щекотки, но Джеймс цепко держал ее другой рукой. Девушка так смеялась, что стало тяжело дышать.
– Прекрати! Пожалуйста! Я больше не могу! – она задыхалась от смеха.
Еще какое-то время Иден пыталась вырваться, но вскоре, повинуясь женскому природному инстинкту, сдалась, уповая на милость победителя.
Джеймс тот час отпустил ее и отпрыгнул на шаг, чувствуя изнеможение от смеха. Иден тут же напала на брата, стараясь сбить с ног. От неожиданности Джеймс действительно оказался на земле, а Иден восседала на нем, бесцеремонно колотя по животу и не обращая внимания на смятые юбки.
С изумлением Джеймс почувствовал, что сестра щекочет его.
– Иден, прекрати! Боже милосердный! Что ты делаешь? О-о… – безудержный смех мешал говорить. Он хотел ответить контратакой, но воздержался, увидев, что юбки сестры задрались, обнажая колени, а жакет обтягивает молодую грудь. Неожиданно молодой человек осознал, что перед ним – а точнее, над ним – молодая женщина. Невзирая на их игры…
Собравшись с силами, он мягко сбросил с себя Иден и сжал ее ладони, когда та вновь попыталась его атаковать.
– Я сдаюсь, – простонал Джеймс, глядя на ее раскрасневшееся лицо. Какое-то мгновение они смотрели друг другу в глаза, и каждый понимал, что двери детства закрылись навсегда.
– Если ты вновь начнешь меня щекотать, – Иден задумалась и завершила угрозу: – Я все расскажу маме, – глаза девушки наполнились слезами, подбородок дрожал.
Джеймс прижал сестру к себе. Его сердце билось, желая продлить мгновение. Плечи Иден дрожали.
– Прошлое не вернешь, Джеймс, – прошептала девушка.
– Знаю, Дене, знаю.
* * *
С вершины горы за братом и сестрой наблюдали ярко-голубые глаза, потемневшие от презрения.
– Настоящая шлюха, вся в мать! – Рэмсей сплюнул, глядя на Иден в объятиях Джеймса. – Боже милосердный! Только посмотри на нее – катается по траве, словно хрюкающая свинья! И при свете дня – наглость несусветная! Смотреть противно! – он отвернулся и потащил своего слугу прочь, чтобы и тот перестал созерцать пикантное действо. – Хочешь увидеть, что будет дальше?
Полноватый, одетый в шотландский килт слуга продолжал оглядываться, пока они шли к лошадям.
– Я знаю, что будет, – Рэмсей глянул на слугу с тем же зловещим выражением в глазах. – Я знал, что будет дальше, еще с тех пор, когда был юношей. Вряд ли эти двое смогут меня научить чему-нибудь. В лучшем случае, Арло, женщины скучны, в худшем – продажные твари. Но вот та дамочка – первый класс, – Рэмсей резко вскочил в седло. – Вперед, Арло. У нас много дел.
Тот еще какое-то время стоял, нахмурившись. Что-то уже вторую неделю его господина не может покинуть дурное настроение – с тех самых пор, как они уехали из Скайлета. Стоило только упомянуть имя Марлоу, как Рэмсей, молодой грациозный джентльмен, превращался в каменное изваяние. Они проехали весь Дорсетшир, расспрашивая о девушке по имени Иден Марлоу. Ясно, что она, как выразился старый лорд Гаскелл, «лакомый кусочек». Однако сегодняшняя сцена разозлила всегда сдержанного молодого господина донельзя. Рэмсей Маклин был человеком, любовь и ненависть которого сформировались еще в юности… Он никогда не менял своих пристрастий. Всегда сдерживался, не теряя над собой контроля. Но не сегодня. Арло нахмурился, вспомнив, что лицо Рэмсея начало каменеть с тех самых пор, как вчера вечером они случайно узнали – эта милая Марлоу должна вот-вот покинуть Англию.
Арло пожал плечами. Толстые ноги мелькнули в воздухе, и он оказался в седле. Тронув поводья, слуга поскакал за своим господином, чья широкая спина была уже далеко впереди.
* * *
Неделю спустя Иден стояла на палубе корабля «Лампа Гидеона» и наблюдала за погрузкой. Ее сердце колотилось, девушка искала глазами брата. Шум, суета, гомон, соленый запах моря, гниющих фруктов… Воистину, благородному воспитанию Иден посылались новые испытания. Она вынула из сумочки кружевной платочек и прижала надушенную ткань к носу. Тяжело дыша, Иден постаралась унять сильно бьющееся сердце.
Джеймс привез ее на корабль и, так и не представив капитану, заторопился по каким-то неотложным делам.
– Ты, видимо, хочешь запастись бренди на все путешествие? – не смогла скрыть раздражения Иден. За последние десять дней девушка поняла, что брат полюбил выпивку. Хотя и оставался джентльменом в любом состоянии. Она пыталась заговорить на эту тему, но Джеймс только фыркал. Вероятно, придется поговорить с отцом, когда они прибудут в Бостон.
Мысли устремились к родному дому, где она не была уже пять лет. Все изменилось – и сама Иден, и, наверное, родители – девушка ясно понимала это. Как бы ее ни встретили домашние, она должна быть настоящей леди, как госпожа Данливи. Ужасно, что Джеймсу так не понравились те ее качества, за воспитание которых родители выложили немалую сумму. Иден вздохнула. Сейчас она понимала – ее семья была весьма необычной: все горячо обнимались при встрече, от избытка чувств касались друг друга. А Иден все ласкали – она была самой младшей из четверых детей и к тому же единственной девочкой.
«Прикосновение допустимо только в крайних случаях, как выражение сердечной привязанности», – не раз говорила классная дама Розмари. А непосредственность Иден, которая, рассказывая что-то интересное, могла схватить подругу за руку, сослужила юной Марлоу плохую службу – госпожа Данливи постоянно поминала ее как плохой пример. Если же Иден пыталась оправдаться и говорила, что у них так принято, благородная Данливи замечала: в КОЛОНИЯХ все может быть, но здесь Англия.
Иден не раз слышала обрывки разговоров родителей, что дочери необходимо благородное воспитание. Мать называла ее «шустрой, словно заяц», а отец говорил, что двенадцатилетняя девочка уже не должна врываться в комнаты братьев, когда те переодеваются. Иден относилась серьезно к словам миссис Данливи, поскольку родители доверили этой даме свою дочь, отослав ее за океан.
Поначалу девушке было трудно преодолеть свои привычки, укротить непосредственность. Постепенно «скандальное» поведение Иден свелось к рассказам, что она видела обнимающихся и целующихся родителей или полуодетых братьев. Девочки хихикали и считали Иден основным авторитетом в вопросе общения полов. Но потом Иден начала сознавать, почему люди целуются, – рассказы о доме прекратились. С течением времени она направила свою природную сметливость в нужное госпоже Данливи русло и постепенно завоевала славу одной из лучших воспитанниц.
А теперь Иден направляется домой – «миссионерка благородных манер», как говорила классная дама. Тот факт, что Джеймс принял в штыки все новые манеры сестры, доказывал – миссия будет не из легких.
Подъехал экипаж. Иден прищурилась, чуть склонила голову, чтобы широкие поля шляпы прикрыли лицо от солнца. Сквозь золотистую дымку она увидела два знакомых платья – ее лучшие подруги Лаура Мелтон-Говард и Дебора Виллингфорд приехали в порт. Сердце Иден екнуло от радости, и она бросилась через палубу к сходням.
Девушки обнялись. Лаура и Дебора выразили ли свое восхищение изящным нежно-голубым бархатным жакетом Иден и широкополой шляпкой. Подруги привезли с собой огромную коробку с конфетами и бутылку великолепного шерри, чтобы Иден могла приятно скоротать первые дни пути. Лаура спросила, где Джеймс.
– Ушел куда-то по делам. Скоро должен вернуться, – Иден сжала ладонь подруги.
– Поберегись! – раздался совсем рядом резкий крик. Девушки отскочили в разные стороны, пропуская широкоплечего матроса, тащившего огромный сундук. С корабля уже тянул руки другой матрос – из-за сундука девушки видели только толстые обнаженные икры и край килта. Резкое движение – и шерстяная пола качнулась так, что взору юных леди предстали обнаженные мужские бедра.
– О! – Лаура отвернулась. Девушки покраснели, заговорщически округляя глаза и давясь от смеха.
Только Иден осмелилась вновь взглянуть в ту сторону, где матрос-шотландец сражался с непослушным сундуком. В ужасе от своего любопытства она скользнула взглядом вправо, но и здесь увидела пару мужских ног. Подняв глаза, она рассмотрела шотландский килт, выглядывающий из-под черного шерстяного плаща, а выше – изящное лицо цвета белого мрамора, на котором сияли голубые глаза, напоминавшие небо в безоблачный день. И эти глаза с насмешкой смотрели на нее, полные губы иронично изогнулись. Лаура и Дебора проследили за взглядом подруги. Мужчина неторопливо зашагал по палубе, а девушки были не в силах оторвать взгляд от этого человека, отвесившего им грациозный поклон.
– Приветствую юных леди, – он сдернул берет с каштановых волос.
Увидев, что Иден покраснела, он поразился нежности ее кожи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53