И вы будете с этим мириться?
Почувствовав, что ветер переменился, Беатрис поднялась и медленно пошла с другой стороны стола, останавливаясь позади каждого из членов правления, так, чтобы он почувствовал ее присутствие.
– Вы меня знаете. Я проработала с нашим советом директоров двенадцать долгих и доходных лет. Мы видели кризисы и вместе переживали финансовые бури... рисковали и отпраздновали гораздо больше побед, чем потерпели поражений. Я доказала как свою преданность моральным принципам, так и соответствие своей должности руководителя компании. – Она постаралась припомнить примеры, которые объединили бы ее с мужчинами, сидящими вокруг стола. – Контракты на перевозки в восемьдесят девятом... помните, Хаффлек? А как нам удалось избежать забастовки на Коннектикутской красильной фабрике – вы были там, Огастин. Мы не спали два дня и две ночи, пока вели переговоры по импорту с южноафриканскими странами... мы настаивали на том, что местные фермеры должны были получить свою долю доходов... не правда ли, Грэм? В каждом деле я настаивала на том, чтобы соблюдались этические нормы. – Некоторые закивали головами, соглашаясь с ней. – И свою личную жизнь я вела, соблюдая те же правила приличия, с той же честью и достоинством.
– Достаточно разглагольствований. Я выношу на обсуждение вопрос, – перебил ее Линч, направляясь к своему месту со следующим за ним по пятам Уинтролом. – Голосуем за недоверие. Если вы хотите вывести Беатрис фон Фюрстенберг из состава правления, то голосуйте «за».
Он поднял свой пустой стакан для воды и, перевернув его вверх дном, со стуком поставил на стол. Уинтроп последовал его примеру, и они вместе выжидающе посмотрели на Уильяма Афтона. Тот втянул голову в плечи, сложил руки и поглубже ушел в кресло, но через мгновение тоже перевернул свой стакан. Беатрис задержала дыхание, когда все глаза остановились на старом Бене Хаффлеке. Тот, выждав секунду, потянулся за стаканом и тоже, звякнув им, перевернул вверх дном. Грэм, вице-президент, не прикоснулся к стакану, и Райт, секретарь правления, проголосовал против ее удаления. Затем казначей Мартин Велгоу и член правления Бартон Керн оставили свои стаканы стоять как прежде.
Последний и решающий голос принадлежал старику Леонарду Огастину... который нахмурился, негодующе хмыкнул... и отвернулся, не дотронувшись до стакана.
– Пять против четырех, – провозгласил главный поверенный корпорации, стоявший во главе стола и наблюдавший за голосованием. – Миссис фон Фюрстенберг остается на посту президента Объединенной корпорации.
– Да что с вами произошло? Неужели вы не видите, что она собой представляет? – возмутился Линч. Остальные отводили глаза под его презрительным взглядом, и тогда он обернулся к Беатрис. – Вы думаете, что победили, фон Фюрстенберг, но вы ошибаетесь.
Он пошел к дверям, захватив с вешалки свою шляпу. Уинтроп быстро собрал бумаги и поспешил к приятелю, к ним тотчас же присоединился Уильям Афтон.
– А вы все, – трясущейся рукой Линч указал на директоров, проголосовавших в поддержку Беатрис, – еще горько пожалеете, вспомнив день, когда решили довериться этой ведьме. Она утянет и вас, и всю компанию на дно!
Все трое вышли прочь, и звук захлопнувшейся двери гулко разнесся по залу заседаний. Наступившая тишина была оглушительной. Беатрис чувствовала, как оставшиеся смотрят на нее – это были изучающие, полные недоверия взгляды. Как они могли принять ее за распутную, аморальную особу? Как посмели обращаться с ней подобным образом? Наконец она глубоко вздохнула, стараясь успокоиться, и потянулась за молотком председателя.
– Кворум у нас здесь присутствует, и, насколько я понимаю, поступило предложение одобрить решение, связанное с открытием нового банка. – Провозгласив это, Беатрис постучала молотком, и установилась обычная деловая атмосфера. – Требуется ли дополнительное обсуждение?
Члены правления обменялись взглядами. Беатрис, похоже, ожидала, что они будут продолжать вести дела как ни в чем не бывало. И это после всех тех обвинений, которые, как они слышали, раздались в ее адрес!
– А может, вы и есть переодетый мужчина. – Старик Огастин издал сухой смешок. – Нервы-то у вас крепкие. – Он наклонился вперед, прищурился, вглядываясь в ее разгоряченное лицо. – Ладно. В своем предложении вы утверждаете, что вам требуется полтора миллиона как первоначальный капитал для основания банка. – Он остановился, обвел взглядом коллег. – И вот что я скажу... докажите нам кое-что. Получите разрешение у комиссии штата. Убедите этих парней из администрации, что с вами можно иметь дело, и если они выдадут вам разрешение, тогда мы дадим вам первый миллион. Остальное – ваша часть.
– Миллион долларов? – Бен Хаффлек покачал головой. – Это безумие.
– Вовсе нет, если еще полмиллиона ей придется добыть самой, – с хитрым выражением лица сказал старый Огастин.
– Я согласен, – заговорил вице-президент Грэм. – Если она получит разрешение и соберет полмиллиона, то остальное ей дадим мы. Она обретет свой капитал, а у нас будет гарантия того, что вся затея вызовет достаточный интерес в обществе, чтобы оказаться прибыльной.
Постепенно обмен мнениями и бормотание за столом прекратились – члены правления с неохотой пришли к соглашению. Беатрис очень трудно было выполнить их условия, но выражения на лицах директоров ясно говорили, что трудный компромисс – это все, на что она может рассчитывать. Полмиллиона долларов, которые требуется собрать для осуществления ее проекта, – огромная сумма, и директора прекрасно это понимали. Она была готова вложить сто тысяч долларов, но остальная часть ее личных средств уже была размещена в компаниях, акциях и недвижимости. Это означало, что ей предстоит добыть четыреста тысяч. Беатрис расправила плечи и сказала себе, что сможет с этим справиться. У нее есть шанс. Надо им только воспользоваться.
– Благодарю вас, джентльмены. Вы бросаете мне вызов, и я с радостью принимаю его. Я обещаю, что вскоре вы увидите «Барроу стейт бэнк» в действии. В ваших квартальных отчетах он будет стоять в графе «прибыльные предприятия».
Когда последний из членов правления покинул зал, Беатрис осталась сидеть, глядя на пустые стулья и вспоминая их изумленные взгляды. За прошедшие годы она не раз принимала вызов и скрещивала шпаги с могущественными противниками, но никогда еще не была так близка к краху. Почему доверие правления оказалось таким зыбким?
Беатрис все еще не могла успокоиться, выходя из офиса. В карете она обхватила себя руками, стараясь удержать остатки тепла, но это не помогло. Холод шел изнутри, на душе было пусто. Впервые за долгие годы она ощутила потребность довериться кому-нибудь, рассказать обо всем, что только что произошло. К глазам подступили слезы, и она отвернулась к окну, стараясь не моргать и опасаясь, как бы Элис ничего не заметила. Удивительнее всего для нее было то, что человека, которого ей хотелось увидеть и с которым не терпелось поделиться, звали Коннор Барроу. Что с ней происходит?
Глава 15
К тому времени как Уинтроп, Линч и Афтон вышли на улицу из центрального офиса корпорации, их лица раскраснелись от гнева и напряжения.
– Эта стерва даже не потрудилась оправдаться, – проговорил Уинтроп, приноравливаясь к яростному шагу коллеги, – и они все равно проголосовали за нее!
– Она просто оседлала своего любимого конька и понеслась, таща их за собой, – проскрипел Линч. – Они так долго ходили за ней хвостом, что разучились двигаться самостоятельно.
– А ты – где, черт побери, был ты, Афтон? – потребовал ответа Уинтроп, схватив приятеля за руку. – Ты мог бы сказать что-нибудь... поддержать нас.
– Я ничего не видел в «Восточном дворце». – Афтон рывком освободился.
– Ты хотел, чтобы ее исключили, не меньше нашего, – прорычал Линч, – но ты слишком слаб в коленках, чтобы противостоять ей!
Афтон побагровел от ярости, сверкнул глазами и напряженным голосом проговорил:
– Ты не женат, Линч, а я семейный человек. Я поддержу тебя, конечно... когда будет что поддерживать. – Он повернулся и быстро пошел по улице прочь.
Линч минуту смотрел, как уходит Афтон.
– Трусливый ублюдок! – Потом, обдумывая различные варианты нового жульничества, он обратился к Уинтропу: – Она сделала из нас дураков... воспользовалась своей репутацией педантичной особы для того... – Линч остановился, его глаза забегали. Затем он схватил Уинтропа за руку и потянул его к краю тротуара. – Пошли. Когда мы разделаемся с ней, она не сможет показаться ни в одном из пяти районов Нью-Йорка. – Он окликнул проезжающий кеб.
– Куда мы едем? Что ты задумал?
Они уселись на потертое кожаное сиденье, и на лице Линча заиграла улыбка.
– В этом городе по меньшей мере полдюжины газет, которые пойдут на все, лишь бы узнать что-нибудь пикантное и скандальное, связанное с одной из богатейших женщин Нью-Йорка. Это в зале заседаний ее задница надежно прикрыта железными доспехами, а для всех остальных ее «оччэнь красыви попка» – всего лишь то, что скрыто под юбкой. Пришло время напомнить ей, как общество относится к женщине, пытающейся вести мужской образ жизни.
Когда вечером Беатрис вернулась домой, Ричардс сообщил ей, что у нее посетитель, пожелавший непременно дождаться ее. Входя в гостиную, она сразу узнала эти широкие плечи и темноволосую голову. Напряженность, которая сковывала ее тело, спала, а колени слегка ослабели. Как будто ее размышления в карете привели его сюда, в ее гостиную.
– Мистер Барроу, – произнесла Беатрис, пересекая комнату, а он вздрогнул от неожиданности. – Какой сюрприз! У меня чудесные новости!
– Хорошо. – Коннор встретил ее на середине комнаты, взял за локоть и повел назад, в холл. – Можете рассказать мне, пока будете собираться.
– Собираться?
– Завтра днем нам надо быть в Олбани, а дорога долгая. Берите с собой немного. Мы уезжаем всего на два дня... в крайнем случае на три.
– Я не собираюсь в Олбани!
– Вам придется поехать... ради вашего банка. Я собрал все бумаги для получения разрешения, но они будут расспрашивать о фондах и счетах... все данные и цифры.
– Я дам вам документы, которые содержат эту информацию, и вы прочтете их в поезде по пути в Олбани.
– Послушайте, если я смог выкроить три дня из своего предвыборного графика, ускользнуть от собственного руководителя и наврать ему насчет того, где я буду и чем займусь, – и все это ради вашего проклятого банка... то самое меньшее, что вы можете сделать, – это поехать тоже и помочь, пресмыкаясь и умоляя там вместе со мной.
Беатрис почувствовала, что ее лицо вспыхнуло, когда он, поджав губы, оглядел ее с ног до головы. Глаза его сначала расширились с понимающим выражением, а потом он прищурился.
– Конечно, если вы боитесь ехать вместе со мной, – этот чертов ирландский акцент снова зазвучал в голосе Коннора, – боитесь, что не сможете контролировать свое вожделение и плотскую тягу ко мне... что потеряете голову и в поезде наброситесь на меня, стремясь овладеть... тогда, конечно, понятно. Я представляю огромный соблазн для женщин.
Беатрис собралась было оттолкнуть его, когда он наклонился к ней ближе, заглянул в глаза и улыбнулся такой улыбочкой, которая склонила бы к греху и саму Святую Екатерину.
– Но вы не учитываете мои стальные нервы и легендарное самообладание.
– Не болтайте чепуху! – проговорила Беатрис, пытаясь побороть накатившее на нее смущение. – Я просто не понимаю, почему вы не можете поехать один. Заседание комиссии – это единственное серьезное мероприятие. Вы можете предоставить им предложение, и у вас еще останется много времени, чтобы как следует угостить и напоить этих правоведов.
Коннор глубоко вздохнул, и лицо его посерьезнело.
– Я знаю некоторых постоянных членов комиссии, – признался он. – Это дружки моего деда, и они за человека не считают того, кто посмел отказаться от их драгоценной профессии банкира и покинул финансовый мир. – Он выпрямился. – Теперь вам понятно?
Через три часа Беатрис поднималась на платформу Центрального вокзала Нью-Йорка, спеша к поезду, который отправлялся в Олбани. С собой она захватила Элис, пару книг и пачку корпоративных отчетов. Перед глазами стояло несчастное лицо Присциллы, наблюдавшей, как тетин багаж укладывали в карету. Наконец Беатрис с помощницей расположилась в купе первого класса, закрыла глаза и попыталась выровнять дыхание. Но появление еще одного пассажира, который задел ее юбки, заставило ее открыть глаза. Это был Коннор... он убирал свой саквояж и располагался на сиденье напротив. Они обменялись несколькими словами, когда поезд тронулся, а когда он набрал скорость, Коннор и Элис задремали.
Взгляд Беатрис невольно вновь и вновь возвращался к Коннору. Несмотря на все, что она о нем знала, Коннор все еще оставался для нее загадкой. В его руки она вверяла судьбу банка, и от него теперь полностью зависело ее положение в корпорации, а она не была уверена, можно ли ожидать от него правдивого ответа даже на вопрос, какой сегодня день недели. Если бы у нее имелась хоть какая-то зацепка, подсказка к тому, что скрывается у него в душе, во что он в действительности верит и каким видит окружающий мир... Можно ли положиться на него в важных вопросах? Возможно ли, чтобы человек честный и прямой был любимчиком боссов «Таммани Холла»? А больше всего она хотела знать, почему сейчас он сидит напротив нее в поезде, следующем в Олбани. Неужели беспокойство по поводу комиссии – настоящая причина, по которой он настоял, чтобы она поехала вместе с ним? Беатрис смотрела в окно на пролетавший мимо вечерний пейзаж и старалась не думать о настоящих причинах, по которым она согласилась поехать.
Спустя некоторое время документы о фондах, которые Коннор до этого просматривал, соскользнули с сиденья рядом с ним и упали на пол. Беатрис наклонилась, чтобы поднять бумаги, в то же самое время как он нагнулся, чтобы подхватить их. Они стукнулись головами, она придержала шляпку и, взглянув, обнаружила его лицо всего в дюйме от своего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41