Лично я вынашивала идею насчет школы при монастыре во Франции, но это даже лучше. Совместное времяпровождение при подходящих обстоятельствах позволит им понять, кто они есть на самом деле и какова будет семейная жизнь, о которой они так мечтают. Если бы мне удалось обеспечить их настоящей работой... чтобы они узнали жизнь за рамками их привилегированного существования... тогда, вероятно, они бы поняли, что собой представляет каждый из них.
Беатрис прижала палец к губам, задумавшись и представляя себе картину, никак не вписывающуюся в ее элегантный салон. Присцилла в фартуке, забрызганном у плиты... Джеффри с засученными рукавами и с покрытыми мозолями руками...
– Труд – самый лучший учитель в школе жизни, – заметила она.
– Вы хотите, чтобы они трудились где-то вместе?
– Где-то, где они были бы рядом, но у них не было бы времени для флирта. Предприятие или большое домашнее хозяйство... чтобы там все кипело и было много разной работы... и чтобы вокруг было много людей. А! Я знаю такое место.
– Не сомневаюсь. – Теперь Коннор улыбался немного удивленно.
– Пансион «Вудхалл». – Ее взгляд блуждал, словно она просматривала резолюцию. – Это большой дом, нечто вроде приюта в Нижнем Ист-Сайде. У них там живут женщины с детьми, есть школа, и работы всегда невпроворот. Директор – моя подруга. – Беатрис не скрывала мстительного предвкушения. – Не могу дождаться, как молодежь отреагирует на мое предложение.
– Ну и зачем же тогда ждать?
Когда он поднял руку, она не сразу поняла, что такое... маленькое, закругленное и металлическое он держит. Ключ! Она опустила глаза, не обнаружила его в вырезе платья и вспыхнула. Пока она стояла у окна... а он нашептывал ей сладкие слова, в это время он... Коннор подошел к двери, распахнул ее и стал, опершись о косяк и небрежно скрестив руки. При этом он еще нагло улыбался.
– Нет ничего лучше настоящего, – самодовольно проговорил он.
В коридоре, появился Ричардс, чтобы узнать, не требуется ли хозяйке чего-нибудь. Вид дворецкого и его обычное «Что прикажете, мадам?» помогло ей выйти из шока, вызванного унизительной ситуацией.
– Пригласи сюда мою племянницу, – приказала она Ричардсу, – и пошли кого-нибудь к Грэнтонам за Джеффри.
Когда дворецкий вышел, она отошла от Коннора подальше, на другой конец комнаты. Как удалось этому мерзавцу всего за несколько дней нарушить плавное течение ее жизни и взбудоражить самые сокровенные чувства? Он только что выкрал ключ у нее из декольте, буквально под самым носом, а она этого даже не заметила! За десять лет, проведенные в окружении деловых мужчин, никто из них и не помышлял о подобных вольностях, не говоря уже о том, чтобы предпринять их. Чтобы удержать дрожь в руках, Беатрис ухватилась за ближайший стул и сжимала его деревянную спинку до тех пор, пока не занемели пальцы. Ее решимость наказать всех, кто так или иначе был замешан в похищении, решимость которую ему удалось было поколебать, теперь окрепла. И больше всего на свете ей захотелось раздавить этого самонадеянного самца.
– Ну вот, мистер Барроу, – Беатрис пришлось откашляться, – и пришло время расплатиться за ту роль, что вы сыграли в этой отвратительной маленькой пьесе.
Ее слова заставили его выпрямиться.
– Расплатиться? – Коннор вошел в комнату, сразу растеряв весь свой апломб. – Я ведь уже объяснил...
– Признался, – поправила его Беатрис. – Мне остается только назвать стоимость издержек, которую я собираюсь взыскать с вас за ваше полное неумение правильно разбираться в ситуации.
– По-моему, я более чем компенсировал любую ошибку со своей стороны.
– Речь адвоката. – Беатрис холодно улыбнулась. – Представьте, как прозвучат эти слова для избирателей. Тем более после того, как они услышат жуткую историю моего похищения и мук в плену.
– Вы спали на бельгийском полотне и пили французское шампанское!
– Меня связали, заткнули рот кляпом, похитили, лишили одежды, держали в «Темнице» публичного дома, унижали и заставляли выносить все виды оскорблений... И все это легко может попасть на первые страницы газет... вместе с обвинением, что вы помогали организовать все это.
Коннор покраснел от ярости и уставился на нее, пытаясь разгадать, что же еще она задумала.
– Или... – поторопил он свою мучительницу.
– Или меня можно убедить забыть об этом гадком случае.
– Убедить? Чем же? – Его глаза сузились, словно Коннор наконец понял, к чему она клонит.
– Вашим соглашением поддержать закон, дающий женщинам право голоса.
– Право голоса для женщин? Да вы суфражистка! – в ужасе воскликнул он.
– Да, суфражистка, благодарю вас. Коннор недоверчиво хмыкнул.
– Вы не можете всерьез рассчитывать на то, что я выдвину свою кандидатуру в конгресс, выступая в поддержку феминисток. Почему бы вам тогда не потребовать, чтобы я поднес к виску револьвер и нажал на курок? Со мной было бы покончено гораздо быстрее и намного аккуратнее! Меня засмеют и не допустят до предвыборной гонки.
– А если моя история попадет в газеты, то вас затравят. Сладкие речи вам не помогут, мистер Барроу. А вот сотрудничество может помочь во всем, даже открыть двери в конгресс. Есть достаточно щедрые люди, которым дороги идеи женского равноправия и которые с удовольствием поддержат вас как нашего кандидата.
– В Четвертом округе? – Коннор скептически рассмеялся.
– Женщины повсюду заслуживают право голоса, – ответила Беатрис, не позволяя его мужскому самомнению взять верх. – Даже в Четвертом округе.
Коннор отвернулся, возмущенно сжимая кулаки. Хитрая ведьма! Теперь ему все было понятно. Он ее недооценивал. Все то время, пока она стенала, жалуясь на плохое обращение, или обдумывала наказание для двоих влюбленных детей, – все это время она втайне планировала политический шантаж. Право голоса для женщин – самое безумное, что она могла от него потребовать! Он повернулся и посмотрел на Беатрис, с победным видом поджавшую губы. Она знала, все это время инстинктом хищницы чувствовала, как много для него значили выборы и место в конгрессе. Она понимала, что он вынужден будет уступить, чтобы уберечь свое имя от скандала. Барроу задумался, почему он испытывал такое непреодолимое желание дразнить ее, искушать и соблазнять... обращаться с ней как с женщиной, невзирая на всю ее резкость и уничижительный тон. Вот в чем была его первая ошибка. Она не просто женщина, она – коварная самка... суфражистка... предательница интересов собственного пола, не привязанная к мужчине домашними узами... холодная, бессердечная участница большой игры с высокими ставками под названием бизнес. Короче говоря, она – живое подтверждение того, что женщинам ни в коем случае нельзя предоставлять право голоса!
– Хорошо, – резко сказал он, отчаянно желая покинуть ее дом, – если вам нужен кандидат, которого придется шантажировать... тогда у вас такой есть.
– Вы пойдете до конца, включая интервью в газетах и прочее, поддерживая право голоса для женщин?
– Только когда не смогу больше избегать этого, – ответил Коннор, с трудом сдерживая гнев.
– Тогда я сделаю все, чтобы вы не смогли избегать этого долго.
Этот триумфально поднятый точеный подбородок, изумрудный блеск в кошачьих глазах и сдержанная, понимающая улыбка на губах – все было полно ехидства. Она знала, что ей удалось поставить его на место. Коннора внезапно затрясло, он был на грани взрыва, чувствуя, что одно малейшее движение – и он кинется к ней, чтобы задушить или зацеловать.
– Ну что ж, значит, мы заключили соглашение.
Ее аккуратно сложенные ручки и спокойная уверенность выводили его из себя.
– С удовольствием поддержим вас, конгрессмен Барроу.
Он открыл рот, но смог издать лишь какое-то невразумительное ворчание. Сладкоголосый обольститель, казалось, растерял все свое красноречие. Как раз в этот момент в дверях появилась Присцилла.
– Вы посылали за мной, тетя Беатрис?
Тетя с той же подчеркнутой невозмутимостью повернулась к племяннице.
– Входи, Присцилла. Мистер Барроу как раз собрался уходить.
Часом позже Джеффри и Присцилла понуро сидели бок о бок на диванчике в гостиной, с несчастным видом уставившись на собственные колени. Девушка всхлипывала и промокала покрасневшие глаза платочком, который ей одолжила тетя, а Джеффри, выпрямившись, побелевшими пальцами вцепился в край дивана.
– Я почти решила передать вас в руки полиции. – Беатрис, уперев руки в бока, нависала над незадачливой парочкой.
– Мы больше не бу-удем, тетя Беатрис. – Плечи Присциллы затряслись, она судорожно всхлипывала. – Мы же не хотели сделать тебе ничего плохого, мы просто мечтали быть вместе.
Беатрис уловила, как Джеффри ободряюще прикоснулся к руке Присциллы. Какое-то раздражающе теплое чувство зародилось в груди Беатрис... нечто похожее она испытывала, когда Коннор Барроу морочил ей голову своими сладкими речами. Затягивающее сентиментальное болотце. Решительно отметая все лишние эмоции, она скрестила руки и продолжала:
– Я могу только молиться, чтобы ваше бессердечие оказалось результатом молодости и неопытности, а не испорченности характера. – Беатрис украдкой взглянула на парочку: те казались достаточно несчастными. – Вместо того, чтобы передать вас в руки правосудия для наказания, которого вы заслуживаете, я решила дать вам шанс искупить свою вину. Вместе.
Последнее слово прозвучало для них как волшебное заклинание. Влюбленные выпрямились и посмотрели друг на друга.
– В-вместе? – переспросил Джеффри, осмеливаясь взглянуть на Беатрис.
– Вместе, тетя? – Лицо Присциллы выражало такую надежду, что на нее было больно смотреть.
– Вы приговариваетесь к месяцу труда и обучения... в пансионе «Вудхалл». Приступать через три дня и продолжать еще тридцать. Вы будете отправляться от наших парадных дверей ровно в шесть часов утра ежедневно. За каждое опоздание вам придется отработать два дня дополнительно, что заставит вас ответственнее относиться к своим обязанностям. Напоминаю, что я милосердно предоставляю вам возможность избежать позора, бесчестья и тюрьмы. Вдвоем вы будете помогать персоналу и проживающим, выполняя то, что от вас потребуется. Приготовление пищи, уборка, закупка продуктов, стирка, преподавание...
– Приготовление пищи? – Сияющее лицо Присциллы потускнело. – Но я не умею готовить. Никто этим не занимается, тетя Беатрис.
– Этим всегда кто-то занимается, Присцилла. И если потребуется, то «кем-то» станешь ты. – Беатрис в своей непоколебимо спокойной, манере обратилась к Джеффри: – Это касается вас обоих. В добавление к переноске тяжестей, ремонту, ведению счетов, уходу за младенцами, обращением за пожертвованиями вы будете делать все, что вас попросят.
– Ведение счетов? – раздраженно переспросил молодой человек. – Но у меня от цифр начинает болеть голова. И вообще... они мне не даются. – Он вынужден был опустить глаза под упорным взглядом Беатрис. – Где находится это место? Я должен объяснить слугам, куда доставлять... Ой, нет. Так не пойдет. – Джеффри сдвинулся на край диванчика. – Мне придется каждый день возвращаться домой к обеду, потому что я всегда обедаю с мамой. А если она скажет, что надо вместе с ней наносить визиты, или ей потребуется четвертый в карточной игре? Я просто не могу...
– Вы будете питаться вместе с проживающими в пансионе и есть будете то же, что и они, и тогда же, когда они. А что касается твоей мамы... у тебя только два пути: собраться с духом и выложить ей всю правду или выдумать очередную ложь. – Беатрис подняла голову и прищурилась. – Закрой рот, Джеффри.
Она на мгновение отступила, оглядывая поникшую пару, перед тем как провозгласить последнее условие наказания.
– И наконец: пока вы будете там, вы должны воздерживаться от любого физического контакта. Разговаривать разрешается, но прикасаться друг к другу строго запрещается. Понятно?
– В самом деле, тетя Беатрис, это... это... – покраснев, проговорила Присцилла.
– Бесчеловечно, – выпалил Джеффри, в отчаянии оборачиваясь к Присцилле.
– Можете называть это как угодно, но таковы мои условия.
– Но ведь это несправедливо! – Присцилле не удалось удержаться от хныканья.
– Вот видите? – Беатрис победно улыбнулась. – Вы уже начинаете понимать. Жизнь полна неприятных, но неизбежных ограничений. И если у вас у обоих голова на плечах, то вы смиритесь с ограничениями и станете делать то, что положено. – Она в упор посмотрела на племянницу. – Без плача. – Перевела взгляд на Джеффри. – И без причитаний. А теперь вставайте. – Парочка заколебалась, не зная, чего ожидать от Беатрис, и тогда она ухватила их за руки и подняла. – У вас две минуты, чтобы сказать друг другу то, что вы хотели.
Когда Беатрис вышла из комнаты и закрыла за собой дверь, Присцилла бросилась к Джеффри в объятия.
– Ой, Джеффри, – она изо всей силы обняла его, – ты можешь в это поверить? Она разрешает нам быть вместе!
– Нет. Она принуждает нас к рабскому труду на целый месяц. Это преступный замысел – вот что это такое.
Присцилла отодвинулась, изумленно глядя на него.
– Как ты можешь такое говорить? Она могла бы посадить тебя в тюрьму. А вместо этого...
– Она превращает меня в наемного слугу. – Джеффри в негодовании фыркнул. – У меня большое желание объяснить этой старой драконихе, какая ерунда – весь ее метод «труда и обучения».
– Джеффри, не глупи. – Девушка вытерла щеки рукой. – Неужели ты не понимаешь? Она дает нам шанс доказать, что наша любовь сильна, что мы достаточно взрослые, чтобы пожениться.
Юноша насупился, а Присцилла улыбнулась и кокетливо потянула его за рукав.
– Ну же, Джеффри, мы ведь будем вместе. Ты сам говорил, что если мы будем рядом, то все остальное не важно. – Видя, что ее уговоры не производят должного впечатления, она посерьезнела: – Ты что, это просто так говорил?
Он посмотрел на ее мягкую копну волос, пушистые ресницы и губы, как красные ягоды, и почувствовал, что все его негодование растаяло от горячего юношеского желания.
– Конечно, нет. Ты значишь для меня больше, чем... чем...
– Чем партия в карты с глупыми гостями твоей матушки?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41