https://wodolei.ru/brands/Am-Pm/
– Девушка прерывисто вздохнула, успокаиваясь. – Вы все время повторяете, что жизнь несправедлива и как тяжело приходится женщинам в этом мире. И вы ходите на эти собрания, где все говорят, какие мужчины отвратительные и ужасные.
– Ты что, на самом деле так думаешь? Будто я считаю всех мужчин отвратительными и ужасными?
– Вы их ненавидите. Об этом все знают, даже Элис. Вот почему вы против нашей с Джеффри любви. То, что у вас был мужем гадкий старикашка, вовсе не означает, что все мужчины плохие.
Картина, изображенная Присциллой, четко отражала мнение племянницы о своей тете. Почему они так отдалились друг от друга за последние годы? Когда Присцилла впервые появилась здесь, ей было девять лет и они проводила много счастливых часов вместе и радовались друг другу. Они понимали, что вместе они семья.
– Я не считаю, что все мужчины гадкие, Присцилла, а тем более мой покойный муж, Мерсер. Он был хорошим человеком. Слишком старым для меня, это правда, и не очень романтичным, но он был честным и ему можно было довериться. Он обучил меня бизнесу и финансовым делам, и эти знания помогли мне стать той, кто я есть сегодня. Я всегда буду ему благодарна.
– Но вы ведь не любили его, правда? – обвиняющим тоном произнесла девушка.
– Это сложный вопрос, на него нет однозначного ответа. Я очень хорошо к нему относилась.
– Но из-за него у вас не колотилось сердце, и вы не таяли от одной только его улыбки, и сол'нце не светило ярче только потому, что он был рядом, правда?
Боль и гнев, прозвучавшие в вопросе девушки, поразили Беатрис.
– Нет, этого не было.
– Значит, вы никогда не любили. Вы не знаете, что это тако?.
«Нет, знаю». Беатрис едва успела удержать эти слова. Удивительно, но за последнюю неделю она действительно пережила подобные «сердцебиения» и «таяния», но все эти переживания, какими бы захватывающими они ни были, по ее мнению, ничего общего с настоящей любовью все же не имели.
– Я не стану сравнивать свою жизнь или свой опыт с твоим, Присцилла. Причина, по которой я предложила тебе поработать в «Вудхалле», – то, что тебе надо очень многому научиться в жизни.
– Да? Интересно, чему можно научиться, варя кашу целыми галлонами или торгуясь на рынке с какими-то грязными стариками? – заявила девушка.
– Со сколькими жильцами «Вудхалла» ты познакомилась? – спросила Беатрис.
Присцилла нахмурилась.
– Ну, не знаю... в основном с теми, что работают на кухне.
– Расскажи мне о них.
– Зачем? – Девушка прищурилась.
– Мне интересно. А тебе разве не интересны люди, с которыми ты работаешь?
Присцилла страдальчески вздохнула, как бы заставляя себя смириться с тем фактом, что ей предстоит еще одна лекция.
– Нора – главная повариха... Эстель – ее помощница... Мэри Элис только недавно приехала, и ее приписали к кухне, как и меня. Еще есть Тэд, он моет посуду... ему двенадцать лет. И потом Рита... она беременная. Каждое утро ее тошнит... все это слышно... просто отвратительно! – Присцилла скорчила гримасу.
– А что ты о них знаешь?
Племянница негодующе уставилась на Беатрис.
– Я знаю, что Нора кричит, а Эстель сплетничает, и кажется, у Мэри Элис есть муж, который где-то на Западе ищет золото. Рита не замужем, и она боится, что ее выгонят на улицу. А мать Тэда умерла два года назад в «Вудхалле», и ему позволили остаться, не отдали в приют.
– И это все? – спросила Беатрис.
– Разве недостаточно? – Присцилла избегала ее взгляда. Беатрис тихо вздохнула.
– Вот что я тебе скажу. Завтра я буду показывать пансион нескольким джентльменам. Я бы хотела, чтобы ты сопровождала нас и увидела большее из того, что там происходит... познакомилась с другими людьми.
Присцилла выпрямилась.
– Но завтра мне опять надо работать на кухне.
– Думаю, они не будут возражать, если после обеда ты уйдешь на час или два. Завтра утром я поговорю с Ардис Герхардт и все устрою. Что скажешь?
Присцилла сморщила носик.
– Если мне можно будет хоть ненадолго сбежать из этой вонючей кухни, то я согласна.
Тем же вечером в отделанной дубовыми панелями курительной комнате закрытого клуба «Пантеон» собрались Гарри Уинтроп, Арчибальд Линч и еще трое из девяти членов правления корпорации. Джентльмены раскурили дорогие сигары, один за другим выдохнули клубы ароматного дыма и откинулись на спинки глубоких кожаных кресел. Как обычно, разговор перешел на дело, коснулся курса акций и возможности инвестиций.
– Джегер, из Немецкого сберегательного банка, недавно подбросил мне несколько прекрасных идей, – провозгласил Линч и замолчал, чтобы привлечь внимание троих директоров. – Он говорит, что Американские телефонные и телеграфные линии очень быстро расширяются. Пара немецких ребят на нашей бывшей родине – Даймлер и Бенц – изобрели новый двигатель, который работает на нефти особого сорта. Еще одна повозка без лошади, но на нее стоит посмотреть. И в Нижнем Ист-Сайде появилась фабрика Флеглера и Фейна.
– Флеглер и Фейн? Никогда о них не слышал, – заявил один из директоров.
– Выгодная штучка: здание крепкое, масса дешевой рабочей силы, – проинформировал всех Уинтроп. – Они делают крючки, кнопки и эти новые застежки – «молнии». Кажется, они сейчас входят в моду. Я проверял.
– Ну и?.. – Еще один из директоров, явно заинтересовавшись, выпрямился в кресле.
– Местечко просто само просится в руки. Им не хватает наличности. Нужен капитал, чтобы расширяться и начать производство новых застежек.
– Звучит неплохо, но наверняка есть какое-то «но». – Третий из членов правления, поймав взгляд, которым обменялись Линч и Уинтроп, с отвращением фыркнул и поставил свой бокал. – В наши дни без «но» ничего не обходится. Линч изучающе посмотрел на директоров.
– В корпорации могут быть возражения.
– От президента, без сомнения, – подхватил один из них. – И что же заставит ее отказываться от такого лакомого кусочка? Она не против выгоды.
– Дешевые работники, – ответил Уинтроп. – Женщины и дети.
Раздался всеобщий стон, мужчины потянулись за бокалами и снова откинулись в креслах.
– Опять это, – проговорил один из членов правления, одним глотком покончив с выпивкой и со звоном поставив стакан. – Мне осточертело отменять сделки и терять деньги из-за какой-то чепухи, которая ранит ее дамскую чувствительность. Нечего заниматься бизнесом, если не хватает мужской твердости.
– Да и еще кое-чего мужского, – игриво добавил Линч. Все рассмеялись, но смех этот не был добрым.
– А может, хватит превращать Объединенную корпорацию в филиал Общества милосердия? – заявил Уинтроп; – Может, нашего президента пора заменить?
– Этого не произойдет, – сказал третий из директоров, сбивая пепел с сигары в ближайшую хрустальную пепельницу. – Пустые слова, и мы зря теряем время.
– А как вы отнесетесь к тому, что у нас есть средство, чтобы заставить ее принять решение удалиться из правления? – с кривой ухмылкой проговорил Линч. – И мы можем гарантировать, что после заседания правления ее мнение не будет значить ничего в руководстве Объединенной корпорации?
Трое директоров переглянулись и передвинулись на край кресел.
– Что у вас есть?
Линч понимающе взглянул на Уинтропа, и злая улыбка пробежала по его губам, когда он перевел взгляд на остальных.
– Грязь. Что же еще?
Коннор, прибывший на следующее утро в «Вудхалл», выглядел отдохнувшим, уверенным в себе и до отвращения красивым. За ним по пятам следовали репортеры из трех ведущих городских газет. Среди суматохи и суеты, царивших в главном холле пансиона, его дожидались Беатрис с Присцил-лой, кандидат Джон Незертон и директор «Вудхалла» Ардис Герхардт. Как только адвокат вошел в двери, Беатрис принялась изучающе разглядывать его темно-серый пиджак, брюки в тончайшую полоску с аккуратно заутюженными складками и безупречный шелковый галстук. Ее раздражал его безупречный внешний вид. Пэнси из «Восточного дворца» была права – должен существовать закон, по которому внешний вид мужчины соответствовал бы его внутренним качествам. Коннор поднял глаза, поймал ее взгляд и улыбнулся. Она отвернулась и решила больше не смотреть на него.
Женщинам, проживающим в пансионе, необходимы и еда, и одежда, и пристанище, – объясняла Ардис Герхардт, начиная экскурсию. Чтобы удовлетворять каждодневные запросы почти сотни людей, требуются хорошая организация и объединенные усилия персонала и самих проживающих. Каждой женщине, принятой в пансион, даются сменные задания – готовка, уборка, стирка, шитье и уход за детьми.
Они вошли в большую кладовую для белья, в которой полки с простынями, одеялами и полотенцами покрывали стены от пола до потолка. Заведующая остановилась у большого, освещенного солнцем стола посередине комнаты и обратилась к женщине с изможденным лицом, которая штопала пожертвованные кем-то простыни.
– У нас здесь посетители, Винни, – сказала она. – Ответь, пожалуйста, как долго ты здесь живешь?
Винни на минуту задумалась.
– Два месяца.
– А как вы сюда попали? – спросила Беатрис.
– Спустился ангел и вытащил меня из-под моста... и троих моих детей. – Женщина застенчиво улыбнулась Беатрис. – У моего мужа была парикмахерская на Десятой авеню. А потом он заболел воспалением легких и умер, а скупердяй домовладелец забрал все: и помещение, и все инструменты моего мужа – ну там бритвы, ножницы, – в уплату за наше проживание. Он нас выгнал, и мы жили на улице... пока нас не ограбили. Некуда было идти. – На ее глазах выступили слезы, и она заморгала, удерживая их. – Никогда не забуду, как здесь, в самый первый вечер, нам давали печенье, только что из печи. Дети вели себя так, словно они никогда в жизни его не видели, – ели и ели, пока им не стало плохо. У нас была чистая постель в собственной комнате... просто рай. Вот мисс Герхардт... это и есть наш ангел.
Беатрис стояла сбоку, наблюдая за Коннором, и почувствовала удовлетворение, когда заметила какую-то неловкость, промелькнувшую на его лице. Мужчины должны испытывать неудобство, сталкиваясь с неравенством и недостатками в обществе, которое создали для себя и которым управляли по своему усмотрению.
Они продолжили осмотр, Коннор шел, наклонив голову и сцепив за спиной руки, а она пыталась угадать, о чем он сейчас думает... Как, каким способом можно убедить его выступить на защиту женщин, в действительности поверить в дело, поддерживать которое сейчас его просто заставили?
Их следующая остановка произошла на кухне, где они увидели Джеффри, уставившегося на экскурсантов из-за огромной груды нечищенной картошки.
– Ну-ка, ну-ка, – сказал Коннор, подходя поближе, чтобы оценить результаты труда Джеффри. – А ты, кузен, оказывается, обладаешь многими талантами.
– Господин Джеффри... он учится, – объявила толстуха Нора, главный повар в пансионе, и начальственно похлопала юношу по плечу. – Если бы нам еще удалось отвлечь его от флирта с девицами...
Джеффри залился краской до самых ушей.
– Я... я... – Он взглянул на Присциллу, которую поразили слова поварихи. – Я просто дружелюбный и ничего не могу с этим поделать.
Коннор посмотрел на Присциллу, не сводившую глаз с Джеффри, а потом перевел взгляд на Беатрис.
– Ну что ж, каждый из нас несет свой крест.
Нора хмыкнула и повела всех в столовую, где продолжала рассказывать о распорядке рабочего дня:
– Мы готовим и подаем еду три раза в день... кормим по две смены за раз. Здесь помогают все женщины по очереди – чистят, потрошат, месят...
Оттуда все перешли в большую швейную мастерскую, где на столах были разложены куски ткани и жужжали ножные швейные машинки.
– Одри – наша главная портниха. – Ардис Герхардт представила худощавую женщину с печальными глазами, в облике которой чувствовалась былая элегантность. – Она пришла к нам несколько месяцев назад, не имея ничего, кроме одежды. С тех пор Одри организовала эту мастерскую и теперь следит за тем, чтобы все были прилично одеты. – Ардис улыбнулась женщине, и та слегка поклонилась. – Но скоро она нас покидает... будет работать на производителя одежды, помогать разрабатывать новые модели готовых женских вещей.
Одри помрачнела.
– Не могу говорить об успехе, пока не верну своих детей.
– Ваших детей? – спросил Джон Незертон. – А где они? Портниха с тоской и надеждой посмотрела на гостей.
– У моего бывшего мужа.
На минуту воцарилась тишина: все поняли, что видят перед собой разведенную женщину. Джон Незертон невольно отступил назад, прежде чем справился с собой. Беатрис, заметив, как вздрогнула при этом Одри, сделала шаг вперед и протянула ей руку.
– Меня зовут Беатрис фон Фюрстенберг. Одри, расскажите мне о ваших детях. Может, я смогу чем-то помочь.
– Только если вы богаты как Крез. – Одри оценила элегантную одежду и аристократические манеры Беатрис и добавила: – И имеете нескольких судей в кармане.
– Почти так, – ехидно взглянув на Беатрис, произнес Коннор. – Если вы не против, расскажите нам, пожалуйста, как вы сюда попали.
– Это долгая история, сэр, и не слишком веселая. Я была замужем за богатым бизнесменом в Пофкипси. После того как мой отец умер и оставил мне значительную сумму денег, мой муж решил, что я больше не соответствую его требованиям. Все, что я унаследовала, по закону переходило в его руки, и теперь, чтобы избавиться от меня, потребовалось только заключение какого-то подозрительного старика врача, где было написано, что я сумасшедшая, и соучастие судьи. Этот тоже был другом моего бывшего мужа. – Взгляд ее стал отстраненным, словно она опять вернулась в прошлое. – Я была на заднем дворе, выбивала ковры вместе с приходящей служанкой, когда они пришли. Я еще, помню, подумала: «Он сегодня рано явился на обед и разозлится, что ничего не готово». Но муж привел с собой двоих полицейских, и те заковали меня в наручники на глазах у детей. Я просила его... умоляла... – Она утерла слезинку, а потом, словно захлопнув дверь в прошлое, покончила с мучительными воспоминаниями. – Он упрятал меня в сумасшедший дом и получил развод. – Горькая улыбка появилась на ее лице. – Но видно, я была не так уж безумна, и меня поставили заведовать прачечной больницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– Ты что, на самом деле так думаешь? Будто я считаю всех мужчин отвратительными и ужасными?
– Вы их ненавидите. Об этом все знают, даже Элис. Вот почему вы против нашей с Джеффри любви. То, что у вас был мужем гадкий старикашка, вовсе не означает, что все мужчины плохие.
Картина, изображенная Присциллой, четко отражала мнение племянницы о своей тете. Почему они так отдалились друг от друга за последние годы? Когда Присцилла впервые появилась здесь, ей было девять лет и они проводила много счастливых часов вместе и радовались друг другу. Они понимали, что вместе они семья.
– Я не считаю, что все мужчины гадкие, Присцилла, а тем более мой покойный муж, Мерсер. Он был хорошим человеком. Слишком старым для меня, это правда, и не очень романтичным, но он был честным и ему можно было довериться. Он обучил меня бизнесу и финансовым делам, и эти знания помогли мне стать той, кто я есть сегодня. Я всегда буду ему благодарна.
– Но вы ведь не любили его, правда? – обвиняющим тоном произнесла девушка.
– Это сложный вопрос, на него нет однозначного ответа. Я очень хорошо к нему относилась.
– Но из-за него у вас не колотилось сердце, и вы не таяли от одной только его улыбки, и сол'нце не светило ярче только потому, что он был рядом, правда?
Боль и гнев, прозвучавшие в вопросе девушки, поразили Беатрис.
– Нет, этого не было.
– Значит, вы никогда не любили. Вы не знаете, что это тако?.
«Нет, знаю». Беатрис едва успела удержать эти слова. Удивительно, но за последнюю неделю она действительно пережила подобные «сердцебиения» и «таяния», но все эти переживания, какими бы захватывающими они ни были, по ее мнению, ничего общего с настоящей любовью все же не имели.
– Я не стану сравнивать свою жизнь или свой опыт с твоим, Присцилла. Причина, по которой я предложила тебе поработать в «Вудхалле», – то, что тебе надо очень многому научиться в жизни.
– Да? Интересно, чему можно научиться, варя кашу целыми галлонами или торгуясь на рынке с какими-то грязными стариками? – заявила девушка.
– Со сколькими жильцами «Вудхалла» ты познакомилась? – спросила Беатрис.
Присцилла нахмурилась.
– Ну, не знаю... в основном с теми, что работают на кухне.
– Расскажи мне о них.
– Зачем? – Девушка прищурилась.
– Мне интересно. А тебе разве не интересны люди, с которыми ты работаешь?
Присцилла страдальчески вздохнула, как бы заставляя себя смириться с тем фактом, что ей предстоит еще одна лекция.
– Нора – главная повариха... Эстель – ее помощница... Мэри Элис только недавно приехала, и ее приписали к кухне, как и меня. Еще есть Тэд, он моет посуду... ему двенадцать лет. И потом Рита... она беременная. Каждое утро ее тошнит... все это слышно... просто отвратительно! – Присцилла скорчила гримасу.
– А что ты о них знаешь?
Племянница негодующе уставилась на Беатрис.
– Я знаю, что Нора кричит, а Эстель сплетничает, и кажется, у Мэри Элис есть муж, который где-то на Западе ищет золото. Рита не замужем, и она боится, что ее выгонят на улицу. А мать Тэда умерла два года назад в «Вудхалле», и ему позволили остаться, не отдали в приют.
– И это все? – спросила Беатрис.
– Разве недостаточно? – Присцилла избегала ее взгляда. Беатрис тихо вздохнула.
– Вот что я тебе скажу. Завтра я буду показывать пансион нескольким джентльменам. Я бы хотела, чтобы ты сопровождала нас и увидела большее из того, что там происходит... познакомилась с другими людьми.
Присцилла выпрямилась.
– Но завтра мне опять надо работать на кухне.
– Думаю, они не будут возражать, если после обеда ты уйдешь на час или два. Завтра утром я поговорю с Ардис Герхардт и все устрою. Что скажешь?
Присцилла сморщила носик.
– Если мне можно будет хоть ненадолго сбежать из этой вонючей кухни, то я согласна.
Тем же вечером в отделанной дубовыми панелями курительной комнате закрытого клуба «Пантеон» собрались Гарри Уинтроп, Арчибальд Линч и еще трое из девяти членов правления корпорации. Джентльмены раскурили дорогие сигары, один за другим выдохнули клубы ароматного дыма и откинулись на спинки глубоких кожаных кресел. Как обычно, разговор перешел на дело, коснулся курса акций и возможности инвестиций.
– Джегер, из Немецкого сберегательного банка, недавно подбросил мне несколько прекрасных идей, – провозгласил Линч и замолчал, чтобы привлечь внимание троих директоров. – Он говорит, что Американские телефонные и телеграфные линии очень быстро расширяются. Пара немецких ребят на нашей бывшей родине – Даймлер и Бенц – изобрели новый двигатель, который работает на нефти особого сорта. Еще одна повозка без лошади, но на нее стоит посмотреть. И в Нижнем Ист-Сайде появилась фабрика Флеглера и Фейна.
– Флеглер и Фейн? Никогда о них не слышал, – заявил один из директоров.
– Выгодная штучка: здание крепкое, масса дешевой рабочей силы, – проинформировал всех Уинтроп. – Они делают крючки, кнопки и эти новые застежки – «молнии». Кажется, они сейчас входят в моду. Я проверял.
– Ну и?.. – Еще один из директоров, явно заинтересовавшись, выпрямился в кресле.
– Местечко просто само просится в руки. Им не хватает наличности. Нужен капитал, чтобы расширяться и начать производство новых застежек.
– Звучит неплохо, но наверняка есть какое-то «но». – Третий из членов правления, поймав взгляд, которым обменялись Линч и Уинтроп, с отвращением фыркнул и поставил свой бокал. – В наши дни без «но» ничего не обходится. Линч изучающе посмотрел на директоров.
– В корпорации могут быть возражения.
– От президента, без сомнения, – подхватил один из них. – И что же заставит ее отказываться от такого лакомого кусочка? Она не против выгоды.
– Дешевые работники, – ответил Уинтроп. – Женщины и дети.
Раздался всеобщий стон, мужчины потянулись за бокалами и снова откинулись в креслах.
– Опять это, – проговорил один из членов правления, одним глотком покончив с выпивкой и со звоном поставив стакан. – Мне осточертело отменять сделки и терять деньги из-за какой-то чепухи, которая ранит ее дамскую чувствительность. Нечего заниматься бизнесом, если не хватает мужской твердости.
– Да и еще кое-чего мужского, – игриво добавил Линч. Все рассмеялись, но смех этот не был добрым.
– А может, хватит превращать Объединенную корпорацию в филиал Общества милосердия? – заявил Уинтроп; – Может, нашего президента пора заменить?
– Этого не произойдет, – сказал третий из директоров, сбивая пепел с сигары в ближайшую хрустальную пепельницу. – Пустые слова, и мы зря теряем время.
– А как вы отнесетесь к тому, что у нас есть средство, чтобы заставить ее принять решение удалиться из правления? – с кривой ухмылкой проговорил Линч. – И мы можем гарантировать, что после заседания правления ее мнение не будет значить ничего в руководстве Объединенной корпорации?
Трое директоров переглянулись и передвинулись на край кресел.
– Что у вас есть?
Линч понимающе взглянул на Уинтропа, и злая улыбка пробежала по его губам, когда он перевел взгляд на остальных.
– Грязь. Что же еще?
Коннор, прибывший на следующее утро в «Вудхалл», выглядел отдохнувшим, уверенным в себе и до отвращения красивым. За ним по пятам следовали репортеры из трех ведущих городских газет. Среди суматохи и суеты, царивших в главном холле пансиона, его дожидались Беатрис с Присцил-лой, кандидат Джон Незертон и директор «Вудхалла» Ардис Герхардт. Как только адвокат вошел в двери, Беатрис принялась изучающе разглядывать его темно-серый пиджак, брюки в тончайшую полоску с аккуратно заутюженными складками и безупречный шелковый галстук. Ее раздражал его безупречный внешний вид. Пэнси из «Восточного дворца» была права – должен существовать закон, по которому внешний вид мужчины соответствовал бы его внутренним качествам. Коннор поднял глаза, поймал ее взгляд и улыбнулся. Она отвернулась и решила больше не смотреть на него.
Женщинам, проживающим в пансионе, необходимы и еда, и одежда, и пристанище, – объясняла Ардис Герхардт, начиная экскурсию. Чтобы удовлетворять каждодневные запросы почти сотни людей, требуются хорошая организация и объединенные усилия персонала и самих проживающих. Каждой женщине, принятой в пансион, даются сменные задания – готовка, уборка, стирка, шитье и уход за детьми.
Они вошли в большую кладовую для белья, в которой полки с простынями, одеялами и полотенцами покрывали стены от пола до потолка. Заведующая остановилась у большого, освещенного солнцем стола посередине комнаты и обратилась к женщине с изможденным лицом, которая штопала пожертвованные кем-то простыни.
– У нас здесь посетители, Винни, – сказала она. – Ответь, пожалуйста, как долго ты здесь живешь?
Винни на минуту задумалась.
– Два месяца.
– А как вы сюда попали? – спросила Беатрис.
– Спустился ангел и вытащил меня из-под моста... и троих моих детей. – Женщина застенчиво улыбнулась Беатрис. – У моего мужа была парикмахерская на Десятой авеню. А потом он заболел воспалением легких и умер, а скупердяй домовладелец забрал все: и помещение, и все инструменты моего мужа – ну там бритвы, ножницы, – в уплату за наше проживание. Он нас выгнал, и мы жили на улице... пока нас не ограбили. Некуда было идти. – На ее глазах выступили слезы, и она заморгала, удерживая их. – Никогда не забуду, как здесь, в самый первый вечер, нам давали печенье, только что из печи. Дети вели себя так, словно они никогда в жизни его не видели, – ели и ели, пока им не стало плохо. У нас была чистая постель в собственной комнате... просто рай. Вот мисс Герхардт... это и есть наш ангел.
Беатрис стояла сбоку, наблюдая за Коннором, и почувствовала удовлетворение, когда заметила какую-то неловкость, промелькнувшую на его лице. Мужчины должны испытывать неудобство, сталкиваясь с неравенством и недостатками в обществе, которое создали для себя и которым управляли по своему усмотрению.
Они продолжили осмотр, Коннор шел, наклонив голову и сцепив за спиной руки, а она пыталась угадать, о чем он сейчас думает... Как, каким способом можно убедить его выступить на защиту женщин, в действительности поверить в дело, поддерживать которое сейчас его просто заставили?
Их следующая остановка произошла на кухне, где они увидели Джеффри, уставившегося на экскурсантов из-за огромной груды нечищенной картошки.
– Ну-ка, ну-ка, – сказал Коннор, подходя поближе, чтобы оценить результаты труда Джеффри. – А ты, кузен, оказывается, обладаешь многими талантами.
– Господин Джеффри... он учится, – объявила толстуха Нора, главный повар в пансионе, и начальственно похлопала юношу по плечу. – Если бы нам еще удалось отвлечь его от флирта с девицами...
Джеффри залился краской до самых ушей.
– Я... я... – Он взглянул на Присциллу, которую поразили слова поварихи. – Я просто дружелюбный и ничего не могу с этим поделать.
Коннор посмотрел на Присциллу, не сводившую глаз с Джеффри, а потом перевел взгляд на Беатрис.
– Ну что ж, каждый из нас несет свой крест.
Нора хмыкнула и повела всех в столовую, где продолжала рассказывать о распорядке рабочего дня:
– Мы готовим и подаем еду три раза в день... кормим по две смены за раз. Здесь помогают все женщины по очереди – чистят, потрошат, месят...
Оттуда все перешли в большую швейную мастерскую, где на столах были разложены куски ткани и жужжали ножные швейные машинки.
– Одри – наша главная портниха. – Ардис Герхардт представила худощавую женщину с печальными глазами, в облике которой чувствовалась былая элегантность. – Она пришла к нам несколько месяцев назад, не имея ничего, кроме одежды. С тех пор Одри организовала эту мастерскую и теперь следит за тем, чтобы все были прилично одеты. – Ардис улыбнулась женщине, и та слегка поклонилась. – Но скоро она нас покидает... будет работать на производителя одежды, помогать разрабатывать новые модели готовых женских вещей.
Одри помрачнела.
– Не могу говорить об успехе, пока не верну своих детей.
– Ваших детей? – спросил Джон Незертон. – А где они? Портниха с тоской и надеждой посмотрела на гостей.
– У моего бывшего мужа.
На минуту воцарилась тишина: все поняли, что видят перед собой разведенную женщину. Джон Незертон невольно отступил назад, прежде чем справился с собой. Беатрис, заметив, как вздрогнула при этом Одри, сделала шаг вперед и протянула ей руку.
– Меня зовут Беатрис фон Фюрстенберг. Одри, расскажите мне о ваших детях. Может, я смогу чем-то помочь.
– Только если вы богаты как Крез. – Одри оценила элегантную одежду и аристократические манеры Беатрис и добавила: – И имеете нескольких судей в кармане.
– Почти так, – ехидно взглянув на Беатрис, произнес Коннор. – Если вы не против, расскажите нам, пожалуйста, как вы сюда попали.
– Это долгая история, сэр, и не слишком веселая. Я была замужем за богатым бизнесменом в Пофкипси. После того как мой отец умер и оставил мне значительную сумму денег, мой муж решил, что я больше не соответствую его требованиям. Все, что я унаследовала, по закону переходило в его руки, и теперь, чтобы избавиться от меня, потребовалось только заключение какого-то подозрительного старика врача, где было написано, что я сумасшедшая, и соучастие судьи. Этот тоже был другом моего бывшего мужа. – Взгляд ее стал отстраненным, словно она опять вернулась в прошлое. – Я была на заднем дворе, выбивала ковры вместе с приходящей служанкой, когда они пришли. Я еще, помню, подумала: «Он сегодня рано явился на обед и разозлится, что ничего не готово». Но муж привел с собой двоих полицейских, и те заковали меня в наручники на глазах у детей. Я просила его... умоляла... – Она утерла слезинку, а потом, словно захлопнув дверь в прошлое, покончила с мучительными воспоминаниями. – Он упрятал меня в сумасшедший дом и получил развод. – Горькая улыбка появилась на ее лице. – Но видно, я была не так уж безумна, и меня поставили заведовать прачечной больницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41