Боже праведный! И зачем только он сделал это!Остановив коня в нескольких ярдах от входа в королевскую палатку, Пэкстон, вместо того чтобы спешиться, остался в седле и пытался сообразить, как ему поступить дальше.Он безоговорочно поверил Алане, когда она сказала, что Гилберт толкнул ее в реку. Но когда она говорила, что собственноручно убила Гилберта, — тут, конечно же, она лгала. Истинными убийцами скорее всего были Рис и его сыновья. В этом Пэкстон ничуть не сомневался. Но как убедить Генриха в этом?Ведь утверждения Аланы, что Гилберт сам по себе утонул, делали ее одной из соучастниц преступления. И потом, почему, собственно, Гилберту нужно было убивать ее? Пэкстон опасался, что Генрих не поверит ее словам о замыслах Гилберта и скорее всего во всем обвинит Алану. Без сомнения, в таком случае ее повесят.Его клятва.Пэкстон понимал, что оказался заложником собственного слова. Хотя, с другой стороны, из всех вассалов Генриха, явившихся нынче на Честерскую равнину, только один Грэхам знал о признании Аланы. Пэкстон мог попросить своего друга забыть об услышанном. Грэхам скорее всего подчинится, и тогда преспокойно можно было бы вместе с Аланой возвратиться в крепость, где и начать новую жизнь.Может быть.Но Пэкстон уже не мог доверять ей. С самого начала она обманывала его, и в конце концов Пэкстон даже поверил, что ее муж и вправду утонул.Кроме того, в день их свадьбы она удрала от него, намереваясь уйти вовсе не в поселок к родственникам, но гораздо дальше. Теперь-то Пэкстон отлично понимал, что бегство объяснялось ее опасениями, что рано или поздно вся правда об убийстве Гилберта откроется.Но Пэкстона также интересовало еще и вот что. Были ли чувства Аланы, которые она испытывала к нему во время тех восхитительных дней и ночей, что провела с ним в одной постели, искренними или же она сбивала его с толку, подготавливая очередной побег?И еще один момент.Кусок ткани от туники. Судя по всему, кроме тех, кого он подозревает в убийстве, есть и еще кто-то, знающий, что Гилберт был убит. Кто бы ни положил клочок доказательства ему на постель, но этот «кто-то» наверняка хотел, чтобы двуличность Аланы сделалась для Пэкстона очевидной. Поэтому Пэкстон сомневался, что сей доброхот будет спокойно поджидать, пока ложь Аланы не сделается известной Генриху.Кто же это?Может, один из его собственных солдат, прежде боявшийся обнаружить свое знание? Или один из соплеменников Аланы? Может быть, кто-то не хочет простить ей новое замужество?Мэдок?Гвенифер?Олдвин?Но какую же при этом могли они преследовать цель?— Ну и ну! Разрази меня гром, если это не Пэкстон де Бомон! Мне казалось, я видел тебя едущим бок о бок с какой-то уэльской шлюхой. И какими же судьбами ты здесь?Сразу узнав этот голос, Пэкстон обернулся.— А, так, значит, змея выбралась-таки из своей норы? — — сказал он прищурившись и глядя сейчас на сэра Годдарда. Этого рыцаря он хотел сейчас видеть меньше всего. — Я непременно сообщу Генриху о том, что в тюрьме Честерского замка следует сделать более надежные запоры.— Не трудись, — сказал Годдард. — Именно Генрих и выпустил меня из тюрьмы.— Минутная ошибка, я уверен, — сказал Пэкстон, слезая с коня.Сэр Годдард загородил проход Пэкстону и нагло улыбнулся тому в лицо.— У тебя нет ни власти, ни силы держать меня в тюрьме.— Все, что происходило с тобой, было результатом королевских решений. Однако если ты сейчас же не уйдешь с дороги, то именно я определю твою судьбу! Отойди немедленно, пока я не потерял терпения. Ты однажды уже имел возможность узнать, каков я в гневе. Или, может, желаешь повторения? — Пэкстон нахмурился. — Насколько я помню, мой кулак встречался с твоим лицом не один раз, а около полудюжины. Если не хочешь испробовать опять, поторопись убраться отсюда.Сэр Годдард отошел с пути Пэкстона. — Как великий хозяин желает, — язвительно произнес он.Пэкстон сделал вид, будто не расслышал самых последних слов рыцаря. Отдав поводья одному из часовых, Пэкстон, обратившись к другому часовому, назвал свое имя. Часовой поднырнул под палаточный полог, а через несколько секунд возвратился и попросил Пэкстона войти.Пэкстон заколебался.Следует ли ему это делать? Или нет?С одной стороны, он давал присягу, но с другой — речь шла о жизни Аланы. От напряжения он даже стиснул зубы. Желает он того сам или нет, Пэкстон обязан подчиниться обстоятельствам.Он шагнул внутрь палатки.Почему же в таком случае ты не скажешь ему правду?Ходившая из угла в угол палатки Алана остановилась и повернула голову в сторону Мэдока, который мог свободно входить и выходить отсюда. С момента приезда она впервые осталась наедине со слугой и впервые они могли свободно поговорить.За час, прошедший с момента, когда она видела Пэкстона, к ним подъехала повозка, посланная по приказу Генриха. Там были три палатки и несколько соломенных постелей. Парусиновые конструкции имели разные размеры: самая маленькая палатка предназначалась Гвенифер, самая большая — людям Пэкстона, а также Мэдоку и отцу Джевону. Средняя палатка предназначалась для нее и — она полагала — для ее мужа. Эту последнюю раньше прочих установили и натянули. Алану поместили внутрь, а около входа поставили часового.— Почему я не рассказываю ему правды? Да потому, Мэдок, потому что именно я, а не кто иной, должна предстать перед Генрихом, — пояснила Алана.— Почему?— Если я буду утверждать, что сделала это в целях самозащиты, то у меня будут определенные шансы на королевскую снисходительность. Я расскажу Генриху, как все происходило на самом деле, однако ни про Риса, ни про кузенов не упомяну, иначе Генрих будет полагать, будто речь идет о крупном заговоре против его вассала.— Но вы очень многим в таком случае рискуете, — сказал Мэдок. — Если не хотите называть Генриху действительных участников убийства этого скота, назовите мое имя. Я уже достаточно пожил на свете. Если вас повесят, мне будет очень жаль. Вы еще такая молодая.Предложение слуги растрогало Алану. Он многие годы верой и правдой служил ей, а еще раньше отлично служил ее отцу. Не было у нее более преданного слуги, чем Мэдок. Нет, она не может допустить, чтобы он взял всю вину на себя.— А какую же ты назовешь причину убийства Гилберта? — спросила Алана.— Скажу, что защищал вас.— Это ведь будет означать, что в тот день ты тоже был возле реки. Я уверена, что Генрих спросит, почему Гилберт пытался убить меня, когда тут же рядом находился свидетель. Ну, а если Генрих еще спросит у тебя, каковы были твои отношения с Гилбертом, что тогда ты скажешь?Мэдок криво усмехнулся.— Вы же отлично знаете, что я ненавидел его.— Да, но ты что же, так и намерен ответить Генриху? Если да, то твоя участь предрешена. И кроме того, в твоих словах Генрих увидит намек на заговор против его вассала. А если ты солжешь и скажешь, будто уважал Гилберта, твои показания легко будут опровергнуты. Говорят, что Генрих чрезвычайно проницательный человек, а тебя, Мэдок, так легко вывести из душевного равновесия. Ты наверняка не сможешь промолчать, когда речь зайдет о тех людях, что пытаются отнять у нас наши земли. Ты ведь ненавидишь всех нормандцев и также ненавидишь их короля. А норов Генриха известен. Как только ты позволишь себе что-нибудь в этом роде — а я в этом не сомневаюсь, — он, пожалуй, прикажет убить тебя на месте. Так что нет, Мэдок, я не позволю тебе оговаривать себя. Именно я должна предстать перед ним. Я одна, и более никто.И быть ей одной, потому что Алана очень сомневалась, что Пэкстон захочет свидетельствовать в ее пользу.И зачем только он вошел в ее жизнь! Алана никогда раньше не испытывала такой боли. Так его любить — и знать в то же время, что он отнюдь не разделяет ее чувств. Боль в груди была невыносима. Ну хоть когда-нибудь это кончится?Только с ее смертью, решила она.Алана услышала рядом с палаткой голоса. Полог поднялся, и Пэкстон вошел внутрь. Он сперва посмотрел на нее, затем его взгляд остановился на Мэдоке.— Оставь нас, пожалуйста, — сказал он.Тон его был сдержанным, и Алана почувствовала холодок страха, пробежавший у нее по спине.— Но вы ведь не можете допустить, чтобы этому делу был дан ход, — сказал Мэдок и, сощурившись, посмотрел на Пэкстона. — Она…— Мэдок! — крикнула Алана, полагая, что слуга намерен сейчас все выболтать. — Мой муж попросил тебя выйти отсюда.— Ну-ка, ну-ка, — перебил ее Пэкстон. — Что это ты намеревался только что сказать, Мэдок?Взглядом, исполненным мольбы, она впилась в Мэдока, умоляя его не говорить ничего, что может выдать ее план. В ответ Мэдок плотно сжал зубы и посмотрел на Алану.— Так, ничего особенного, — объявил Мэдок, повернулся и выбежал из палатки.— Ну, ты хотел о чем-то со мной поговорить? — спросила Алана, как только они с Пэкстоном остались вдвоем.— Я только что разговаривал с Генрихом. Через некоторое время мне велено привести тебя к нему.Алана осознала приближение опасности. Однако она постаралась справиться со своими чувствами и сохранить предельное спокойствие.— И какова же была его реакция на твои слова о том, что я убила Гилберта?— Не был удивлен этим сообщением, но и обрадован тоже не был.— Стало быть, он разгневался?— Ну, мне доводилось видеть его и более сердитым. — Пэкстон склонил голову и изучающе посмотрел на нее. — Ты ведь, кажется, говорила, что не боишься предстать перед ним? Если это так, какое тебе дело до его настроений?Сердце Аланы часто и сильно забилось.— Я вовсе не боюсь предстать перед ним, — заявила она. Может, если бы она повторила эти слова несколько раз вслух, ей удалось бы поверить, что все это так, в сущности, и есть. А может, и не удалось бы, кто знает. — Мне просто хотелось узнать, чем все это может кончиться.— Грозит виселица, — прямо сказал Пэкстон. Она уставилась на него. Алана поняла, что все очень серьезно. Она сглотнула слюну, и ей показалось, что она проглотила и свое сердце.— Думаешь, он не поверит моему рассказу?— Ну, поскольку ты вознамерилась говорить ему неправду, то можешь быть совершенно уверена, что он тебе не поверит.— Но это вовсе не ложь! — продолжала упорствовать Алана.Пэкстон действовал стремительно. Он схватил ее за плечи и резко привлек к себе.— Твое упорство и повторение этой лжи — сущая глупость, Алана, — сказал он. — Твоя жизнь сейчас находится под угрозой. Достанет ли у тебя мозгов понять, что именно я тебе говорю?— А не все равно?Этот ее простой вопрос сбил Пэкстона с толку.— Что?— А не все равно тебе, выживу я или буду казнена?— Какую ты чушь говоришь! — сказал он, не скрывая собственного изумления. — Мне вовсе не все равно. Менее всего я хочу, чтобы тебя казнили.— Почему?Он еще более нахмурился.— Потому как ты не сделала ничего такого, за что полагается казнь.Она, конечно, рассчитывала совсем на другой ответ. И хотя она рисковала сейчас услышать слова, способные вовсе ее раздавить и смять, тем не менее не смогла удержаться и не спросить:— А как же наши отношения, Пэкстон? Что, если король будет ко мне снисходителен, захочешь ли ты в таком случае, чтобы я оставалась твоей женой?— Мы же поклялись быть вместе, «покуда смерть не разлучит нас». Так оно и будет.— Ты мне не ответил, — перебила она его. — Я хочу знать, простишь ли ты меня за то, что я говорила тебе неправду о смерти Гилберта? Могут ли между нами быть опять нежные чувства?Он внимательно посмотрел на нее.— Если честно, то я даже и не знаю теперь. Доверие уже исчезло. А возникнет ли оно снова — время покажет.Алана почувствовала, что сердце ее сжалось. И зачем только она завела этот разговор? Тем более что, скорее всего, ее все-таки повесят. Зачем усугублять и без того трудное положение?— Знаю лишь одно, Алана. Если ты не расскажешь правду, тебе едва ли доведется узнать, что нас с тобой ждет в будущем.«И все же пока остается надежда», — подумала она. Ведь он оставил надежду, ведь не сказал, что у них теперь отношений быть не может. Может, дело в том, что у нее более определенное мнение относительно того, что именно ее ожидает?— Ты хочешь, чтобы я сказала, что Рис убил Гилберта? Я правильно понимаю?— Если он убил, то да.— Ну вот, представь, что я говорю Генриху, что Рис, мой дядя, убил Гилберта… Что сделал это исключительно для того, чтобы отомстить ему за попытку убить меня. Можешь ли ты уверить меня, что Генрих не расценит это как попытку заговора, тем более что, находясь в полном здравии и твердом уме, я обманула его, заверив, будто Гилберт сам утонул?— Этого я не могу обещать.— Почему?— Потому что тебе придется объяснить, почему Гилберт желал твоей смерти.Алана понимала это все и сама. Ей просто хотелось услышать от него подтверждение.— В таком случае правда такова, как я тебе и сказала: я убила Гилберта.Сжав зубы, Пэкстон закрыл глаза. Затем, открыв, он разжал руки, отпуская Алану.— Что ж, быть по-твоему. — И направился к выходу. — Пойдем же, Алана. — Он кивнул и приподнял для нее палаточный полог. — Генрих тебя ждет. Глава 21 Пэкстон был мертвенно-бледен. И на то имелись основания.Когда он и Алана вошли в палатку Генриха, они встретились лицом к лицу с сэром Годдардом. Рыцарь явился по приказу короля, чтобы дать показания относительно смерти Гилберта. Алану же по приказу Генриха попросили пока подождать снаружи. Ей сказали, что, когда понадобится, ее вызовут. Так она и осталась под конвоем.Пэкстону показалось странным, что Алане было запрещено находиться вместе с тем, кто свидетельствует против нее. А то, что Годдард будет свидетельствовать именно против Аланы, у Пэкстона сомнений не вызывало. Ведь она тем самым лишалась возможности по ходу разбирательства исправлять те ошибки, которые могли быть допущены. И хотя супруге не было дано возможности защищаться, Пэкстон решил, что будет выступать за Алану.— Ты мог бы мне рассказать, какие отношения сложились между сэром Гилбертом и леди Аланой? — спросил Генрих у рыцаря, который сейчас стоял возле Пэкстона и так же, как и Пэкстон, неотрывно смотрел на короля.— Да, — ответил сэр Годдард, — я вполне могу рассказать об этом. Не скажу, что они ладили друг с другом. Она была той еще женой, вечно пилила своего супруга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40