Брент с восторгом ловил крики Байрони. Он не знал, что она смотрела на него, когда он, сильно прогнувшись, глухо застонал. Он задрожал всем телом и услышал вдруг ее тихий шепот:— Я люблю тебя.Брент несколько секунд лежал в полном изнеможении, неспособный пошевелиться.— Тебе тяжело.Все еще не справившаяся с потрясением, Байрони ничего не сказала и лежала не шелохнувшись, когда Брент опустился рядом с нею. Он играл ее длинным локоном, наматывал его на палец и снова распускал.— Ты моя, Байрони, — проговорил он, и прозвучавшая в его голосе собственническая нотка вернула ее к реальной действительности.«Да, — мрачно подумала Байрони, — я его собственность».— И ты больше не будешь говорить об отъезде.По крайней мере пока.— Мне недостает запаха виски из салуна. Он пропитывал нашу квартиру. Помню, первый раз проснувшись в твоей постели, я почувствовала этот странный, резкий запах. А теперь мне его не хватает. Я хочу домой, Брент.Проклятие, он хотел того же! Он повернулся на спину и прикрыл рукой глаза. Байрони легла щекой ему на грудь, и он стал осторожно поглаживать ее волосы и спину.— Ты любишь меня, — сказал он несколько удивленно и с удовлетворением.Брент почувствовал, как Байрони напряглась, и прищурился.— Вы, женщины, — заговорил он, захватив в руку ее локоны, — готовы сказать что угодно ради достижения своей цели, разве я не прав? Прости, дорогая, — продолжал он, насмешливо растягивая слова. — Ведь ты леди, не так ли? Лорел тоже леди, по крайней мере ей нравится так считать. И если мне не изменяет память, она более страстная, чем ты.Байрони набрала в легкие воздуха, очень медленно отодвинулась от Брента и села в постели.— Разумеется, между вами обеими было столько женщин и леди, что мне теперь уже трудно всех вспомнить.На мгновение Байрони пожалела о том, что сохраняла до встречи с ним невинность. Иначе она могла бы сейчас посмеяться над ним.— Почему в тебе столько ненависти?— Ах, твой голосок даже дрожит? Очень впечатляет. Что бы ты ни думала обо мне, Байрони, ты принадлежишь мне. Мне одному. И не пытайся прикрывать свое тело. Уже поздно демонстрировать скромность, не правда ли?— Да, — согласилась Байрони, — это верно. — Она вытянула руки по бокам и, выгнув спину, тряхнула головой, рассыпав по спине волны доходивших почти до пояса волос. Брент с шумом втянул в себя воздух. — Так делают леди, Брент? — Она выпятила вперед грудь. — Или твои любовницы? Например, Селест?К собственному удивлению, Брент почувствовал новый прилив вожделения, но взял себя в руки.— У Селест грудь полнее, — заметил он с отсутствующим видом. — И соски темнее, и бедра, разумеется, пошире твоих. Есть за что подержаться.Байрони захотелось посмеяться над ним, отплатить ему тем же, но она не смогла — чувствовала себя потерянной и оскорбленной. Она выскользнула из постели и взялась за халат. Где же ее гордость?— Я солгала тебе, как ты догадался, — произнесла она холодным, отсутствующим голосом. — Я ненавижу тебя.Брент, не отрывая глаз, смотрел на Байрони. Дыхание перехватило.— Но зачем же ты сказала, что любишь?Потому что люблю, но ты меня не любишь, и я не хочу, не могу дать тебе такую власть над собой.Байрони заставила себя равнодушно пожать плечами.— Ты сам дал ответ, Брент. Разумеется, чтобы получить то, чего хочу.— И чего же ты хочешь?Она опустила ресницы, чтобы он не увидел боли в ее глазах. Ее губы шевелились, но она не могла произнести ни слова.— Уверен, что довольно скоро ты скажешь мне, — бросил Брент и быстро поднялся. — Одевайся, Байрони. Мы и так уже опоздали к ужину. * * * — Брент! Слышал, слышал, что вы вернулись домой. Добро пожаловать.Брент пожал протянутую Джеймсом Милсомом руку, задержав взгляд на лице человека, который был одним из ближайших друзей и ровесников отца. Он выглядел стариком — лицо в морщинах, тонкие седые волосы. Неужели и его отец перед смертью был таким же старым?Брент проглотил подступивший к горлу комок. Десять лет — не малый срок.— Да, я вернулся в Уэйкхерст на прошлой неделе.Мне нужно поговорить с вами, мистер Милсом.— Я ждал вас, Брент. Садитесь, пожалуйста.Брент опустился в большое кожаное кресло напротив письменного стола красного дерева, за которым обычно сидел Джеймс Милсом, и обвел взглядом отделанный темными панелями кабинет.— Я хорошо помню письменный стол, и эти картины, — проговорил он. — Вы по-прежнему выставляете своих лошадей на скачки, сэр?— Да, действительно. Вот новая картина. — Милсом указал на изображение чалого жеребца для скачек на короткие дистанции. — Его звали Снаряд.Бедняга подох несколько лет назад. Хорошо, что удалось сделать его портрет. Думаю, это к лучшему — он на скачках сломал ногу. Ну да хватит об этом.— Начиз изменился, — заметил Брент. — Новые здания, шумные причалы, больше судов на реке.— Да. — Милсом покачал седой головой. — Пароход, на котором вы когда-то уплыли — «Леди Фортуна», — несколько лет назад взорвался. Идиот капитан поднял пары, чтобы похвастаться скоростью. И угробил человек пятнадцать. Как я понимаю, вы недавно женились. Примите мои поздравления.— Благодарю вас, сэр.Джеймс Милсом сел за письменный стол и теперь внимательно изучал сидевшего напротив молодого человека. Совсем мужчина, подумал, он словно стряхивая с себя воспоминания о красивом самоуверенном юнце, каким тот запомнился ему.— Ваш отец пожалел о том, что произошло, Брент, — сказал он напрямик, без предисловий. — Конечно, не сразу, уж очень он был рассержен. — От старика не укрылось движение Брента, машинально тронувшего пальцами шрам на щеке.— Он вам обо всем рассказал?— Да, и только я один знаю, что тогда произошло.Простите меня, Брент, за то, что я позволяю себе бередить старые раны. Но вы же пришли ко мне, чтобы поговорить об отце, не правда ли?— И о нем, и о других вещах, — вздохнул Брент. — На его месте я, вероятно, убил бы такого сына. Я был бы не слишком хорошим сыном?— Все в прошлом, Брент.— Да, он умер, и теперь слишком поздно пытаться что-то исправить.— Знаете, что он десятки раз перечитывал ваши письма к брату? Следил за успехами. Узнав, что вы открыли салун в Сан-Франциско, был очень рад за вас. Помню, с удовольствием говорил мне, что наконец-то вы осели на месте, наконец поладили с самим собой.Брент помнил то письмо, последнее из написанных им. Оно было проникнуто возбуждением, удовлетворенностью, надеждами.— Как жаль, что он не дожил до вашей свадьбы.Он очень бы порадовался.— Думаете? Я не уверен. Возможно, он представлял себе моего сына, в далеком будущем, в постели с новой соблазнительной молодой женой отца. Иронический итог, воздаяние конечной справедливости.— Не могу представить, чтобы вашей молодой жене вздумалось умереть, — сухо заметил Джеймс Милсом.— Как и я не мог представить, что умрет моя мать.Милсом, нахмурившись, откинулся на спинку кресла.— Я думаю, пора избавляться от чувства вины, Брент. Сам я вас, разумеется, не осуждаю, и ваш отец тоже перестал осуждать очень скоро после вашего отъезда. Лорел… — он помолчал, тщательно подбирая слова. — Не считаю, что разумно, как для мужчины, так и для женщины избирать себе спутника жизни за пределами своего поколения. Ваш отец осознал свою ошибку очень быстро. Правда, не раньше, чем застал вас в постели с Лорел. После этого он никогда не был близок с нею.— Почему? Потому что я ее осквернил?— Нет, потому что переживал из-за своей глупости и слепоты. Послушайте, Брент, ваш отец провел последние годы не в одиночестве. Он нашел себе другую и был счастлив.Брент подался вперед в кресле.— Я не стану называть вам имя этой леди. Достаточно сказать, что он был осмотрителен, и опять-таки я единственный человек, кому он доверил свою тайну.— Вы меня утешили, — заметил Брент. — Видит Бог, он этого заслуживал. Если бы только я не был таким эгоистом, если бы понимал…— Мне никогда не доводилось встречать восемнадцатилетных юношей, которые были бы святыми, Брент. Ну а теперь должен сказать тебе кое-что. Я виделся с вашим отцом перед самой его смертью. Он хотел написать вам письмо.., как я думаю, очистить свою и вашу душу. Но на это уже не оставалось времени. К сожалению. Что же касается его завещания, то он поначалу лишил вас наследства, но очень скоро, года через два, изменил решение.Письмо. Да, подумал Брент, сцепив пальцы, жаль.— Будь я на месте отца, я сделал бы своим наследником Дрю.— Ваш брат не интересуется ничем, кроме живописи, вы же знаете. Что до Лорел, я нахожу весьма небезынтересным то, что он, так сказать, передал ее в ваши руки.— Над этим я пока еще не думал. — Брент помолчал, потом осторожно проговорил:— Есть и еще одна причина моего визита к вам, сэр. Речь идет о Фрэнке Пакстоне.— А, да, разумеется.— Уверен в том, что управляющий Уэйкхерста годами набивает себе карманы, в особенности с того времени, как заболел отец.— Вы, вероятно, правы, но доказательствами я не располагаю. Больной хозяин или хозяин в отъезде — вот причина подобных вещей, сами понимаете. На вашем месте, Брент, я просто уволил бы этого парня.Но кто тогда станет управлять плантацией?— Сначала я с удовольствием свернул бы ему шею.Пакстон пользуется услугами вашего банка?— Нет, он вовсе не дурак. Скажите, ваша жена с Юга?«Не дурак и я», — подумал Брент, хорошо понимая, куда гнул мистер Милсом.— Она провела отроческие годы в Бостоне, а в прошлом году вернулась в Калифорнию.— Значит, наши традиции ей непонятны.— Да, совершенно. Но сказать правду, и я понимаю здешние порядки не лучше ее. И откровенно говоря, не представляю, как следует поступить.— С Уэйкхерстом?— Да, и с Лорел, как я уже сказал.— Я, разумеется, могу помочь найти нового управляющего.Брент нетерпеливо взмахнул рукой:— Дело не в этом. Мне кажется, я стал в некотором роде аболиционистом. Вам, конечно, известно, что Калифорния стала свободным штатом. Я больше не могу терпеть тех вещей, которые здесь происходят.— Вы знаете не хуже меня, Брент, что реальных изменений не произойдет, пока полностью не изменится вся экономическая ситуация. Дело только в этом. В экономическим смысле Юг не может существовать без рабства.— Я не смогу в этом участвовать.— Да, это серьезно. И что же вы намерены делать с вашим наследством?Брент с унылой улыбкой покачал головой:— Не вижу ничего другого, как вернуться в Калифорнию во главе пяти сотен освобожденных негров.— Это тоже серьезно. Прямо не знаю, что посоветовать. Я банкир, и все мои активы напрямую связаны с институтом рабства, но я не стану говорить громких слов о том, к чему вас обязывает право по рождению и солидарность с другими плантаторами.Может быть, стоит продать плантацию?— Неграм от этого не станет легче.— Вы говорили об этом с Лорел?Брент покачал головой, поднимаясь из кресла.— Надо обо всем как следует подумать. Благодарю за то, что меня приняли.Джеймс Милсом тепло пожал Бренту руку.— Если снова захотите посоветоваться со мной, я всегда к вашим услугам.Брент задумчиво выехал из города, придерживаясь кромки высокого обрывистого берега, с которого открывался вид на Миссисипи. На какой-то пустынной полянке он остановился и привязал жеребца к нижнему суку крепкого дуба. Он медленно прошелся по краю обрыва, поглядывая вниз, на бурлившую мутную воду.Потом сел на землю, прислонившись спиной к древнему вязу, и вытянул ноги.Что ему делать?Он так глубоко погрузился в свои мысли, что не сразу заметил лошадь и всадника на ней. Подняв глаза, он вдруг увидел прямо перед собой особу в голубом бархатном костюме для верховой езды с очаровательно растрепанными ветром золотисто-каштановыми волосами под надетой набекрень шапочкой.— А, — не шевельнувшись, чтобы подняться, лениво произнес Брент. — Моя дорогая Лорел. Как это вам удалось меня разыскать? Глава 28 Сидя в седле, Лорел смотрела на Брента и чувствовала такую же непреодолимую тягу к нему, какую испытала в день его приезда в Уэйкхерст. Впрочем, нет, чувство на сей раз не было непреодолимым, сейчас она владела собой. Она долго любовалась им, не произнося ни слова: черные сапоги, блестящие, как его черные спутанные волосы, доходили ему почти до коленей, а мускулистые, крепкие бедра притягивали ее глаза как магнит. Лорел наконец взглянула ему в глаза, и ее передернуло от прочитанного в них сарказма. Она медленно спешилась и привязала лошадь рядом с жеребцом Брента.Он даже не поднялся! На месте Брента все знакомые Лорел джентльмены засыпали бы ее изысканными комплиментами. Она грациозно подошла к нему, похлопывая плеткой по юбке.— Не знаю, привязал ли бы я вашу лошадь рядом с ним, Лорел, — лениво заметил Брент. — Она приятная кобылка, а он вполне… — Не закончив фразу, он широко улыбнулся Лорел.— Я увидела вашу лошадь, — резко заговорила она. — И остановилась. Вы ездили в Начиз?— Да.— Зачем?Брент удивленно поднял бровь.— Это допрос?— А, так, значит, вы ездили к какой-то женщине? И теперь боитесь, что я расскажу об этом вашей женушке?— Вы знаете здесь какую-нибудь женщину, которая могла бы мне понравиться, Лорел?— Ах, перестаньте, Брент!— Я, — помолчав, сказал он, — ездил к мистеру Милсому. Он рассказал мне много интересного.— Могу представить! На вашем месте, Брент, я бы держалась подальше от этого старика. Ваш отец ему совершенно не доверял… Последние несколько лет они едва разговаривали друг с другом.Все еще улыбаясь, Брент недоумевал, почему Лорел клеветала на Джеймса Милсома. Уж не был ли он одним из клюнувших на нее глупцов?— Не слишком ли вы категоричны? Не беспокойтесь, Лорел, мистер Милсом джентльмен, а джентльмен никогда не позволит себе отозваться неуважительно о леди.— Не то что вы?— Не то что я, — мягко согласился он. — Вы хотели что-то сказать мне, Лорел? Или продолжите свою прогулку?Лорел помолчала. От нее не ускользнул взгляд Брента, на мгновение задержавшийся на ее груди. «Он по-прежнему восхищается мною, — подумала она, — по-прежнему хочет меня». Она хотела его тоже, хотела всегда, но на этот раз она должна действовать осмотрительно. Она всегда пользовалась своей красотой, своим телом, чтобы добиваться того, чего хотелось. Да и что остается женщине?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48